Прощай, Миша, и прости

                Из цикла «Курсачи-мореходы».


Владислав Гусаров

                Прощай, Миша, и прости.
                (рассказ)

После третьего курса обучения в блистательном ДвИМУ распределялась на практику по судам пароходства четвёртая рота курсантов–судомехаников. Но перед этим с непривычной для неё грустью прощалась она со своим шумным и строгим командиром. Майор Михаил Иванович Филонов, отслужив положенный для армии срок, уходил в отставку.
Мишу любили, а глубокое уважение утвердилось накрепко в сердцах «курсачей» с конца первого курса, когда Михаил Иванович, пройдя перед этим краткосрочные сборы артиллеристов тихоокеанского флота, был внезапно вызван на стрельбы береговой артиллерии по водным мишеням на акватории залива Петра Великого.
Михаил Иванович потом несколько раз рассказывал об этом и не переставлял удивляться тому, что отстрелял батареей  удачно, будучи «с большого бодуна». Потому что накануне  он «по полной программе» отметил день рождения своего приятеля и тоже командира роты, но – курсантов-судоводителей, капитана третьего ранга Лукьянова. Только под утро офицеры с жёнами разошлись от Лукьяновых, и Михаил Иванович, дошагав в сопровождении супруги до своего дома, улёгся спать. А через несколько часов посыльный доставил записку полковника, начальника сборов: «Михаил Иванович, выручай!»
- Я ж уже отстрелялся со своей группой! – попробовал отказаться Михаил Иванович.
Посыльный только пожал плечами. Пришлось собираться.
Выяснилось потом, что высокое начальство из военного округа захотело убедиться, как восстановили своё умение в стрельбе старшие офицеры с этих самых сборов.
Сегодня батареи стреляли дружно и громко, но мишени в заливе лишь колыхались на поднятой взрывами невысокой волне.
- Хорошо обучили стрельбе командиров батарей, - сказало поверяющее лицо и сделало пометку в своём журнале.
И тут появился Михаил Иванович Филонов. И все увидели, что он «с бодуна».
- Ещё один снайпер, - тонко улыбнулся поверяющий майор.
Миша не слышал, занимался делом. В считанные минуты были поражены все мишени. Поражено было и поверяющее лицо.
- Отвезите его туда, где взяли, - сказал поверяющий майор. – Михаил Ивано –
вич, вы – артиллерист от Бога.
Перед началом занятий на первом курсе рота в полном составе была направ –
лена на сбор урожая картофеля в совхоз Синиловский. Жили в наскоро приспособленном под жильё длинном сарае. «Наша фазенда», посмеивался штатный острослов Санька Бек.
Однажды, возвращаясь поздним вечером из гостей в расположение роты, Ми-
ша потерял по дороге  майорский погон. Утром он тщательно обследовал ночной маршрут, но погона не нашёл, поэтому заодно снял с плеча и другой.
Но Санька Бек со товарищи погон всё же нашёл, и курсанты втайне от Ми-
ши стали играть им и пришивали на спины и плечи форменок тех, кто в это время отсутствовал на «фазенде». Потом погон то исчезал, то появлялся вновь, наконец, окончательно пропал.
Без погонов из строгого майора Миша превратился в добродушного, простецкого дядьку средних лет, но попрежнему грозно хмурил брови и в шесть утра в любую погоду выгонял «курсачей» на речку, поспешая за ними и покрикивая гроз-
но хрипловатым фальцетом:
- Быстрее бежать! Догоню – плохо будет! Двести тринадцатая группа, не отставать! Двум последним – по три наряда на камбуз!
И «курсачи» неслись испуганной воробьиной стаей, и ветер свистел у них в ушах.
Позже, когда в училище начались занятия, Мишу перестали бояться. Он любил прядок и часто наводил «шорох» по курсантским тумбочкам и рундукам, выбрасывая их содержимое на палубу (пол в общежитии никто по иному не называл)
- Бедлам! – издали слышался его фальцет, и как из рога изобилия сыпались взыскания, о которых Миша  сам порою забывал, а ему не напоминали. – Чья тумбо-
чка? Калиновского? П*о-чему здесь «гюйс»?* П*о- чему носки? Один наряд – чистить гальюн!
Шёл дальше, открывал очередную тумбочку, доставал лист бумаги, читал, хмурился.
- Кроссворд. Кто составлял? – Миша выпячивал нижнюю губу. – «Вещество, применяемое в кулинарии». Даётся ответ: «Одеколон». – Миша хмыкал,  покручивал  головой. – Интеллектуалы… «Воспитательная мера начальника ОРСО»* Из пяти букв. «Наряд».
Он снова хмурился.
