Фамилия. Повесть вторая целиком

АНОТАЦИЯ: Эта повесть писалась в период с ноября 1972 по июнь 1973 года. Автору неполных 18 лет. Согласно Дневнику, последняя треть текста писалась в период сдачи экзаменов за 10 класс, а последнюю страницу дописывал под утро, пьяный, после выпускного вечера…
Сохранилась на 90%.


Повесть вторая: век ХIХ, год 1862

ГЛАВА 1
Примусовы только что отобедали на веранде.
Горничная Варвара убирала посуду, беседуя о чём-то своём с кормилицей Настей, допивающей чай.
Барыня Августа Савична, отправилась полежать - опять, сердешную, мигрень достаёт. Хозяин, Глеб Гордеевич по обыкновению набив трубку табаком, удалился в дальний угол сада, где пряталась в зарослях сирени и хмеля уютная беседка-монплезир. Здесь он подолгу сиживал в раздумьях, порой засыпая до вечера.

Когда Варвара собирала скатерть, от ворот сообщили о приезде гостя. Некто Антон Фадеевич Абакумов.
-Нешто опять собирать?- Варвара досадно вздохнула и принялась, чертыхаясь, вновь стелить скатерть.- Настюша, поди, доложи барину.

От ворот к веранде шёл широкоплечий загорелый до черноты господин, нервно отряхивался от пыли свободной правой рукой, в левой он держал шляпу и тросточку. Остановившись у крыльца, господин постучал тросточкой по стеклу и громко спросил:
- А где этот Обломов из Примусовки? Подать сюда!

Из-за куста сирени вынырнула Настя, отвесив реверанс, сказала:
- Барин просил пройти в монплезир.
-Помилуй, Боже!- воскликнул господин и комично воздел руки к небу.- Нас пригласили в монплезир! Такая честь, такая честь…не прослезиться бы…
Настя прыснула в кулачок и присоединилась к Варваре скоренько обсудить внешний вид  гостя.

Абакумов уверенно прошёл к беседке, где его ожидал, продолжая сидеть и задумчиво попыхивать трубкой, Глеб Гордеевич.
- Здравствуй, Глебушка, друг ты мой любезный,- Абакумов остановился на ступеньке, как бы в ожидании разрешения переступить порог.
-Здравствуй, Абакумов. Проходи, что ж застрял в дверях.
-Благодарствую за оказанную честь. Сесть позволите, ваше сиятельство?
-Юродствуешь?- просто спросил Примусов.
-Как можно-с, Глеб Гордеевич. Обижаете. Мы завсегда с почтеньицем-с, на полном серьёзе…
- Зачем приехал?- грубо оборвал Примусов.

Абакумов согнал с лица ухмылку, плюхнулся в креслице напротив, поскрёб ухоженным ногтем подбородок.
-Как поживаешь, Глебушка? Здоров ли?
- Не жалуюсь,- сухо ответил Примусов, пыхнув клубом дыма.
-Вижу,- качнул головой Абакумов и, отставив в покое подбородок, пристально глянул на Примусова: - Знаешь, как нас потрепал самодержец?
- Слыхал. Жалиться приехал, аль по делу?
- Затаиться мне надо, до времени…
- Живи.

- Глеб, Глеб…- горестно вздохнул Абакумов.- Как могло случиться, что ты, который…
- Не надо!
- Почему? Почему, Глеб? Что с тобой случилось? Залез в богатство, забыл и братство? Или струсил?
- Считай, что струсил.
- Наговор! Не верю! Чтобы Примусов струсил…Хэ! Раньше куры полетят как гуси…
- Из Лондона давно?- вновь резко перебил Примусов.
- В марте вернулся. Был у Герцена. Весьма любезен, чертовски красив и умом и энергией! Толстоват, вроде тебя. И живёт как богатый барин-помещик.
-Вроде меня?- хмыкнул Примусов.
- Да-с. Только от борьбы не устранился. Не сибаритствует!- вновь распалился Абакумов.- Я, Глеб весьма огорчён твоим безрассудным поступком! Это не трусость…Это… Я скажу…Лучше горькая правда друга, чем сладкая лесть врага… Ты предал, Глеб, нашу идею…

Примусов невозмутимо попыхивал трубкой, чуть прикрыв глаза.
-Вот вы, сударь, молчите!- не унимался Абакумов.- Вам нечего сказать в оправдание. А глаза? Глаза…честные глаза в бок не глядят! Да-с!
-Криком,Антоша,хорошо ворон пугать.
-А ты и есть ворона! – в сердцах закричал Абакумов.- Жирная и тупая ворона! Да-с!
- Кар, кар,- дурашливо прокричал Примусов, взмахнув руками, словно крыльями.
- Паяц!- выдохнул Абакумов и сник, с болезненной гримасой выдавил:- К кому приехал…
-Всё!- живо вскочил Примусов, удержав за руку Абакумова.- Подурачились - и будет. Кушать будешь?
-Кушать?- Абакумов с трудом давил в себе вспышку, продираясь сквозь неё навстречу дружеской всепрощающей улыбке Примусова.- Если дадут…
- Дадут, Антоша, дадут. От пуза. Будешь и ты у нас толстоват, а вот на счёт красоты ума и энергии…
- Тьфу, на тебя. Паяц и есть…

ГЛАВА 2
 Предложение освежиться в душе Абакумов принял с великим удовольствием, правда, слегка для приличия поломался.
-Прикажете накрывать?- спросила Варвара, когда в душевой прекратился шум воды.
- Да, да, пожалуйста,- кивнул Примусов.- Что, барыня спит?
- Почивает.

Примусов сидел у стола, задумчиво посасывая пустую трубку, смотрел на играющих девочек на дворовой лужайке. Сделали негодницы игрушкой весёлого рыжего щенка, дразня, дёргали за хвостик и с визгом разбегались. Щенок забавно метался, не зная за кем бежать. Здесь же, расстелив на траве одеяло, кормилица с годовалой Наденькой. Малютка забавлялась тряпичной куклой, а Настя полотенцем отгоняла мух.
С востока ползёт серая туча, возможно дождь будет. Но пока шмели спокойно обследовали цветочные головки. Один шмель, перепачканный пыльцой, с любопытством покружился над чёрным зевом примусовской трубки.
-Летел бы ты братец на клеверное поле.
Варвара, накрывая стол, неопределённо фыркнула.
Шмель отлетел в сторону, погудел возмущённо и подался в сторону монплезира.

Появился Абакумов чистый, прилизанный и весьма довольный. На нём был светлый костюм английского покроя, лаковые полусапожки вызывающе блестели чистотой.
-Хорош, чертовски хорош. Верно, Варя?
-Ваша правда, хорош.
-Полноте, полноте, не красна девица,- добродушно пробубнил Абакумов.

Сели за стол. Примусов отпустил Варвару, и она охотно присоединилась к Насте. Абакумов ел много, с аппетитом. Примусов лишь маленькими глотками пил вишнёвый сок.
- Николай Гаврилович в Петропавловке?- неожиданно спросил Примусов.
Абакумов кивнул, нахмурившись, прожевав, сказал:
- Чернышевского Алексеевским равелином не сломить. Он и там будет работать, и бороться до последнего дыхания…
-Ты ешь, ешь, Антоша. И прекрати меня агитировать.
-Это не агитация. Это боль моя! Нам нужны люди, боевые, решительные, испытанные. С каждым днём вливаются новые силы, неопытные. Им нужны вожаки. В Петербурге с мая начались пожары. И продолжаются! Явно провокационные поджоги, а молва приписывает студентам. Тупой обыватель требует студентов живьём бросать в огонь!
-Тупой?
-Да-с, тупой обыватель! Нужен единый Центральный революционный комитет. С кем создавать? Одни в казематах, другие, вроде тебя, в либералы записались. Третьего дня виделся с Евсеевым, о том же речь вели. Кстати, очень горько отозвался о твоей повестушке в "Будильнике". Зачем тебе, Глеб, эта приторность? Тошно, сударь, мочи нет.

