Альцгеймер

Как часто, будучи в зрелом возрасте, устав от бесконечных вызовов, от нескончаемой череды квартир, домов, общественных мест, от вони немытых тел, пригоревшей еды и грязных комнат, мочи, крови и перегара – мечтают «скоростники»  об отдыхе, о пенсии.  Прижавшись к холодному стеклу автомобиля, спешащего на помощь к очередной жертве собственных страхов и элементарной медицинской безграмотности, жертве страстей и неправедного образа жизни, грезит врач или фельдшер о спокойной старости в милой уютной квартирке, в окружении заботливых детей.
И вот это время приходит.  Вместе с подарком  уважающей  и ценящей  тебя администрации, под аппетитные звуки веселой «отходной» в кругу любимого коллектива, которому посвятил лучшие годы, ты получаешь осознание собственной ненужности, пустоты и одиночества.  Жалкие плоды пенсионной реформы оптимизма не добавляют.
Ужиться с такими мыслями нелегко. Бася не могла.
Большое, еврейской сердце всегда наполнено трепетной любовью к своим близким. Бася жила одна, и работа заменяла ей семью. Всю жизнь она посвятила скорой, трудилась, практически, на всех подстанциях и сидеть дома без любимого дела не могла. Она всей душой, рвалась туда, где оставалось  ее сердце.
Ей было под семьдесят, но она радовалась, когда удавалось получить дежурство. Рядом ли с домом  подстанция или на другом конце города, ее совершенно не интересовало. Она соглашалась на все. Не обращая внимания на некоторое пренебрежение со стороны более молодых коллег, Бася честно, наравне со всеми, ездила на вызовы.
Альцгеймер еще не стал ее лучшим другом, но она понимала, что он внимательно наблюдает за ней из-за ближайшего угла, поэтому в работе она выбирала единственно правильную тактику, в сложившихся условиях – госпитализировать все. У дизайнеров есть поговорка: «Хороший дизайнер не тот, кто хорошо рисует, а тот, кто может объяснить клиенту, что нарисованное, ему - заказчику - нравится».  В этом смысле, Бася была дизайнером от медицины, потому что могла доказать любому пациенту, что он серьезно болен, и спасти его может только стационарное лечение. Она с неистовством Говарда Картнера,  шесть лет искавшего гробницу Тутанхомона,  выискивала малейшую зацепку для госпитализации.
Была морозная, зимняя ночь, когда Бася приехала на вызов к мужчине, жаловавшемуся на боли в животе. Потыкав пальцами живот, осмотрев язык и прикинув в голове возможные расклады, она пришла к выводу, что имеет-таки очень хорошие шансы пристроить его в хирургию.
- Мужчина, - сказала она ему -  мы отвезем вас в стационар. Вам там будут делать операцию.
Больной, посопротивлявшись для порядка, но, видимо, изначально предполагая такую возможность, пошел собирать вещи. Бася, не сильно надеясь на свою память, принялась писать направление и заполнять карточку. Фельдшер, знавшая методы врача, с самого начала вызова дремала над сумкой.
На улице было холодно, поэтому тепло нагретой машины действовало на нее умиротворяющее. В спящем мозгу фельдшера работал лишь маленький участок мозга, отвечающий за прямохождение, но когда все заняли свои места, уснул и он.
- Куда едем?  - проснулся водитель, подтягиваясь на руле.
У Баси в голове, широко ухмыльнулся  Альцгеймер.
- На станцию, – ответила врач и стала клевать носом.
Сидя в самом конце темного, неосвещенного салона «рафика» мужчина старался настроиться на предстоящее испытание. Операция – это всегда страшно. Ему мерещились стерильные стены операционной, слепящие фары бестеневой лампы, льющие потоки яркого мертвого света.  Строгие белые  фигуры хирургов стояли вокруг него, их глаза пристально смотрели в узкие щели между повязкой и колпаком. Стальной блеск инструментов заставлял вспомнить жуткие кадры пытки из фильма «Щит и меч».