- И – не только начальника ОРСО. Командир роты имеет право. Не так ли, дежурный по роте командир отделения Гуськов?
                + - «гюйс» - форменный флотский воротник
                +- ОРСО – организационно-строевой отдел
Гуськов с готовностью кивал.
Миша читал дальше:
- «Рыба породы карповых».
Он вопросительно  смотрел на дежурного по роте.
- Не могу знать, товарищ майор, - отвечал Гуськов, - не закусывал.
Далее в кроссворде задавались вопросы, на которые тут же в столбик написа-
ны были ответы: «водка», «селёдка», «соседка».
- Кто составлял? – повторил вопрос Филонов. – Чертыковцев? Или Кудрявцев?
Он что-то прикидывал в уме и утвердительно кивал головой:
- Кудрявцев.
Добавлял с коварством:
- А постель у него заправлена неаккуратно!
- Сколько нарядов? – дежурный по роте прикасался к листу бумаги острием карандаша и подмигивал прячущимся за рядами трёхъярусных коек «курсачам».
            - Два, - немого подумав, говорил Миша.
- Хватит одного, товарищ майор.
- Ладно, пусть будет один. Но чтобы в гладильном помещении оба утюга зара-
ботали!
Листок, на котором дежурный по роте записывал о взысканиях, Михаилу Ивановичу  отдать «забывал». «Куда-то делся, товарищ майор, память у меня плохая». Михаил Иванович и сам листка с записями иной раз не требовал, знал: и без взысканий те, на кого он «спустил Полкана», об этом узнают и замечания устранят.
- Отдайте лист с записями старшине роты, - говорил он, - пускай примет меры.
До старшины лист доходил или нет – старшина тоже, ведь, был сокурсник.
Но ротное помещение содержалось в чистоте. И гальюн всегда блестел, и оба утюга в гладилке работали. Четвёртая рота нерях не плодила.
И не было среди «курсачей» ссор, тем более драк. Становилось на ноги и крепло из месяца в месяц великое курсантское братство.
- Много лет у вас впереди, - говорил майор Филонов, - и много перемен. Одно останется неизменным до последнего часа: добрая память о годах в училище, о совместной учёбе, о взаимной выручке. Вот почему мудрые государственные люди ещё двести лет назад создали компактные, автономные закрытые учебные заведения в армии и военно-морском флоте. И гражданский флот принимает от военного лучшие традиции товарищества. Даже через тридцать лет не будет у вас таких верных, всё понимающих друзей. Будет многое: дом, семья, дети, престижная работа. Но самое стойкое на земле – это фронтовая и курсантская дружба. Говорю вам это я – прослуживший в армии двадцать три года и понюхавший вороху майор артиллерии  Филонов.
На втором курсе Мишу уже любили. Он никогда не ходил жаловаться на вос-
питанников начальнику ОРСО полковнику Королёву и никому не позволял обижать их. Он ими гордился.
Капитан третьего ранга Лукьянов как-то обратился к нему с просьбой помочь в ротных хозяйственных делах и за это обещал дать четвёртой роте на танцевальный вечер стереомагнитофон. Миша ответил ему высокомерно:
- Послушайте, майор Лукьянов, (он называл Лукьянова майором, потому что тот  уже пятнадцать лет служил на берегу). – Послушайте, майор, на кой ляд мне ваш магнитофон, когда у меня полроты музыкантов?
В то доброе старое время ещё царил в училище дух вольницы, ещё не появились среди офицеров жёсткие уставники из молодых и амбициозных, делавших карьеру, и «толпа» (так издавна любили называть себя «курсачи») дышала свободно.
- Пьянка, самоволка и пререкание с начальством – всегда приводят к разрушению армии, военно-морского флота и государства, - говорил майор Филонов. – Это – аксиома. Что есть аксиома, курсант Калиновский?.. Правильно, - то, что не требует доказательств. А вы где были вчера во время вечерней проверки?
Опять младшая сестра приходила, и вы с нею задачки по алгебре решали?
Когда в роте судоводителей  капитана третьего ранга Лукьянова обнаружилось редчайшее для ДвИМУ воровство, Миша, дежурный по училищу, прибыл туда, осмотрелся и произнёс непонятное:
- В гальюн босиком бегаете – отсюда и воровство.
           Фраза стала крылатой. Сначала все смеялись. Но Боря Ахметов, старшина четвёртой роты, услышав определение Филонова, сказал:
- Миша мудрец. Поведение и нравственность неразделимы.
А самоволки всё-таки были.