Примусов молчал. Не дождавшись ответа, Абакумов вновь застучал вилкой и ножом, искоса поглядывая на него.

Примусов думал. Антон прав, тысячу раз прав: постепенно превращаюсь в Обломова. Сплю, ем, ем, сплю. Всё меньше внимания детям, жене, совершенно не интересуюсь делами имения, а оно по слухам хиреет. Крестьяне, получив волю, без земли, ропщут. Каким-то образом управляющему удаётся гасить их ропот. В других деревнях жгут, зорят. Эх, Антоша, ты думаешь богатство заслонило меня, ан нет…Это многочисленное бабье племя опутало липкими сетями, захомутало…До схватки ли теперь. И ещё: всё перед глазами отец, его слёзы. Умирал и плакал: не удалось подержать на руках внука, продолжателя фамилии.
-Не будет у тебя сынка, наследника, нутром чую. Иссякло наше примусовское семя, бабье полонило. Наплодишь девок, с тем и преставишься. И всё…Всё! Конец Примусовым!- затрясся в плаче Примусов-старший, так и отошёл в слезах.

Через два месяца родилась Верочка, но на роду ей было положено прожить пять недель. Следующих два года Августа хворала, выезжали во Францию лечиться. А ещё через год родилась Наденька. Дочек было уже трое, поэтому ждали мальчика, думали Гордеем в честь батюшки наречь. Неужели отец как в воду глядел и на Глебе оборвётся фамилия? За какие грехи, Господи, определил ты мне участь поставить точку? Уж не за то ли, что знакомство с Абакумовым, а после с Чернышевским  вовлёкло в революционную работу? Неужель это тот грех, за который расплата?

Но разве объяснишь всё это им, фанатикам крамолы? У них великие цели, они хотят перестроить общество, очистить его, как зерно от плевел, всех уравнять, наконец, создать новое общество…Что им твоя мелочная печаль?

-Э, да ты, сударь, совсем меня не слушаешь, - Абакумов наклонился в сторону Примусова и махнул перед его лицом салфеткой.- С прибытием. Где изволите быть?
- Здесь, здесь. Антон, ты почему не женишься?
- Моей супругой стала идея, которой я служу,- с долей пафоса ответил Абакумов.
- Да, да, конечно. У меня же, заметь, супруга не мечта, из крови и плоти, и дети, вон, веселятся…

Абакумов повернулся и впервые внимательно посмотрел на резвящихся девочек, неопределённо протянул: - Да-а…Понимаю о чём ты…- и без всякого перехода спросил:- А с крестьянами у тебя как?
-Отпустил.
-С землёй?
- На всех не хватит. Так чего дразнить. Девкам, вон, на приданное поделю.
- Не эксплуатируешь и на том спасибо. Больно видеть как паразитируешь, но это твоя боль.
- Моя, чья ещё…
- А не боишься, что крестьяне бывшие твои обидятся и подпустят красного петуха? Именьице Мишеля Болдырёва сгорело дотла…
-Мне нечего бояться, Антоша. Не посмеют. Не мордовал, не злобил, как твой Болдырёв. Нищенствовать не даю. Только работай.
-На тебя? А каждому хочется на себя. Чтобы иметь такой вот дом, сад, так же сладко есть…
-Невозможно сие, Антоша, не-воз-мож-но!- горячо перебил Примусов.- Ты думаешь, я только ел и спал всё это время? Нет, я всё время думал о той идее, служению которой посвятил молодые годы. Ты, я смотрю, совсем не изменился, вчерашний кандидат. Я же, Антоша, ушёл далеко вперёд…

Абакумов протестующее дёрнулся, готов был заговорить, но Примусов пресёк:
- Погодь, не перебивай! Да, Антоша, я несколько забежал вперёд тебя. Ты бежишь в атаке, видишь спину ведущего знаменосца и знамя, кричишь "Ура!". И знаешь, что враг впереди…
-А ты?
- Я же по воле случая оказался сбоку, на возвышенности. Мне хорошо видно всё поле, как вы бежите, что впереди ждёт вас, и что оставили за спиной. И мне стало страшно, Антоша. Потому что всюду…трупы, трупы, трупы…Сзади и спереди. Не взять эту крепость, только людей погубите. Так есть ли смысл штурмовать? Вспомни Францию.
-Россия не Франция.
- Именно, Антон, именно! А вы примеряете ей "французские одёжки"! Не выйдет, господа. Нет! К крови зовёте, к бессмысленным жертвам.
-В таком деле без жертв никак нельзя.
- Зачем?!- вспыхнув, вскочил Примусов, наклонился через стол, раздавив локтем сливы на блюде.- Зачем убивать девять, чтобы хорошо жил десятый? Но так никогда не будет, пойми же дурья твоя голова! Не будет, чтобы все оставшиеся в живых десятые жили равноценно!
- Будет!- точно камень швырнул Абакумов.

- Нет! Утопия! Красивая сказочка для чувствительных гимназистов и барышень. Я тут между обедами и снами почитывал разные книжицы, всё совесть, знаешь, грызла: правильно ли поступаю? по тому ли пути иду? Заглянул в давнюю историю, в жизнь животных. И что же увидел? Господи, да всё то, над чем мы сейчас льём кровь и слёзы, БЫЛО! И не раз! В Спарте, в Италии, у скифов, и у нас, на Руси. Все модели общества терпят крах. От чего же? Да от того, сударь, что существует вечная пара- начальник и подчинённый. Даже в равном обществе начальник будет лучше жить, нежели подчинённый. От того только, что умственный труд надлежит высшей оценке, физический ниже. Соответственно и вознаграждение. Не так ли, Антоша?
-Не так. Мы создадим общество…
-Земельных крестьян? Дадите каждой семье надел и что дальше? Наступит всеобщее благоденствие? А вот кукиш!
- От чего же?

- Да от того только, что не каждому судьба в лицо будет улыбаться. К иным и задницей. Одному урожая хватит и на продажу, другому едва до зимы, а далее лезь в долги к соседу. Он даст, но с процентами!
-Запретим указом.
- Эвон как. Стало быть, силой давить помыслы и желания? Принудительное равенство?
- Это взгляд помещика,- упрямо гнул своё Абакумов.

Примусов снисходительно улыбнулся и позвал Варвару.
-А скажи, Варя, сколь земли у твоего папеньки?
- Да, почитай, што с гулькин нос.
-Хватает зерна до сева?
-Какой там,- махнула рукой Варвара.- С зимы перебиваемся с репы на капусту. Сеяться занимаем у Бориса Никаноровича, мельника.
- Отчего же у него?
-Так Борис Никанорович берёт сверх долга четвертину мерки, а другие половину и того более. Кабы не Борис Никанорович маменьке с нами впору идти с сумой. Да вам, Глеб Гордеич, благодаренье, приютили меня…
- А скажи, Варя, на такой вопрос. Допустим, у твоего папеньки втрое, вчетверо больше земли и хлеба излишек. А у соседа недород. По весне он идёт к папеньке твоему просить зерна.
- Папенька непременно даст.
-И процент затребует?
- А разве можно без процента?- искренне удивилась Варя.- Только папенька не станет половину требовать. Четвертину, как Борис Никанорович.
-Спасибо, Варя, ступай,- отпустил Примусов девушку и посмотрел на Абакумова.- Так думает каждый крестьянин. А ещё он верит в царя-батюшку.

