Ода Зинаиде Серебряковой

Чудная, чудесно витальная художница! Ее живопись всегда
одаряла меня благодатной полнотой бытия. Среди ее картин
испытываешь повышенное, озонное чувство жизни, как это бывает
среди лесистых гор.
 
Воистину художница счастья! Да и сама она художница
счастливая, несмотря на пережитые лишения и горе. Счастливая,
поскольку всегда следовала своему призванию и выполнила его.
 
Как ей это удалось? Попытаюсь отыскать разгадку в ее
творчестве и жизненном поведении.
 
В детстве и юности Зинаида Серебрякова была щедро
обласкана Фортуной, и это дало ей силы в зрелые и поздние годы
достойно претерпеть жестокую немилость истории. Принадлежать к
большому дружному клану, где создавалось и культивировалось
искусство, с самого рождения (1884 год) попасть в семейную
среду, исключительно благоприятную для развития живописного
таланта - что это, как не царский подарок судьбы, о каком и
мечтать не каждый отважится!
 
Три породнившихся фамилии выходцев из Италии и Франции
- Кавосы, Бенуа, Лансере - дали России такое обилие талантливых
архитекторов и художников, что его можно описать как
удивительное явление в истории мирового изобразительного
искусства.
 
Отец будущей художницы - известный скульптор-анималист
Евгений Евгеньевич Лансере. Мать, Екатерина Николаевна Бенуа, -
недурная портретистка. Дед по матери - незаурядный архитектор
Николай Леонтьевич Бенуа. Дядя по матери - знаменитый
живописец, искусствовед и мемуарист Александр Николаевич Бенуа,
один из основателей "Мира искусства". А еще один представитель
этого клана Евгений Евгеньевич Лансере - родной брат Зинаиды.
Впрочем, перечисление всех ее одаренных родственников заняло бы
слишком много места.
 
Многочисленное семейство Лансере-Бенуа жило и дышало
искусством. Искусство здесь переходило в форму существования. В
родительском доме Зины Лансере обитали рояль, фисгармония,
виолончель и скрипка. Здесь все без исключения музицировали.
Как во многих интеллигентных домах Петербурга, здесь обожали
театр, и каждый праздник - семейный или религиозный - радовал
его участников собственным театрализованным действом или
какой-нибудь забавной затеей. А посещение оперных,
драматических и балетных спектаклей - это уж само собой
разумеется!
 
Да не подумает читатель, что в семье Лансере
праздничность была отождествлена с праздностью! Здесь не только
любили искусство, но - главное - творили его. Творили в
ежедневном труде, упорно совершенствуясь в профессиональном
мастерстве. Для всех Лансере-Бенуа работа была не проклятой
обязанностью, а увлекательным способом самоосуществления. У
гимназистки Зины Лансере не было ни дня, когда ее альбом не
пополнился бы рисунком или наброском.
 
Особенно увлеченно и много работает она в имении матери
Нескучном (вот уж говорящее название!), расположенном на
границе Курской и Харьковской губерний. Здесь юной рисовальщице
живется хорошо как нигде. На фотоснимках тех лет Зина Лансере
предстает вместе с деревенскими ребятишками, а еще в окружении
родственников, прислуги, мужиков и баб. Эту ее сельскую жизнь
можно было бы назвать буколической, если бы она не проходила в
работе. Зина не расстается с красками и карандашами. Она рисует
все, что видит в своем Нескучном мирке,- сад, поле, кур, детей,
крестьянок... В юношеских зарисовках и акварелях уже проступает
то, что пленяет в зрелых работах Серебряковой,- свежесть
взгляда на живой мир и врожденная любовь к нему.
 
Зинаида Лансере не ограничивается домашним освоением
любимого ремесла. По окончании гимназии она посещала
художественную школу знаменитой княгини М.К. Тенишевой, немало
сделавшей для процветания русской культуры. Здесь занятия
продолжались всего лишь месяц- школа закрылась. Затем полтора
года Зина учится рисунку в студии О.Э. Браза.
 
А как быть дальше? Девушка оказывается перед первым в
ее жизни трудным выбором, типичным для талантливых женщин
двадцатого века,- стремиться к настоящему профессионализму или
остаться дилетанткой, надеясь на возможное семейное счастье.
Житейский опыт показывает, что примирить эти два устремления
крайне трудно, если вообще возможно. Зинаида принимает решение
продолжить свое художественное образование в столице живописцев
Париже. Разумеется, благодаря финансовой поддержке матери (отца
уже нет в живых).
 