Крепко спал безлюдный усталый город, уткнувшись носом в промозглый туман, лишь через вокзальную площадь, как и месяц и годы назад, через небольшие промежутки времени  шагали в сторону центра города и обратно великолепные, стройные «курсачи». Ни на один день или вечер, ни на одну ночь  не прерывалось это шествие, как ни свирепствовал начальник ОРСО полковник Королёв, какими бы карами ни грозили «курсачам» отцы – ротные командиры и какая бы отвратная  погода ни стояла на улицах Владивостока.
Со всех концов города пути мореходов сходились на вокзальной площади, училище стояло поодаль от неё на узком перешейке, гордо именуемом «курсачами»
«Мыс ДвИМУ».
Бесшумный, без гулянки уход  в очередной после семестра отпуск «курсачи» считали позором. Любили они душевно посидеть в пельменной за бутылочкой вина после очередной «пенсии» (так называлась ими стипендия). В общежитие возвращались настороженные, глаза в темноте видели за версту, уши улавливали малейший шорох.
Миша любил подстерегать нарушителей дисциплины, стоя где-нибудь за углом недалеко от входа в жилое помещение «курсачей». Особый сигнал оповещал «блудней» об опасности. Тогда в расположение роты, на третий этаж пробирались по пожарной лестнице. Забравшись на балкон, самовольщик осторожно нажимал на раму. Если она не поддавалась, он мелкой дробью постукивал пальцами по стеклу. Дежурный по роте в эту ночь был тихим ангелом-хранителем, заботливым отцом, не-
дремлющим оком. Дверь балкона бесшумно открывалась, и через несколько минут измученный переживаниями самовольщик спал в койке сном праведника.
Перед отбытием домой Миша проходил по рядам коек, немало удивлённый и раздосадованный. Считал отсутствующих. Их было немного – в основном, официа-
льно уволенные «женатики». Но сомнения оставались. Ещё двадцать минут тому койки Чертыковцева, Калиновского  и Гуськова были свободны, а сейчас заняты, курсанты спят. Как они в помещении роты оказались? Миша требовательно смотрел на курсанта – дежурного по роте. Тот, как мог, изворачивался, отводил грозу. Часто это удавалось. Миша не строил иллюзий, не верил дежурному, зато любил чёткие, уверенные ответы, и у ходил едва не удовлетворённый.
- Как на экзамене по военной подготовке, - подмигивали друг другу дежурный и дневальный по роте: - Подход пять, отход пять, ответ два, средний балл – три.
Во время последней экзаменационной сессии Миша во время вечерней поверки сказал Рему Гуськову:
- Гуськов, сегодня я имел встречу с вашим преподавателем по дисциплине «Судовые паровые котлы»… Гуськов, даже мне, майору артиллерии, известно, что М-20 – это марка флотского мазута для паровых котлов, а не каменный уголь «мел-
кий горошек  диаметром двадцать миллиметров»! Гуськов, вы и в самом деле этого не знали или пошутили?
- Пошутил, товарищ майор!
- Преподаватель оценил вашу шутку в два балла. Вы и дальше будете так шутить?
Пристыженный Рем сдал повторный экзамен по котлам на твёрдое «хорошо».
У Миши были жена и дочь, которую он очень любил. У Миши было больное сердце. И вот после третьего курса  рота прощалась со своим командиром. Отслужив 25 лет, он уходил в отставку и уезжал к себе на родину в Днепропетровск.
В длинном коридоре ротного помещения в две шеренги лицом к лицу стояли все, кто уцелел в курсантских рядах за три года учёбы, и с каждым за руку прощался Михаил Иванович Филонов. Жалко было ему расставаться со своими шумными и порою жестокими и несправедливыми питомцами, и жаль было им расставаться с Мишей.
«Курсачи» стояли перед майором с виноватыми, смущёнными лицами и глядели на него, шедшего в парадной форме при всех медалях и орденах. Фуражку Михаил Иванович держал на изгибе локтя, у него были большая лысина и добрые грустные глаза. Когда он прошёл вдоль обеих шеренг и остановился, вышел вперёд старшина курса Борис Ахметов и сказал много прочувственных, покаянных слов, а потом от  имени всех курсантов четвёртой роты вручил Михаилу Ивановичу пода –
рок: альбом с фотографиями и  набор позолоченных рюмок. На коробке была выгравирована надпись:
«Михаилу Ивановичу Филонову от его воспитанников… Год… Дата…»
А на другой день рано утром весь курс строем пришёл на вокзал и стоял там до тех пор, пока не скрылся из глаз поезд, уносивший в далёкие места их беспокойно-
го и доброго командира.
… Растекалась на практику по судам Дальневосточного пароходства повзрос-
левшая четвёртая рота.


  Ноябрь 2006г.
  Владивосток