Абакумов криво усмехнулся:
-Потому как тёмен. Дурной пример перед глазами…
-Вот!- радостно вскрикнул Примусов.- Вот чем вы должны заниматься в первую очередь: образовать крестьянство. Да-с, обучить грамоте, а вы зовёте к топору. Этому их учить не надобно. Пока каждый мужик образуется, поймёт вашу идею умом и сердцем, пройдёт…Пожалуй, вон у моей Наденьки внуки женихаться зачнут.
- Мы ускорим этот процесс,- уверенно заявил Абакумов.
-Дай-то Бог,- усмехнулся Примусов.
-Обойдёмся без Бога. Быть революции в ближайшее время!- сказал Абакумов, вытирая губы салфеткой и, тем самым, заканчивая обед.
На этом и закончили спор.

Через два дня Абакумов спешно уехал в Петербург: там, вроде создаётся новый центр борьбы. Примусов простился тепло, просил  не забывать баловать "лежебоку" письмишком. Абакумов обещал. Однако, едва  коляска скрылась из виду, Примусов вдруг ощутимо почувствовал и уверовал: не будет писать Антон, и вряд ли они ещё увидятся.


ГЛАВА 3

В конце августа жена вновь слегла: вспышки головной боли участились.  Доктор настоятельно рекомендовал перебраться за границу, проще говоря, на курорт.
Примусов вызвал мать из Петербурга. Ольга Романовна охотно согласилась сопровождать невестку.

Примусов и сам бы не прочь совершить вояж, но не решился оставить имение на управляющего. Время нынче неспокойное. Абакумов, вопреки опасениям, сдержал слово: письма приходили через каждые два дня. Так вот в этих письмах, между строк, Абакумов сообщал о грядущих восстаниях в Польше, возможно и в Литве. И что их поддержит всё русское крестьянство. Быть революции! И тогда конец царю и зажравшимся плантаторам. И да здравствует Республика Русская!

Что будет пожар, Примусов не сомневался. Он не верил, что будет большой. В той же Польше побузят, побузят и пойдут этапом в Сибирь. Не тот ноне расклад. Абакумов  сотоварищи, по сути, совершают ошибку декабристов: думают, что знают мужика, а на поверку-то, лишь тёмной пены коснулись. Нет, не ведают они нутра крестьянина. И потому не поддержат те смутьянов. Не пойдут, как прежде пошли за Емелькой Пугачёвым.
Не исключено, что и у нас найдутся бузотёры, любители пускать "жареного петуха". Так что, разумнее быть здесь, вовремя спасти своё добро, девчонок.

В середине сентября пришло письмо от Августы из Италии. Расположились хорошо, курорт популярный, лечение на высшем уровне. Чувствует себя Августа значительно лучше, только
"…страшно соскучилась по милому Глебушке и дочурках. Наденька, наконец-то пошла! Так забавно топает ножками! Настя шлёт привет.
Здесь мы с маменькой присмотрели для неё женишка, славный малый. Служил графу Дервянскому, ты должен помнить его. Так вот этот бедняга разорился начисто и давеча помёр. Остался Гришенька один как перст…"
Далее на целую страницу шёл пересказ горестных злоключений славного малого Гришеньки. В заключение Августа с маменькой спрашивали, как он Глебушка посмотрит на эту затею.
Завершала письмо Ольга Романовна: Августе много  лучше, но вернутся они не ранее начала ноября, потому как и у самой печень требует подлечиться.
"Так что, Глебушка, к Рождеству будем дома. Ты уж, родной, не сочти за труд, наведывайся в Петербург, посматривай за домом. Как бы эти студенты-нигилисты не спалили его. Семён Фадеич надёжный человек, но и твой контроль не будет лишним."

Примусов выехал утром следующего дня. Дочки слёзно просили и их взять, но решительно отказал. Потом всю дорогу терзался, что был резок и груб с девочками. От чего? Не мог понять: что-то неясное, смутное бередило нутро, и это раздражало, что непонятное. Вот и не сдержался. Ладно, девчушки отходчивые, привезу гостинцев - растают, всё простят…

Дом был цел. Немногочисленная прислуга во главе с дворецким Семёном Фадеичем настороженно выстроились в прихожей.
"Ишь как навострились,- с трудом гасил в себе беспричинное раздражение Примусов.- Должно быть, маменька держит в ежовых рукавицах. И, верно по старинке таскает за косы и бьёт "по мордасам".
- Как живёте?- спросил Примусов, раздеваясь.
- Благодарствуем, барин, жалиться не на что. Хорошо-с живём!- быстро за всех ответил дворецкий.
- Барыня не обижает?
- Как можно-с,- протестующее замахал руками  Фадеич.
Примусов отпустил прислугу, велел сделать ему лёгкий ужин.

Освежившись в ванной, он прошёл в столовую, где накрывала стол молоденькая, совсем ещё девчонка, горничная. Едва взглянув на неё внимательнее, Примусов отметил, что она весьма и весьма пригожа. Откуда только маменька откопала такое чудо? Этот античный профиль…

- Как зовут тебя, хорошая?
- Татьяна,- ответила девушка, быстро глянув на барина, и смущённо опустив глаза под его пристальным взглядом, инстинктивно отступила к выходу.
"Вот дурёха,- усмехнулся про себя Примусов.- Поди, решила, что у меня особый интерес…"
-Погодь,- Примусов быстро подошёл к девушке и, пересиливая несуразную дрожь, приподнял её лицо за подбородок.
- Барин…не надо…- выдохнула Татьяна.
"Нет, нет! Это невозможно! Обман зрения…"
- Глеб Гордеевич…что с вами?- сдавленно вымолвила Татьяна, пытаясь высвободить подбородок.- Я закричу…
- Не бойся, Таня…И кричать не нужно: я ничего дурного не сделаю…Скажи мне вот что…У тебя родные есть?
- Как у всех людей…Мама, отец, брат…
- А маму как зовут?
- Анна.
Примусов вздрогнул и, побледнев, отступил к столу, грузно облокотился.
- Вам плохо?- встрепенулась Татьяна, нерешительно шагнув к барину.
- Позови Семёна Фадеича…

Девушка упорхнула. Примусов выпрямился, затем прошёл к креслу, ничего не слыша кроме бухающего сердца и дёргающей боли в затылке. Боже, неужели…Аннушка жива?!

Когда вбежал дворецкий, Примусов несколько совладал с собой, даже сел за стол, вооружившись вилкой и ножом.
- Танька сказала…- начал Фадеич с одышкой.
- Присядьте, Семён Фадеич, успокойтесь. Ничего не случилось,- для пущей убедительности, Примусов поддел что-то вилкой и отправил в рот, старательно пережевал.- Ну, как, успокоились?
- Успокоился…
- А теперь, чистосердечно, как на исповеди, признайтесь: знали вы Аннушку Емченко?
- Как же, барин не знать. Дочка Глафиры Тарасовны…Вы снимали у них комнату, когда учились в университете…
- И где же она сейчас?
- Бог с вами, барин!- махнул рукой дворецкий, затем живо перекрестился.- Нешто вы не знаете, что…
- Не знаю!- Примусов выразительно звякнул ножом о край тарелки.- И что же я не знаю?
- Так это…- замялся дворецкий, меняясь в лице.- Когда приехала за вами маменька, Ольга Романовна,…и увезла вас в деревню…Так это…Аннушка  тем же вечером кинулась в Мойку…Сказывали, что…
- Это барыня тебе сказала?- жёстко оборвал Примусов.
- Да.. она.. Ольга Романовна…
- Откуда появилась Татьяна?
- Так это…Барыня привела…
- А тебе не показалось, что у неё глаза…нос, губы… как у Аннушки? Говори!
- Показалось, барин…показалось,- едва не плача признался дворецкий.- Да разве ж я…смею хоть словцо обмолвить…Не смею…
- Сейчас смеешь…Говори же!