Вместе с этим девушка делает и другой шаг, направленный
казалось бы, в едва ли не противоположную сторону,- речь идет о
замужестве. Ее избранник - кузен, сосед по Нескучному, тогда
еще студент Борис Анатольевич Серебряков. Их роман - вполне в
духе Бориса Зайцева, начиная с героев. Он - студент-путеец, она
- юная художница, оба - из небогатых помещичьих семей. Протекал
роман в южнорусских поместьях. "Музицировали, читали вслух,
играли в крокет и теннис, устраивали пикники, гуляли в
примыкающем к дому большом саду..." - рассказывает Татьяна
Серебрякова о своих родителях. Как тут не вспомнить и Владимира
Набокова?
 
С осени 1905 года Борис и Зинаида - муж и жена. Их,
двух хороших добрых людей, связывает не только взаимная любовь,
но и крепкая уважительная дружба. Их молодое счастье
произрастает среди митингов, забастовок, бунтов и
террористических актов первой русской революции. Но пока, слава
Богу, их скромные поместья не жгут и не грабят. Более того,
молодоженам удается совершить приятную и плодотворную поездку в
Париж. А затем - снова родина, снова Петербург и Нескучное.
 
Зинаида Серебрякова вовсе не намерена уклоняться от
извечного жизненного круга: став женой, она безотлагательно
готовится стать матерью. И очень характерен для нее снимок: она
стоит в саду; под широким платьем - большущий живот; на одной
руке пристроена палитра, в кулачке зажат целый букет кистей, а
другой рукой она пишет. Снимок символический! Отныне и до конца
дней ей предстоит сочетать два почти враждующих призвания-
художницы и матери. А ведь она человек не только тонкий и
впечатлительный, но и болезненный. Тем не менее истинная
художница становится истинной матерью, да еще и по нынешним
меркам многодетной: в 1906 и 1907 годах она родила двух
сыновей, а в 1912 и 1913 - двух дочерей. Каждый ее ребенок
по-своему красив и каждый "родился с карандашом в руке", как
говаривали в семье.
 
По роду службы Борис Анатольевич, став
инженером-путейцем, вынужден подолгу отсутствовать. На долю его
жены выпадают не только живописные задачи, но и великое
множество материнских и хозяйственных забот.
 
Где же Зинаида Серебрякова находит силы не только
справляться с ними, но также изо дня в день развивать и
совершенствовать свой изобразительный талант? Нет сомнений,
силы она черпает в любви. Да, ей много и во многом помогала
мать, ангел-хранитель ее семьи. Но без любви - в самом широком
смысле слова - одно из двух ее дарований, художественное или
материнское, неизбежно захирело бы. Зинаида Евгеньевна все
делала по любви и с любовью, будь то уборка дома, кормление
детей или грунтовка холста. Выполнение самых обыденных дел в
доме, саду или в поле воспринималось не как нудная обязанность,
а как освященные веками неизменные формы человеческого
существования, вполне достойные стать темой рисунка или
картины. Серебрякова и писала только то и только тех, что и
кого любила, а любовь, как известно, способна двигать горами.
"Ее вещи были талантливы, потому что она писала не только
рукой, но душой и сердцем, в которых трепетали самые высокие
чувства", утверждала Г.И.Тесленко, подруга художницы.
 
Под занавес 1909 года, оставшись с детьми на хуторе
неподалеку от Нескучного, Зинаида Евгеньевна создает свой
шедевр - картину "За туалетом", принесшую автору мгновенную
известность в столичной художественной среде. В этом необычном
автопортрете сосредоточились сильнейшие стороны художницы -
здесь ее особый типаж, ее стилистика, ее мироощущение. Прежде
всего, сразу же привлекает взгляд сама героиня картины. Это
нечто большее, чем автопортрет,- это не только преображенное
лицо самой Серебряковой, но и обобщенный облик других женщин ее
рода: брови удлинились, обретя чуткую трепетность; в изогнутых
губах затаилась утонченная безгрешная чувственность; разрез
глаз стал еще миндалевиднее, а крупные вишневые очи - еще ярче.
Это лицо средиземноморское и вместе с тем безоговорочно
русское. Красавица в зеркале замерла на миг, изумленная и
завороженная собственной красотой. Не влюбиться в нее
невозможно, и я влюбился с первого же взгляда. Да разве я один?
Смыслы этого утреннего лица двоятся и зыблются, но двоятся в
легкой гармонической нераздельности. Перед нами -
женщина-девушка, чистая, как первый снег, но уже ведающая о
прельстительной власти Эроса. Весь ее облик открыт и ясен, а
вместе с тем потаен и загадочен. В ней - свежесть жизни, в ней
- дивная женственность, в ней - сияющая радость юности, красоты
и близкой безоблачной любви.
 
В русской портретной живописи после Рокотова я не знаю
женского образа столь неодолимо чарующего, как этот,
сотворенный Зинаидой Серебряковой.
 
