О немом фильме Карла Майера

"Кабинет доктора Калигари" (1920 г.)


Странный, непривычный для нас фильм. Во-первых,
откровенная и откровенно не скрываемая кустарщина: среди явно
картонных, по-кубистски грубо размалеванных стен движутся
бледные подкрашенные персонажи. Впрочем, вся поэтика фильма
построена на примитивных условностях. Поначалу все выглядит
наивно до неловкости. Но смотришь дальше - и все оказывается
поразительным. Как будто у тебя на глазах при помощи допотопных
конторских счетов решили серьезнейшую задачу, посильную только
для современного компьютера. Или представьте себе простенький
комикс, по художественной силе сопоставимый с
изощренно-глубокими произведениями Кафки, Томаса Манна и т.д.
 
Музыка к фильму конгениальна ему.
 
В ее сопровождении фабула и декорации безошибочно ведут
свой ярмарочно-вертепный дуэт. Рассказывается страшная старая
сказка, страшная теперь не сама по себе, а тем новым, куда
более жутким смыслом, который постепенно проступает в кровавом
свете нашего исторического опыта.
 
Декорации являют каменный, бездеревный европейский
городок. Все там холодно, угловато, неуютно. Даже чиновники
мостятся на непомерно высоких табуретах за таким же нелепо
высоким столом. Они не встают со своих насестов, а с
предосторожностями спускаются.
 
Городок как-то скудно населен и весь он - одно нежилое
помещение с неживыми жильцами. Смотришь, и вдруг осознаешь - да
это же город небытия! И обитают в нем (сказать "живут" - не
верно) полумертвецы, испытывающие сродственную тягу к
бескровному сомнамбуле, к автоматическому Елеазару. Это тяга
полуживых к мертвенному. Они сами бескровны, да и плоть у них
какая-то не телесная, скорее тоже условная.
 
Главные персонажи - одержимые оборотни. Доктор Калигари
издали смахивает то ли на мистера Пиквика, то ли на старого
добродушного гнома. Но вот его показывают крупным планом, и
тогда видишь: до чего же неопрятный и неприятный тип! У него
уклончиво-беспощадные глаза коварного маньяка. Лицо -
болезненно одутловатое, чем-то отдаленно напоминающее, а
вернее, предвосхищающее мертвенную маску Гиммлера. Сходство не
только внешнее: у них одна и та же навязчивая идея -
механически упорное стремление властвовать и убивать. В фильме
якобы здравые оказываются якобы безумцами, якобы мертвые -
якобы живыми. Мир сошел с ума, мир сошел с рельсов. Он своротил
в бессолнечный сон, пахнущий цементным небытием.
 
Таково мироощущение людей, переживших первую мировую
войну как первую планетарную катастрофу, которой по сути и
начался настоящий двадцатый век, и потому это мироощущение
хорошо понятно тем, на кого источали свой бетонный холод
тоталитарные режимы.
 
Фильм детских страхов оказался картиной мирового ужаса.
 
28.6.1986