И Примусов услышал тайну, которую столько лет маменька от него скрывала.

В 16 лет Глеб приехал в Петербург поступать в университет на юридический факультет. Родители тогда ещё проживали в именье и не помышляли о доме в городе. Подруга маменьки (которая впоследствии и сагитировала перебраться
в Петербург и даже присмотрела дом по сходной цене) порекомендовала снять комнату у госпожи Емченко, вдовы известного в прошлом адвоката. И хозяйка и юный жилец весьма понравились друг другу и некоторое время получали огромное удовольствие от общения, бесед и споров. Пока не появилась Аннушка. Она в то время находилась на лечении во Франции, с тётей, девушке делали какую-то сложную операцию. И вот Аннушка вернулась в Петербург совершенно здоровая и безмерно счастливая, что более не надо думать о скорой смерти.
С первых дней знакомства молодые люди испытали великое чувство Первой Любви. И уже подумывали о соединении судеб. Однако госпожа Емченко, почувствовав, что дружба дочери с жильцом заходит далеко, забила тревогу.
Вскоре Примусовы получили два письма. Из одного( от госпожи Емченко) родители Глеба узнали о моральном проступке сына, второе письмо(от Доброжелателя) информировало о проступке политическом: участие в студенческих сходках, знакомство с подозрительными людьми, "кои без сомнения что-то задумывают против царя и устоев общества… Если Вы не хотите, чтобы Ваш сын в кандалах…"

Ольга Романовна выехала в Петербург тотчас. Глеб немедленно был водворён в деревню.
Обезумевшая от горя разлуки, в истерике Аннушка заявила, что у неё будет ребенок, и она желает стать женой Глеба Примусова. Глафиру Тарасовну хватил удар, в результате ей парализовало ноги. Это горе переломило, заглушило личное Аннушкино. Теперь она надолго становится няней для родной матушки.

Глебу вскорости объявили о смерти Аннушки. Тяжело и болезненно перенёс это известие Глеб, потеряв всякий интерес к жизни. Он мог часами лежать с закрытыми глазами, отказываясь от еды. В кампанию по спасению сына Примусовы подключили соседнюю помещичью чету Аркуш, у которых была засидевшаяся в девках дочь Августа. Кампания завершилась свадьбой.

Когда Гордей Борисович почувствовал приближение своего смертного часа, у Глеба уже было три дочки. Каким-то непонятным образом Гордей Борисович знал наперёд, что у сына не будет наследника, и слёзно переживал окончание фамилии. Тогда-то и вспомнилась Аннушка. По приказу барыни Семён Фадеич съездил в столицу и отыскал семейство Емченко. Глафиры Тарасовны уже не было в живых, а дочь её Анна Осиповна воспитывала двух детей, мальчика и девочку, двойняшек. Мальчик был очень похож на Глеба, а девочка на Анну. С того дня Ольга Романовна взяла неофициальное опекунство над этой семьёй.
Вскоре она перебралась в столицу, оставив усадьбу сыну. Внука Марка по её протекции приняли в Лицей. Татьяна к несчастью унаследовала мамину болезненность. Благодаря бабушкиным стараниям девочка дважды побывала в лучших заграничных курортах и к 16 годам поправила здоровье. Затем Ольга Романовна поселила внучку у себя, правда в качестве горничной, во избежание лишних пересудов. А Аннушку сосватала за хорошего человека, музыканта из Александринского театра.


ГЛАВА 4


Примусов не спал всю ночь. Много курил, нервно ходил по комнате, несколько раз порывался бежать к Аннушке, но на пороге одумывался. Зачем? Ведь ничего уже не изменишь! Предстать перед ней, значит, нарушить старую рану, вновь причинить ужасную боль бедной Аннушке. И себе…
Возможно, она счастлива, так зачем рушить…
Надо ли открыться Татьяне? Родная дочь, ведь. Эх, мамаша, как только такое в голову пришло: родную внучку горничной сделать?! Непременно заберу в деревню…пусть с сестричками живёт…А перед отъездом увидеться…с Марком. Сын! Папенька, вот бы сердце твоё обрадовалось: есть внук! Есть продолжатель фамилии Примусовых! Есть!

Рано утром, поспешно приведя себя в порядок после бессонной ночи, отказавшись от завтрака, Примусов отправился в Лицей. Это был уже не тот Лицей, в котором некогда учился Пушкин и его блистательные друзья. Да и находился Лицей теперь не в Царском Селе, а в Петербурге, именовался Александровским.

Но до Лицея Примусов не дошёл: на полпути столкнулся с Кудрявским, бывшим университетским товарищем, ныне преподающим историю в лицее. От него Примусов узнал, что недавние события захватили и лицей: были аресты, унизительные подозрения, обыски. Всех арестованных исключили, выслали под надзор родителей.
- А Марк Емченко?- осторожно спросил Примусов.

Марк был арестован ещё в середине июля вместе с другом Сократом Межер. В те дни в Петербург как раз по делам прибыл отец Сократа, помещик с Херсонской губернии. Он-то и забрал сына с другом на поруки. А далее уже слухи.
Одни толкуют, что из имения Межер Сократ и Марк бежали в Италию, к Гарибальди.
Другие считают, что друзья прибыли в Петербург и создают боевую группу по освобождению Чернышевского.
Третьи отвергают обе версии и выдвигают свою, якобы самую правдивую: Емченко бежал в Америку с сестрой Сократа, оставив последнего в неведенье.

-Прости меня, Примусов,- заспешил Кудрявский,- мне пора. Более тебе никто не скажет. А расспрашивать лицеистов не советую - опасно. Не так поймут и…
Уже убегая, он прокричал Примусову свой адрес, убедительно просил "забежать на чаёк".
Примусов тут же забыл адрес, да и про самого Кудрявского, думая о своём. Он был в полном отчаянье: с такой болью обрести сына и потерять в одночасье. Любая из трёх версий сопряжена с опасностью и возможной смертью. Значит, может статься, что Примусов никогда не увидит сына…
Нет! Этого не должно случиться! Марк Примусов должен жить! Теперь, зная, что есть наследник, можно и не дрожать над своей шкурой. И тряхнуть стариной, вновь окунуться в бурное море протеста. Заменить сына в строю. Оградить, защитить!..

ГЛАВА 5


Вернувшись в дом матери, Примусов вызвал в кабинет Татьяну. Когда же она вошла, он долго не мог решиться заговорить. Девушка замерла у двери, внешне спокойная, но руки её крепко сжимали концы передника, побелевшие пальцы явно выдавали сильное волнение.
-Глеб Гордеевич…,- наконец, прерывисто заговорила Татьяна.
Примусов нервно вздрогнул.
- Я всё знаю…
-Что? Откуда?- машинально вырвалось у Примусова.
- Давеча Семён Фадеич рассказал…
- И хорошо,- облегчённо вздохнул Примусов и шагнул навстречу Татьяне.- Вот как случилось…доча…Не знали мы с тобой…А где братец твой, Марк? Я был в Лицее…
-Его там нет.
- Где же? Тебе известно? Да?
-Да. Только я поклялась…
-И мне? Родному отцу нельзя? Впрочем, всё правильно. Правильно, дочка. Конспирация…Где и когда я могу увидеться с Марком?
- Я спрошу. Завтра в полдень скажу ответ.
"Марк в Петербурге! Значит, самая правдивая вторая версия. Шельмец, узнаю себя в семнадцать! Вот только на побег…с Аннушкой не решился…Спасовал перед маменькиным напором…"
-Подожду…Таня, а как ты посмотришь, если я предложу тебе съездить к нам в деревню? Там у тебя сестрицы…
-Я спрошу у Марка…

ГЛАВА 6

За окном лил дождь, было по вечернему сумрачно и знобко по-осеннему.
Примусов только что проснулся и чувствовал себя замечательно: сегодня он увидит сына! Наследника!