Благородная, одухотворенная молодость, обещающая
творческую полноту жизни, становится одной из основных
любимейших тем Серебряковой. Она создает собственный канон
обнаженного женского тела. Свою родословную он явно ведет от
могучих женщин Микеланджело, но о подражании здесь не может
быть и речи. Прежде всего, в серебряковских обнаженных нет
ничего мрачного и трагического. Они статны и крепки, но отнюдь
не мужеподобны. Они тоже полны силы, но силы чисто женской. В
них есть нечто античное и в то же время крестьянское, стихийное
и свободное. Их предназначение полно значительности - творить
жизнь во всех ее проявлениях, будь то любовь, материнство или
полевые работы.
 
Картина "За туалетом" знаменует начало вершинного
периода в творчестве Серебряковой, продлившегося до рокового
1917 года. Вторая основная тема тех лет - крестьяне и
крестьянский труд. Здесь художница выступает продолжательницей
традиций столь любимого ею Венецианова. Серебрякова отлично
знала крестьянский быт. Отнюдь не посторонний человек в
деревне, она всегда оставалась в добрых и устойчиво дружеских
отношениях с ее жителями. Она восхищалась здоровой красотой
парней и девушек. "Деревенские" картины Зинаиды Серебряковой не
имеют ничего общего с передвижническим бытописательством.
Рослые крестьянские девушки, истовые мужики, их трудолюбивые
жены предстают у Серебряковой в библейской высокой простоте, а
крестьянские работы - как завещанная еще прапрадедами
бытийственная необходимость, как священные действия,
исполненные почти ритуальной значительности. Крестьянские
образы Серебряковой по своему смыслу родственны простонародным
женским ликам Петрова-Водкина при всем различии их живописных
индивидуальностей.
 
Вступившая в "Мир искусства" Серебрякова и по сути
ближе к эстетике этого объединения, нежели к бескровному
формотворчеству тогдашних авангардных "измов". Похоже,
отвлеченно-теоретические установки в искусстве она воспринимала
как насилие над собой. Быть естественной, следовать, прежде
всего, велениям собственной творческой натуры - таково
стихийное кредо Зинаиды Серебряковой.
 
Временами ей казалось, что ее работы лишены
своеобразия. Странное и очевидное заблуждение! Думаю,
проистекает оно из вошедших в нашу плоть и кровь представлений
о том, что художественная оригинальность произведения или всего
творчества автора заключается в наборе формальных новаций,
очевидных и поддающихся описанию. Пора пересмотреть эту якобы
аксиому! Ложность ее уже в том, что признаки и свойства,
доступные нашему сегодняшнему осознанию и вербализации, мы
почему-то считаем всеми свойствами, исчерпывающими
индивидуальность творения или творца. Наш ограниченный рассудок
мы рассматриваем как божественно абсолютный орган познания.
Какая самонадеянность разума! По своим возможностям восприятие
куда богаче описательных возможностей человека. По мысли Льва
Толстого, настоящее мастерство себя самого делает незримым. Это
полностью относится к мастерству Зинаиды Серебряковой, к ее
творческому своеобразию. В своей стилистике она терпеть не
может каких бы то ни было педалирований, подчеркиваний,
восклицательных знаков. "Великая труженица", как ее называли,
достигла в своем искусстве изумительной естественности и
свободы дыхания. Надо твердо усвоить такую истину: своеобразие
далеко не всегда поддается осознанию и описанию, но оно
неизбежно чувствуется и ощущается - как тепловое излучение или
аура.
 
Впрочем, оригинальность моей героини начинается с
творческого шага вполне явного: она избегает всего некрасивого,
мелкого, пошлого, в чем уже нет полнокровной жизни. Она никогда
не изображает то, что ей этически или эстетически чуждо. Сюжеты
она выбирает по сродственности, по душевной расположенности.
 
В 1917 году завершился безоблачный период семейной
жизни Зинаиды Серебряковой. В хаосе революции больше чем на год
затерялся ее муж. Только в 1919 году, живя уже в Харькове, она
чудом узнает, что Борис Серебряков работает в Москве. Зинаида
Евгеньевна съездила за ним, но общесемейная радость оказалась
очень недолгой: сыпной тиф за несколько дней свел в могилу
горячо любимого мужа, надежную опору ее большой семьи. В этом
огромном горе вдове помогли устоять два ее могучих начала -
материнское и художественное. Зинаида Евгеньевна вместе с
матерью и детьми возвращается в Петроград, в ту опустевшую
квартиру, где радостно отзвучало ее далекое детство.
 
В эти тяжкие годы Серебрякову увлекают две живописных
темы - дети и балерины. Она создает целый ряд полных прелести
жанровых и портретных работ.
 
