Белград

 

Маленький самолет летит под облаками, считает все восходящие, нисходящие и боковые воздушные потоки. Хочется посмотреть на панораму Львова и Будапешта, но страшно. Отвлекаюсь чтением воспоминаний Ф. Раневской. Стыдно за то, что до сих пор читала не те книги.
На обратном пути выпиваю красного вина. Толчки и качка становятся почти неощутимыми. Вот теперь я буду смотреть на землю, не отрываясь. Но Ту-154 забирается высоко. О том, что внизу Львов, узнаю по сообщению стюардессы. Далеко внизу только облака, облака, как сугробы из снежного детства. Ловлю себя на мысли, что давно уже не видела таких снеговых курчавых гор в природе, а так хотелось бы.


Первое ощущение  Белграда – запах. Много медоносных цветущих растений. Кажется, на улицы вылили ведра цветочных духов.
Второе.
Кажется, что нахожусь в каком-то большом старом малороссийском городе. Красивом, в чем-то непохожем на русские города, но все-таки – до боли русском. Ощущение поддерживается кириллическими надписями на вывесках. Изучаю сербский прямо на улицах и в аудиториях института: «Открыто – отворено, выход – излаз, вход – пролаз, перерыв – пауза, модный магазин – модна куча, словарь – речник, реставрация – врачевание, спасибо – хвала, вместимость лифта – поднимость, памятник – споменник. Числительные те же. Пьеса Островского «Таланты и поклонники» - «Таланты и обжавши».  Один из выступавших, извинившись за незнание русского,  сказал примерно так: я читал в транскрибе роман Достоевского «Нечиста сила» и т.п.

Позднее на экскурсии поняла, что в интуиции своей была права – город строили русские архитекторы. Да и вообще история Сербии тесно связана с историей белого эмигрантства. Здесь был Белградский русский балет, жили все известные русские писатели. Король вручал награду Леониду Андрееву. Русский дом расписан Рябушкиным и Васнецовым.

Стыдно, что не знала русско-сербской истории.

В храме Святого Саввы испытываю культурный шок: прямо в центре большая икона убиенного русского царя Николая Второго, рядом икона с ликом его сына – царевича Алексея. Храм православный. Нахожу иконы Николая Угодника, Сергия Радонежского, Серафима Соровского. Молитвы те же, прихожане крестятся как мы, только по-другому ставят свечи: только за упокой, на каждую душу по свече, и так же за здравие. Подсвечники представляют собой поддоны с песком. Возле икон подсвечников нет.
Небольшой храм рядом, вернее какой-то пристрой к храму Св. Саввы. Церковь расписана по православным канонам, много фресок. Решила поискать икону святой Ирины. Вижу парную икону, подумала, неужели Борис и Глеб, но удивлена была еще больше, когда увидела Андрея Рублева в паре с Сергием Радонежским.

Через несколько дней – день города. Конная полиция. Все церкви выходят на крестный ход. Несут хоругви и иконы. Потрясающее зрелище. Православные первой несут икону Николая Второго. Узнала у экскурсовода, что это самый почитаемый здесь святой. Культ Николая оставлен в наследство белогвардейскими эмигрантами. Сербы считают себя обязанными ему и виновными себя в его смерти и событиях в России.

Экскурсовод приводит нас к русскому храму. Он закрыт. Настоятеля нет – нас впустить не могут. Внутри могила барона Врангеля. Разочарованные уходим, но вслед нам кричат, возвращают – нас впустили. Чувства непередаваемые. Те храмы были только похожи на русский, а этот настоящий, намоленный русскими.

Много приходится ходить пешком. Ноги в кровавых пузырях. Каждые два-три часа меняю нашлепки пластыря на ногах – и снова вперед. Раны затянутся – впечатления останутся.
Попала в грозу и проливной дождь. Промокла, что называется, до костей. Думала, заболею – не заболела. Волосы с вечера не мыла, только вытерла сухим полотенцем. Утром проснулась - голову словно уложили в дорогом салоне: волосы пышные, кудрявые. Мыть не стала, так и проходила целый день,  причесанная природой. Что бы было с волосами, попади я под дождь в Москве или в Казани.


Сербы хмуры, закрыты. Изо всех сил пытаются быть веселыми и открытыми. Не могут расслабиться. Политическая ситуация давит. Русские более открыты, более светлы.

Июнь 2008