В столовой пили чай Татьяна и…Абакумов. Примусов поздоровался, не скрывая удивления. Татьяна живо вскочила, кивнула на приветствие и ушла на кухню.
-Чем обязан?- Примусов подсознательно почувствовал, что появление здесь Абакумова несёт неприятность.
-Обстоятельства, мой друг, Глебушка,- Абакумов подчёркнуто игнорировал холодность Примусова.- Уйми свой гнев, я с миром пришёл.
-Абакумов, кончай словоблудствовать. Зачем ты здесь? Не спроста…
-Не спроста,- усмехнулся Абакумов, помолчав, сказал: - Глеб, а ведь я давно подозревал, что Марк твой сын.
-Ты знаком с ним?
-Да. Замечательный у тебя, Глеб, сын. Сразу отмечу: не чета тебе. Боевой…
-Он с тобой?- резко оборвал Примусов.
-Со мной. Один Примусов выбыл из строя, другой встал в строй…
Примусова вдруг ожгла догадка:
- С ним…что-то случилось?
-Совершенно здоров, уверяю тебя. Но встречу с ним не разрешаю.
- Что?- передёрнулся Примусов.- Ты? Не разрешаешь?
- Да, не разрешаю. Марк готовится к сложной операции…
-Но это,…это же верная смерть?
- Не исключено,- сухо с заминкой ответил Абакумов.
- А…
-Я буду рядом с ним. Ты об этом хотел спросить?
-Но почему? Почему мой…
-Потому что отец в либералы подался!- жёстко оборвал Абакумов. - Потому что отцу нравится быть плантатором и царь-батюшка ему люб! А сыну твоему не люб! И мне не люб! Поэтому мы вместе, плечо к плечу. И против вас…

-Антоша,- начал Примусов как можно мягче, но вошла с подносом Татьяна, и он замолчал.
Пока девушка расставляла блюда, Примусов нетерпеливо покусывал губы.
Пожелав приятного аппетита, Татьяна вышла.
Примусов ринулся, словно в воду:
- Антоша, умоляю тебя…Заклинаю прежней дружбой: отпусти мальчишку! Придумай повод, отстрани! Тебе нужен исполнитель? Я согласен. Что нужно сделать? Рыть подкоп под Равелин? Кого взорвать, застрелить, зарезать? На всё пойду! Только отпусти сына!

-Невозможно, Примусов. Механизм запущен, и менять на ходу деталь я не стану.
-Абакумов!- Примусов угрожающе сжал столовый нож.
- Успокойся, Глеб,- улыбнулся приятельски Абакумов.- Мы уверены в успехе. Максимум через неделю ты увидишь сына. Клянусь Искандером.

Примусов с болью заставил себя поверить, подождать злополучную неделю.

На вечер Примусов получил приглашение в дом Кудрявского. С собой решил взять Татьяну, но она наотрез отказалась, объяснив отказ тем, что не хочет вводить Глеба Гордеевича в смущение и смущаться самой в незнакомом обществе, где всенепременно станут любопытствовать: кто есть кто?
Примусов подумал и согласился, с удовольствием отметив и характерное сходство Татьяны с матерью. Сердце вновь защемило, и Примусов поспешил покинуть дом.

Успокаивал себя и заглушал боль, бесцельно бродя по улицам, не замечая моросящего дождя. Будочники провожали странного прохожего удивлёнными глазами, порой окликали, но Примусов их не слышал. Мысли его унеслись в прошлое, к Аннушке…

Вдруг что-то ударило по ноге. Примусов остановился, огляделся. Никого. Впрочем, в ближайшем проходном дворе кто-то давился смехом.
Небо несколько прояснилось, дождь прекратился, особенно ощутимо запахло близкой осенью. В луже у ног Примусова плавал яблочный огрызок.
В проходном дворе послышались подозрительные шорохи, и в поле зрения возникла высокая худая фигура в пальто и шляпе.
"Господа грабители,- усмехнулся Примусов.- Не повезло вам: я ничего не взял с собой".
Вынув руки из карманов, стараясь сохранять самообладание, медленно отступал к подъезду.
Но внезапно ещё одна фигура, помельче, метнулась из проходного двора к двери подъезда.
"Отрезают отход…"
У мелкого лицо утопало в пасти капюшона, зияла чёрная дыра, отчего фигура казалась призраком.
Примусов остановился, весь изготовился к поединку. Но Призрак не нападал, напротив, изнутри капюшона прозвучал спокойный миролюбивый голос:
-Сударь, не пугайтесь. Нам не нужны ваши кошелёк и жизнь. Убедительная просьба не ходить вперёд и как можно быстрее удалиться с этой улицы,- Призрак указал рукой на проходной двор: - Здесь вы можете пройти на Фонтанку.
-Благодарю,- сказал Примусов и последовал совету Призрака.
Но едва он сделал шаг-другой, как раздался свист. Призрак и Высокий, а следом и возникшая девушка, быстро пошли по тротуару в сторону, откуда видимо свистнули. Прошмыгнув мимо Примусова, пахнув дорогими духами, девушка бросила через плечо:
- Уходите! Живее!

Перед тем как скрыться под сводом проходного двора, Примусов машинально глянул вслед уходящим. В следующее мгновение на перекрёсток вылетела карета. Высокий бросился наперерез, почти в ноги лошадей. Щёлкнул выстрел, и кучера выбросило на брусчатку. Лошади шарахнулись в сторону, сбив девушку -Призрак буквально выдернул её из-под колёс. Высокий тщетно пытался удержать обезумевших лошадей.

Словно по щучьему велению, как из-под земли появились городовые, оглашая воздух пронзительными свистками и криками: "Лови! Держи!"
Вихрем пронеслась карета мимо Примусова, внутри визжала женщина.
- Держи! Держи его!
Прямо на Примусова бежал Призрак, за ним тяжело топали городовые. Запоздалая обида за огрызок и смешок, вспыхнула в душе Примусова. Он шагнул навстречу и подставил ногу бегущему.

Когда городовые пинками подняли распростёртого Призрака и посветили фонарями в его разбитое о брусчатку лицо, Примусов глянул через крутое плечо городового, но увидел лишь кровавое пятно с провалом рта.
-Вас попрошу следовать за нами,- бухнул над ухом жандарм и выразительно дёрнул за рукав.
-Но я же…- начал было Примусов, но жандарм резко пресёк:
- Не возражать! В участке разберутся. Прошу.
-Я только…
- Возражать? Вы арестованы! Потрудитесь двигаться живее!- и жандарм больно пихнул фонарём в бок.

ГЛАВА 7
В участке Призрака, потерявшего сознание, утащили приводить в чувство, а Примусова сразу на допрос.
Моложавый подполковник с брезгливой гримаской, весьма был поражён, услышав фамилию задержанного.
-Неужели тот самый? Третьего дня моя супружница хвалила вашу повесть в "Будильнике".А дочки, замечу, поругивали. Как же вас угораздило оказаться там?