Мать избавила художницу от домашних дел, но никто не
мог избавить ее семью от голода. Она могла зарабатывать на
жизнь только своим искусством, но кто платил бы за него в
разоренной, обнищавшей и одичавшей России?! Видеть своих детей
вечно голодными было пыткой. Нужда заставляет Зинаиду
Евгеньевну вспомнить о Париже: где, как не там, можно живописью
заработать на хлеб и детям, и матери, и себе? Она принимает
поистине душераздирающее решение - спасти детей ценой долгой
разлуки с ними. В 1924 году художница уезжает в Париж на
заработки, как во время оно крестьяне на зиму уезжали в города.
Ей казалось, она расстается с родиной на месяцы, а получилось -
навсегда. В блистательной столице Франции Серебрякову ждут
борьба с бедностью, полупризнание-полузабвение, тоска. Слава
Богу, в 1925 году к ней приезжает сын Александр, а в 1928 -
младшая дочь Катя. Теперь они работают вместе, и живется им
веселее. Выпадали на долю живописца и такие настоящие радости,
как плодотворные путешествия по Марокко, и такие творческие
взлеты, как декоративные панно для виллы бельгийского
промышленника Брувера. Увы, художнице пришлось пережить гибель
этих панно во Второй мировой войне.
 
В 1960 году после тридцати шести лет разлуки Зинаиде
Евгеньевне посчастливилось увидеться в Париже со своей дочерью
Татьяной, тоже художницей.
 
Итогом долгой творческой работы Зинаиды Серебряковой
явилась ее большая персональная выставка в мае 1965 года в
Москве. Так произошло возвращение мастера на родину и вместе с
тем возвращение мастера родине. Эту выставку в том же году
открыли в Ленинграде и Киеве. Обитая в Париже, престарелая
художница принимала живейшее участие в подготовке этих
вернисажей, но увидеть их ей так и не довелось, как больше не
довелось увидеть Родину. Она умерла на чужбине в 1967 г. Еще
более полная экспозиция произведений художницы в 1987 году
стала событием в культурной жизни российской столицы и
настоящим триумфом искусства Зинаиды Серебряковой.
 
Что же в ее творчестве так неодолимо привлекает тысячи
зрителей? Чем оно так радостно их волнует? Волнует оно
жизнедарительным духом любви, любви эротической и вместе с тем
безгрешной. У Серебряковой эрос легкий, воздушный, незримо
проникающий все ею сотворенное. Привлекает гармония здоровой
блаженной женственности - и при этом женственности вовсе не
первобытной. Серебрякова - это недолговечное чудо равновесного
согласия природы и культуры. На земле она видит только райски
радостное, прекрасное, детское. В ее мире нет ни трагедий, ни
муки, ни смерти.
 
И это - среди ужасов двадцатого века! Какая
удивительная благодать была ниспослана ее южным глазам! В
трагической современности им было дано прозревать отблески
вечной красоты. Наверное, так видели мир - где-то, когда-то -
молодые счастливые матери. В своем творчестве Зинаида
Серебрякова не гневается, не обличает, не скорбит. Она любовно
любуется.
 
В ее интересе к своему опоэтизированному облику нет
обособленности, нет тяги к самости. Наоборот! Есть слиянность
со всем светлым и открытость всему радостному.
 
Примечательно, что среди ее работ немало изображений
обнаженных женских тел, но мне не встретился ни один грубо
мускулистый мужской торс. А среди мужских лиц художница
предпочитает те, в которых еще сквозит юность и душевная
тонкость. Платонически созерцательный культ созидательной
женственности - одна из потаенных основ живописного мира
Серебряковой.
 
Великий ли она живописец?
 
Когда мне задали этот вопрос, я сразу же почувствовал
его противоестественность. Он не вяжется с произведениями
Зинаиды Серебряковой, как не вяжется с цветущей вишней, летним
вечером или родным домом. Осмелюсь высказать здесь одну
догадку: честолюбивый творец, создавая свое детище, невольно
передает в самой его ауре меру своего честолюбия. Для
наглядности достаточно сопоставить "Потерянный рай" Мильтона и
трехстишие Басе.
 
Чувствуется, что Серебрякова писала, как дышала,- не
помышляя о каком-либо месте на страницах истории искусств.
Вышло как-то само собой, что она живописец во всяком случае не
меньший, чем Александр Бенуа, Борис Кустодиев или Михаил
Ларионов.
 
Зинаида Евгеньевна Серебрякова сама открывает один из
секретов своей творческой силы, секрет простой и вместе с тем
мало кому доступный:
 
"Современники не понимают почти никогда, что настоящее
искусство не может быть "модным" или не "модным", и требуют от
художника постоянного "обновления", а по-моему, художник должен
оставаться самим собой!"
 
1994