Не знаю, что

Не спеша бежит за хозяйкой воспитанный шпиц и вдруг -
стоп! - остановился как вкопанный у едва приметного бугорка,
завороженно внюхивается в почву и уже ничего другого не видит,
не слышит. Поводок натянут, но пес упирается с неожиданным
упрямством и лихорадочно скребет когтями землю - так быстро,
так бешено, что от мелькающих лап в глазах рябит. Что же там
такое он унюхал? Чем так взбудоражен? Что там ищет? Отчего впал
во внезапное неистовство, словно сейчас вот решается, быть ему
или не быть.
 
Наконец, хозяйка разозленно оттаскивает обезумевшую
собаку; та еще с минуту противится, оглядывается назад и
тоскливо взлаивает. Но уже через десяток метров напрочь
забывает загадочный бугорок и весело бежит себе дальше.
 
И мне бы так! Но оказалось, моя одержимость тобой сидит
во мне глубже и упорней сказочной репки. Потребовалось десять
измотавших меня лет, чтобы оттянуть себя подальше от
колдовского твоего лица.
 
Наверное, тебе доводилось видеть, как на широких
литовских пляжах дети день за днем сосредоточенно пересыпают
песок, чтобы найти вожделенную кроху янтаря. И некоторые
находят! Как радостно они тогда орут и скачут!
 
Я же из тех, кто уезжает восвояси с пустыми руками.
Горько мне, горько!
 
Но еще горше, еще мучительнее другое: не досталось мне
то несказанно желанное, что мерещилось и мерещится за черным
зеркалом твоей красоты. То, без чего и жизнь не в жизнь и
радость не в радость. А что это такое, понять не могу. Да и
есть ли оно в тебе? Да и есть ли оно на свете? Может, это
только мара, марево, морок?
 
Устал я рыть свой заклятый бугорок. Я перестал его
рыть: с годами остудила меня бессмысленность маниакальной моей
устремленности.
 
И все же я не спасся. Бывает, ночью в мой самый
потаенный сон прокрадывается твой темный беззвучный образ и
зачем-то тихо точит еще живое дерево моей души.
 
11.9.1986