Примусов сказал, что пишет новую повесть, действие в которой происходит на этой улице. В течение дня и в такую же погоду. Вот и пришёл, так сказать, внимательно изучить натуру.

Они ещё немного поговорили о литературе. Жандарм убедительно советовал переключиться с "карамельно-слюнявых романов о бабьих слёзках" на воспитание молодёжи, на укрепление порядка. "Не дать этому заразному грибку нигилизма запаршиветь всему обществу…"
Примусов обещал продумать сей вопрос.
Писарь откровенно скучал, мусоля конец пера.
Доложили, что налётчик приведён в чувство и словоохотливый жандарм поспешил радушно проститься с Примусовым. Поблагодарив за содействие, настоятельно просил посетить их дом, доставить супруге удовольствие и разубедить дочек.

Через четверть часа Примусов был в доме матери. Татьяна, по словам Фадеича,"уже отбыла ко сну". Глеб Гордеевич  отказался от ужина и тоже отправился спать. Заснул на удивление быстро, едва приклонил голову на подушку. Снилась Аннушка с голым младенцем. Склонившись над ним, Аннушка губами перебирала его розовые пальчики, счастливо смеялась. Вот младенец, гукая и по-стариковски морщась, задрал кверху ножки, уткнувшись пяточками в подбородок Аннушки.
- Осторожно, он сейчас сделает пи-пи,- слышит Примусов свой собственный голос со стороны.
-Это к долголетию,- смеётся Аннушка и щекочет носом пятку ребёнка, и вдруг вскрикивает: - Ой!
- Я же предупреждал,- хохочет где-то слева Примусов.
- Ничего, Глебушка,- улыбается Аннушка.- Дольше жить будем…Это ж как божья роса…
- Я тоже долго хочу жить,- говорит Примусов, появляясь "на сцене",и подставляет лицо…

…и просыпается.
В щель приоткрытого окна ветром забрасывало дождевые капли, иные достигали постели, попадали на подушку и на лицо Примусова. От чего и то и другое казались заплаканными. Впрочем, Примусов в первое мгновение так и подумал, только новый порыв ветра открыл его заблуждение.

На часах едва перевалило за полночь. Примусов сходил в туалет, вернувшись, собрался было набить трубку, но, почувствовав, что "клюёт носом", отложил трубку и вернулся в постель. И на этот раз заснул быстро, но уже ничего не снилось.

Утром, спускаясь по лестнице, Примусов нос к носу столкнулся с Абакумовым. Он был в мокром пальто, с полей шляпы капало. Абакумов тяжело дышал, лицо его было болезненно белым. В руке у него свёрнутая трубкой газета.
-Здравствуй, Антон. Что случилось?
- Ренегат! - выдохнул вместо приветствия Абакумов и ударил по лицу Примусова размокшей газетой, затем швырнул её под ноги, брезгливо сплюнув, развернулся и почти бегом устремился к выходу.
Примусов опешив, в полной растерянности поднял газету, развернул, стал искать причину абакумовского поведения.

И нашёл. Газетный репортёр бойко сообщал о вчерашнем происшествии на тихой улочке. Группа нигилистов замышляла чудовищное похищение родственницы князя Александра Фёдоровича Голицына, дабы, имея заложницу, шантажировать и препятствовать работе следственной комиссии по делу Чернышевского и его подельников. Но, слава Богу, злодеяние не случилось. Благодаря патриотическому поступку литератора господина Примусова Г.Г. был задержан один из преступников. Им оказался исключённый из лицея Марк Емченко…

Словно острая игла вонзилась в сердце, лестница качнулась и ступенька, будто живая, запризерав Примусова, упорхнула из-под ног…
Глава 8
Весь день, ночь и часть утра Примусов метался в горячке. У его постели дежурили Фадеич и прислуга. Татьяна как ушла вслед за Абакумовым, так и не возвращалась.
Поздно вечером постучали в дверь, и незнакомый человек сунул в щель записку. В ней Татьяна просила не беспокоиться о ней и не искать: она, скорее всего на днях уезжает за границу с человеком, который берёт её в жёны.

Это известие надолго свалило Примусова. Без малого на месяц. Прислуга заботилась о нём, как о родном сыне. Постепенно болезнь отпустила, Примусов стал вставать. Фадеич дозволил выкурить трубку, просмотреть газеты. Напрасно Примусов искал хоть строчку о сыне: газеты хранили молчание. Не велика сошка…

Как шанс на утешение, вспомнилось приглашение подполковника. Вопреки протестующему ворчанию дворецкого, Примусов оделся и отправился в гости.
С подполковником они столкнулись у его дома. Хозяин только что прибыл со службы, привёл себя в порядок и едет на ужин к графу Резецкому. Очень сожалеет, что не может взять с собой Примусова: там будет узкий круг своих. "Но завтра с превеликим удовольствием ждём у нас". Примусов пообещал и, уже прощаясь, так, между прочим, поинтересовался, что стало с тем налётчиком.
-Сибирь, батенька. Чем ещё можно усмирить этих бунтовщиков? Что обидно, дорогой Глеб Гордеевич, мальчишка ещё, сопля. А кто виноват? Мы-с! Распустили щелкопёров вроде Белинского, Добролюбова, Чернышевского, а они тем временем забивали головы вот таким соплякам крамолой. Да-с. Выжигать надобно заразу, выжигать! Как в старые времена, жечь на костре Герценов, Некрасовых! И тогда, батенька, не придётся мальчишек по Владимирке гонять…

"Тебя бы самого жандармская харя обжарить на костре!" - готов был уже крикнуть Примусов, но вовремя сдержался, с трудом изобразил дружескую улыбку:
-Верно, ваше превосходительство.
-Полноте, мой друг, без чинов. Просто Нил Степанович. Однако, извиняйте, мне пора.
Примусов тоже заторопился: он хотел бы вставить в повесть происшедший с ним случай, в целях назидания молодёжи описать судьбу мальчишки-налётчика, с осуждением…
-Хотелось бы поближе к реальности…Куда отправлен Емченко, каков срок ссылки…
Уже из коляски Нил Степанович сообщил:
- В Казалинск, в солдаты. Так настоял сам Голицын. Ой, не надо бы, батенька, вам трогать эту тему. Больно скользкая…Мальчишка то был связан с многими известными нигилистами, ниточка ведёт аж к самому Герцену…Щекотливый матерьяльчик: напишешь белое, а ведь могут узреть и серое, и бурое, и чёрное. Да-с, друг мой, не советую…
Примусов пообещал хорошенько подумать.

ГЛАВА 9
В дороге Марк сильно простудился и дальше самостоятельно передвигаться не мог. Здесь уже во всю лежал снег и зима, похоже, сразу утвердилась.
Сопровождающий жандарм распорядился оставить больного в Илецкой Защите, определив в лазарет. Уход был скверный и надежды на выздоровление не питали. Смертный исход устраивал жандарма: не хотелось тащиться в глубь казахских степей. Накануне гибельных морозов.

Пожилой армейский лекарь, страдающий хроническим насморком, в профилактических целях частенько употреблял спирт внутрь. Он-то и заверил жандарма, что арестант помрёт не далее как завтра, до полдня не дотянет.
Впрочем, Марк уже сейчас ничем не отличался от мертвеца: жизнь в нём едва теплилась. Для пущего успокоения жандарм распорядился умирающего поместить в мертвецкую, а спустя четверть часа лекарь обыденно оформил бумаги, что ссыльный Емченко"помре в пути".

