Смысл бессмысленного героизма

Огромные толпы лондонцев просто обезумели от восторга,
когда в почетном полукруге военных кораблей показался парус
Фрэнка Чичестера. Ведь он в одиночку прошел через многие
воистину смертельные опасности кругосветного плавания на своей
хрупкой яхточке. Вообразить только - в одиночку среди грозного
океана! Если бы в эти минуты спросить у одного из встречавших:
"Как вы думаете, а зачем это было нужно Чичестеру?", на вас
посмотрели бы с недоумением. Побуждения старого моряка кажутся
настолько естественными, что мало кто задумывается над ними. Но
каковы, же они? Вряд ли теоретические или практические
результаты подобных авантюр настолько значимы для ближних или
для всего человечества, чтобы ради них ставить на карту жизнь.
К сути дела подводят пушкинские строки:

 "Все, все, что гибелью грозит,
 Для сердца смертного таит
 Неизъяснимы наслажденья -
 Бессмертья, может быть, залог".

В чем же тайна этого наслажденья? На ответ можно
набрести, если вспомнить о потрясающем открытии Фрейда, которое
он несколько неуклюже назвал "комплексом неполноценности".
Позднее выяснилось, что комплекс неполноценности омрачает не
только сексуальную, но и социально-психологическую жизнь
человека. Он характеризует самооценку и самочувствие индивида в
его соотнесенности с другими людьми, с их дарованиями и
достижениями. Думаю, комплекс неполноценности возник тогда,
когда появилось индивидуальное сознание.
 
Но недовольство испытываешь не только при сопоставлении
себя с другими. Ущербность человека коренится уже в самой его
двойственной и двусмысленной природе - ни плоть, ни дух, ни
тварь, ни Бог. Смертность смертного оставляет в его душе
неизбывную горечь. Не удивительно, что вместе с индивидуальным
сознанием мог возникнуть и другой, более редкостный глубинный
комплекс - комплекс человеческой ограниченности. Он
характеризует самооценку и самочувствие человека в его
соотнесенности с могучими стихиями вечной Вселенной, с
неограниченными возможностями некоего воображаемого Абсолюта, с
предвечным Творцом неба и земли. Только редкостные личности
стремятся преодолеть ограниченность человеческой природы и
бросают бунтарский вызов тому, что (кто) неизмеримо превосходит
его по своим возможностям. Такой высший герой, я бы сказал,
герой метафизический утверждает себя и вместе с собой нашу
общую человеческую природу не перед лицом другого смертного, а
перед лицом стихий и ликом Творца. Что говорить, состязание с
превосходящими силами переходит порою в борьбу с их Создателем,
переходит в богоборчество. В таком случае меняется
направленность героизма, но героизм как таковой остается.
 
Если преодоление комплекса неполноценности происходит
на социальном уровне, то преодоление комплекса ограниченности -
на уровне метафизическом.
 
На социальном уровне "бессмысленные" героические
поступки совершаются на глазах у других - публики, друзей или
любимой женщины. Это героизм ради славы или, по крайней мере,
ради одобрения. Подобное геройство используется как весьма
рискованный, но беспроигрышный способ обрести чувство
собственного достоинства, а вернее, своего достоинства в глазах
других смертных. Недаром говорят, на миру и смерть красна.
 
Совсем иное дело - вести себя героически, даже не
надеясь на славу или хотя бы одобрение "своих". Человек готов
погибнуть и решается погибнуть "за идею". Это героизм
метафизический, если не религиозный. В скольких книгах или
кинофильмах показана такая ситуация: фашисты схватили партизана
или подпольщика. Под страхом пыток у него требуют пойти на
предательство и выдать товарищей. Упорство арестованного
бессмысленно, так как о его стойкости никто не узнает. Более
того, под гнусным документом будет стоять его подделанная
подпись, и в глазах соотечественников он навеки останется
предателем. Благодаря же настоящему предательству он мог бы
остаться в живых. И все же вопреки здравому смыслу человек
решается на испытание огнем и железом. В силах ли он выдержать
испытание огнем и железом, это вопрос другой, но ясно одно -
человек решился на героический поступок, чтобы утвердить себя
перед собственной совестью, а значат, перед Богом. Этот
поступок знаменует собой отрицание собственной духовной смерти
и защиту ценностей, лежащих в основе личности; в отличие от
первого случая, здесь встречаешься с уже сформировавшимся
человеческим достоинством. Ясно, что далеко не всегда "герой
славы" способен на дела, которые по плечу "герою совести".
 
Так или иначе, видеть разных героев, знать о них,
преклоняться перед ними людям необходимо. Это внушает им
гордость за род человеческий, к которому они принадлежат. Это
внушает им надежду на чудо собственного преображения. Ведь
велика подспудная жажда в вспышке героизма преодолеть свой
глубинный унизительный страх и в эти прекрасные минуты духовной
победы почувствовать себя богоподобным.
 
1978