- Что испытывают, когда дают наркоз?  – думал он. – Буду ли я задыхаться? А буду ли я чувствовать боль? А что будет потом, когда меня голого привезут в палату, и наркоз начнет проходить?
Жуткие видения сменяли друг друга, но он мужественно решил, что бояться не будет. Выдержит все, вытерпит любую боль, но не ударит в грязь лицом. Докажет всем и этим добрым, милым докторам  и, главное, самому себе, что он настоящий мужчина. Кремень. Вот только, что-то сильно уж его знобит.  И, похоже, это вовсе не от страха его трясет,  а  от жуткого холода.
Машина давно стояла в ряду таких же, заиндевевших на улице, карет скорой помощи. Ни в салоне, ни в кабине никого не было. Снаружи тоже было пустынно и тихо, только мелкие, колючие снежинки искрились в лучах одинокого фонаря. Занятый своими мыслями, он не заметил, как остановился автомобиль, и ушла бригада.
- Странно, - подумал будущий пациент хирургического отделения. – Наверное, за мной скоро придут. Надо подождать.
Он покрепче завернулся в свое пальто, поставил поближе пакет с вещами и начал ждать, когда его позовут делать операцию.
Сейчас на скорой уже не работает чудо латышского автопрома – РАФ, или как их все называли «рафики». Чудная, я вам скажу, была машина.  Летом, даже при всех открытых окнах в ней было жарко, как в  мартеновском цеху.  Зимой же  это был полигон для подготовки полярников. Если на улице было минус  тридцать  – в машине было минус сорок,  летом, соответственно, то  же самое, но с обратным знаком.  Нагревался и остывал «рафик» за считанные минуты.
Я не видел глаз разбуженного диспетчера, но могу представить себе их диаметр, когда на исходе ночи в ее окошечко постучалось существо, отдаленно напоминающее замороженную рыбу из морозилки центрального гастронома. А вопрос, который задало это, покрытое инеем, нечто, просто вогнал в ступор бедную девушку.
- Скажите, - еле шевеля синими губами проклацал мужчина. – А когда мне будут делать операцию?
- Какую операцию? – ужаснулась диспетчер.
- Меня доктор привезла. Сказала, будут делать операцию, - бедолага не мог справится с бившей его дрожью.
- Какой доктор? – брови девушки достигли высшей точки лба.
- Ну, такая,  старенькая. В смысле, в возрасте, – ответил мужчина.
- Басяяяяя! – завыл селектор, будя всю подстанцию.
Я не знаю, запомнила ли этого больного Бася, но, мне почему-то кажется, он ее запомнил. Хорошо запомнил. И добрых сотрудников скорой помощи, отпаивающих его горячим чаем, пока врач собиралась, наверное, тоже запомнил.
Я столкнулся с Басей однажды, когда она уже не работала. Старушке перевалило за семьдесят, она часто болела и лежала в больницах. Я отвозил ее после очередного лечения домой. Сидя в салоне, она вела себя возбужденно, много говорила, задавала вопросы, крутила головой и, как маленькая девчушка, подпрыгивала на кресле, не в силах совладать с переполнявшими ее чувствами. Однажды около подъезда своего дома, она, выходя из машины, задала последний вопрос.
- А у вас на станции врачей хватает? – в ее больших, темных, еврейских глазах, где-то в самой глубине, сквозь плотную пелену грусти сверкнул маленький лучик надежды.
- Хватает, Бася. Хватает, - ответил я и отвернулся, чтобы не видеть этих печальных глаз.


АЛЬЦГЕЙМЕР* – сленговое название БОЛЕЗНИ АЛЬЦГЕЙМЕРА, дегенеративного заболевания головного мозга, проявляющееся прогрессирующим снижением интеллекта. Названа по имени немецкого врача А. Альцгеймера, первым ее описавшего.