Жандарм со спокойной совестью укатил обратно. Лекарь же, приняв мензурку спирта, собрался пойти распорядиться насчёт могилки несчастному, но неожиданно к нему в кабинет ворвались представительный богато одетый господин и юная дама. Объявили себя родственниками арестанта Емченко, прознали, что он умер, и желают забрать тело.
"Пусть забирают,- подумал лекарь.- Нам же лучше: без возни…"
Но для приличия стал ссылаться на инструкцию: мол,  не положено…
Тогда господин бросил на липкую столешницу пачку денег, а дама сверху положила золотое колечко.
-Раз так…- буркнул лекарь, шмыгая носом,  небрежно смахнул взятку в коробку из-под медикаментов, прикрыл толстой конторской книгой.- Проследуем в морг, господа хорошие…

Тело арестанта господин завернул в свою шубу. Дама, было, вскрикнула, побелев, но тотчас умолкла, закусив кулачок в розовой перчатке.
Господин шёл быстро, словно ещё надеялся спасти умершего. Лекарь равнодушно провожал его до ворот. Дама семенила следом и свободной рукой поддерживала рукав шубы. По её хорошеньким пухлым щёчкам струились слёзы.
За воротами стояли запряжённые тройкой сани.
-Гони!- крикнул господин, когда они сели.
Молодой кучер не к месту озорно гикнул и хлестнул вожжами по спинам лошадей.

ГЛАВА 10

Марк открыл глаза, на него в проём окна смотрела полная луна в лёгкой дымке. Заснеженная ветка слепо торкалась в стекло, словно клювом невидимая птица.
Вокруг стояла тишина. Голова была тяжёлой, почему-то тяжелее тела. И веки будто свинцовые. Очень хотелось пить.
Марк шевельнулся, силясь поднять голову. В ушах что-то лопнуло со звоном, и он услышал тихое постукивание ветки по стеклу, отдалённое кукареканье и дежурный одинокий лай собаки.

В тёмном левом углу кто-то часто дышал, постанывая. Марк силился вспомнить, где он, и не мог: всё словно залито молоком, какие-то чёрно-бурые пятна.
В углу прекратился стон, некоторое время не слышно было и дыхания, затем некто заворочался, а в следующую минуту зашаркали ноги, нащупывая ночные туфли. В освещённое луной пространство вступила женская фигурка, и Марка будто окатило горячей водой: "Алина!" Он думал, что громко вскрикнул, но ни язык, ни губы не подчинились.
Между тем Алина зажгла свечу и сделала шаг к кровати, на которой лежал Марк. И застыла, увидев устремлённые на неё живые страдающие глаза.
-Марик!- выдохнула радостно Алина, выронив свечу, тут же погасшую, ринулась к кровати, ткнулась лицом в шею Марка.
Его лицо утонуло в её духмяных волосах и он, ещё более слабея, счастливо мычал, не в силах стронуть пудовый язык.

Прошла вечность, прежде чем Алина овладела собой, вновь зажгла свечу и догадалась дать напиться. Марк с трудом делал маленькие глотки, вода точно колючий комочек, царапала горло, с болью проглатывалась.
После третьего глотка он совсем обессилел и закрыл глаза. Алина испуганно вздрогнула, припала к его груди, прислушалась: сердце билось!
- Родненький, живи!- зашептала над его ухом, целуя влажный висок.

Марк, наконец, поднял руку и коснулся её плеча, затем пальцы скользнули по подбородку, горячая ладошка прижалась к щеке, замерла, чуть вздрагивая.
-Али…на…- услышала она сквозь клёкот в груди Марка.
- Я здесь, Марик, здесь…
Марк вновь открыл глаза, на этот раз с меньшим усилием.
-Ты будешь жить! Будешь!- Алина, заливаясь счастливыми слезами, покрывала поцелуями потное лицо юноши.

-Это, безусловно, эффективное средство, но хорошо в меру,- сказал вошедший в комнату крепенький старичок в косоворотке, в руке он держал фонарь.- Много хорошего всегда вредно, дорогуша. Ну, ка, ну, ка, явись на свет воскресший.
Алина, утирая слёзы ладошками, отошла, уступив место старичку.

-Похвально,- сделал заключение старичок, осмотрев Марка.- Ай да мы, ай да сукины дети. С днём рождения, молодой человек. А ты, дорогуша, спроворь новорождённому бульончику и молочка горяченького. Я травку дам, с молочком вскипяти.

К утру Марк почувствовал себя значительно лучше. Почти исчезла тяжесть в голове, язык подчинялся, меньше клокотало и хрипело в груди, но зато появилась колющая боль.
Глядя на Марка, Алина сияла как именинница.
Дважды старичок, которого звали Аркадий Кузьмич, делал уколы, давал какие-то пахнущие прелым сеном отвары, требовал выпить до дна.

Почувствовав себя хорошо, Марк попросил рассказать, что же с ним случилось. С разрешения Аркадия Кузьмича, Алина поведала следующее:

Когда стало известно об отправке Марка из пересыльной тюрьмы, он был уже далеко от Москвы. Верный друг и товарищ Виталий Зот внёс в обществе предложение отбить Марка в пути, но его не поддержали, сославшись на авантюрность идеи. И вообще, мол, сами эту кашу заварили, сами и расхлёбывайте. Вон даже ваш старший, господин Абакумов предусмотрительно свалил за границу.
"И расхлебаем!"- выкрикнул Зот и хлопнул дверью.
За Виталием ушла лишь Алина. Они решили пока ехать вдвоём, а на месте видно будет, что и как делать.
На станции Фрумовка познакомились с господином Примусовым. Прощупали друг друга, и выяснилось, что не просто попутчики, но и к одной цели стремятся. Глеб Гордеевич поведал свою печальную историю. Так их стало трое.
В Уральске узнали, что ссыльный юноша серьёзно заболел, и вряд ли довезут до места.
И вот, наконец, Илецкая Защита. Здесь Примусов отыскал отца бывшего университетского товарища, фармацевта Златова, сосланного в Сибирь ещё по делу петрашевцев. Андрей Кузьмич пользовался уважением и доверием армейского лекаря: по его заказам Златов готовил настойки и мази.
Андрей Кузьмич как раз вовремя посетил лазарет: Марка перетаскивали в морг. Прибежал Кузьмич сюда с этой ужасной вестью. Глеб Гордеевич, побледнев, накинул шубу и бросился в лазарет. Алина едва поспевала за ним. Зот кинулся на станцию за лошадьми.
Думали, что труп привезут. Внесли в дом, обливают слезами. Вдруг Кузьмич всех отогнал и, сорвав зеркало со стены, поднёс к губам Марка. Дышит!!!
Началась борьба за жизнь. Каких только отваров и микстур не придумывал Кузьмич, и победил Смерть - отступила. Уходя, забрала с собой полкового лекаря. Вроде выпил лишку, вышел во двор и заплутал. Нашли уже утром, холодного.
А Марк двое суток метался в беспамятстве, в горячечном бреду, порой, казалось, что это агония. Но Кузьмич твёрдо обнадёжил: всё худшее позади. Грядёт кризис, а там "скоренько на поправку". Только  нужен сухой климат и тёплый воздух. Хорошо бы на курорт…

Стали думать-гадать. Везти тысячи вёрст через центр России опасно: могут опознать жандармы. Тогда Зот, авантюрист по натуре, подал очередную идею: по Каспию и в Персию. По пути Стеньки Разина. Долго судили-рядили, и наконец, приняли идею.
А по утру следующего дня Примусов и Зот отбыли в Оренбург. Там проживает тётка Виталия по отцовской линии, а её муж служит в департаменте, имеет некоторое влияние в губернии. К нему решили обратиться с просьбой на счёт новых документов, паспортов. На троих: Марк с Алиной и Зот.

Алина закончила свой рассказ. Марк молча теребил пуговицу на рукаве её кофточки.
-Значит,..он мой…- Марк запнулся, мучительно поморщился как от внутренней боли.
-Глеб Гордеевич твой папа!- пришла на помощь Алина.- Марик, родной, дай слово, что ты не будешь зла держать на него…Не его в том вина, так получилось…тогда в улочке, он решил что мы грабители…Прости его. Он достоин сыновней любви.
- Любить не обещаю… - глухо произнёс Марк, оставив в покое пуговицу.- А обиды, зла не держу. Честное слово.
-Спасибо, родной,- Алина порывисто припала к груди Марка, затем горячо поцеловала в губы.

ГЛАВА 11

Спустя трое суток вернулись Примусов-старший и Зот. Марк уже вставал, не надолго: сильный кашель вновь загонял в постель, Алина тут же спешила с грелками и микстурами от Кузьмича.

Прежде чем войти к сыну, Глеб Гордеевич долго сидел в жаркой кухоньке, набирался храбрости, да и противную дрожь следовало унять. Руки так и ходили ходуном, точно Примусова била  лихорадка. Алина стояла рядом и как маленького гладила его плечо, успокаивала. Примусов криво улыбался прыгающими губами и ответно похлопывал ладошкой по хрупкой подростковой руке девушки:
-Спасибо, дочка…Я сейчас, сейчас…
-А что, Глеб Гордеич, - лукаво прищурил глаз Кузьмич. – Может, мы их здесь обвенчаем? Пусть за рубеж едут законными супругами. Такой факт получше витаминов поспособствует скорому выздоровлению.
-Что скажешь, Алина?- Примусов глянул на стушевавшуюся девушку.- Согласна?
- Я давно согласна, всё ждала, когда Марик сам…
-Добро,- решительно поднялся Примусов.- А теперь пойду, спрошу жениха. Кузьмич, дорогой, батюшка за тобой.
-Нам собраться, только подпоясаться,- добродушно усмехнулся Кузьмич.

Марк, полусидя, напряжённо смотрел на вошедшего Примусова.
-Здравствуй…Марк,- наконец, нарушил затянувшуюся паузу тот.
-Здравствуйте, Глеб Гордеевич…Проходите. Присаживайтесь.
Примусов прошёл к кровати, опустился на рядом стоящий табурет.
-Ты…всё уже знаешь?
-Знаю…
-Тем лучше…Вот документы для вас. Только…
-Что?- невольно дёрнулся Марк.
- Я…без твоего согласия…на свою фамилию записал…
- Аа,- успокоился юноша, видимо подумав о чём-то другом.- Что ж…Я ведь ваш сын…
- Мой…- повторил Примусов.- Сынок…тут Алина выразила желание стать твоей женой…
-Время ли?- глянул Марк прямо в глаза отцу.
- Время, сынок,- твёрдо сказал Примусов и протянул руку.
Марк без колебаний крепко пожал её.
-Счастья тебе, сынок! Примусов-младший.
- И тебе…отец…
Взгляды и скупая мужская улыбка в эту минуту были для них красноречивее слов.
- Примусов… - Марк с особым чувством произнёс свою новую фамилию. - Это от  латинского "primus"-"первый"? Значит, наш предок был в чём-то впереди иных…Стало быть и нам не пристало отсиживаться  в обозе…
-Так Примусовы всегда в первых рядах шли…- сказал с лёгким пафосом Примусов-старший, любуясь сыном.

Ещё через день Марка и Алину обвенчали в сельской церквушке. Следующие два дня посвятили тщательным сборам в долгий путь. Кузьмич заготовил настоек и отваров, подробно проинструктировал Алину в их применении.

И вот настал час прощания. Уложены вещи в сани. Присели на дорожку.
-Ладно,- сказал неожиданно Примусов и достал из кармана небольшую коробочку, а из неё вынул камею на золотой цепочке.- Аля, это наша родовая фамильная реликвия. По обычаю эту камею одевает бабушка на первую или последнюю внучку. Сейчас не тот случай…
-Мы скоро вернёмся,- сказала Алина.
- Как знать…Всё же настаиваю: возьми. Путь долгий, возвращение будет нескорым. Так что вполне возможно прибудете в Примусовку уже с внуками и внучками…
Алина с трепетом приняла камею. Глянула на камень: там был вырезан портрет юной женщины изумительной античной красоты.
- На  Ольгу Романовну похожа!- вскрикнул Зот, заглянув через плечо Алины. - Марк, скажи.
- Да. Это…бабушка?
- Нет. Камея очень старая. Ещё моя бабушка, Мария Яковлевна, рассказывала, что камея была в семье уже в 1573 году. Имелось завещательное письмо отдалённой нашей родственницы, в котором и описывалась эта камея, и её значение. В Смутное время, во время пожара письмо погибло, а камею спасли. Теперь вот в вашу семью переходит…Пусть этот фамильный талисман поможет вам вернуться в полном здравии. С Богом!
-Скатертью дорога!- от души, прослезившись, пожелал Кузьмич.- Пишите старику, не забывайте…
-Я прослежу,- заверил Зот.- Глеб Гордеевич, позаботьтесь, если что, о сестре моей. Муж часто хворает, а детишек как в цыганском таборе…
-Будь спокоен, Виталий, я их выпишу к себе в Примусовку. Не обижу.
- Благодарю, Глеб Гордеевич! Да я за ваших, если понадобится…
- Возвращайтесь живыми,- мягко остановил Примусов юношу, по отечески крепко обнял, трижды перекрестил.- Трогайте, а то слёзный потоп устроим…
-До скорого!- в последний раз прокричали молодые из уносящихся саней.

-До скорого,- грустно проговорил Примусов и повернулся к Кузьмичу.- А что, дорогой Андрей Кузьмич, не поедете ли со мной в Петербург? Вам ведь уже можно?
-Можно…только там у меня никого не осталось…Жена померла сразу после моей высылки, Боренька чахотку подхватил в Петропавловском каземате, поехал лечиться в Париж и там скончался в день приезда…Другими родственниками я проклят.
- Я решил строить в Примусовке больницу. Возьмётесь начальствовать?
-Отчего не взяться. Дело нужное. Да и крестника с внуками там сподручнее дожидаться…
-Едем, стало быть?
-Едем.

ЭПИЛОГ
После долгих месяцев, "со злоключениями", наконец, в начале лета 1863-го Примусовы и Зот прибыли в Италию. Марк чувствовал себя отменно и молодые, расслабившись, устроили себе медовый месяц. Виталий решив, что сейчас он третий лишний, на время исчез. Вскоре Примусовы получили о нём печальную весть: Виталий Зот тайно выехал в Польшу где примкнул к восставшим. В одном из сражений с русскими войсками был смертельно ранен.
Чуть позже через третьи руки Примусовы получили ещё одну печальную весть: в Лондоне при родах умерла Татьяна. Её таинственным женихом оказался никто иной, как Абакумов. В Лондоне они обвенчались, приблизились к Герцену-Искандеру, помогали в выпуске "Колокола".После смерти жены Абакумов сильно запил, с Искандером у них случился неприятный разговор, после которого раздавленный горем и непониманием товарищей, Абакумов застрелился.
А в конце сентября Алина родила девочку. Ждали мальчика, уже и имя придумали -Виталий. Но и девочке были весьма рады. Имя решили не менять.
Так в этот мир пришла Виталия Марковна Примусова.

Конец Второй повести