Поликлиника

Я жалею, что не догадалась прикупить по случаю беруши. Визг стоит такой, словно дюжина бензопил отпиливает хвосты сотне кошек. За пару дней до первого сентября родители дошколят выстроились перед лабораторией – детям положено сдать соскоб на энеробиоз.
Кажется, абсолютно все в это утро решили встать спозаранку и занять очередь, чтобы приклеить к заднице своего чада липкую ленту. Лаборантки нет. Всего нас тут около трех десятков мамаш, у каждой – по одному потомку минимум. Дети перемешались, сбившись в кучи, поделились на лагеря и заняты своим, детским, делом – путаются под ногами, дразнят друг дружку, носятся и орут.
Несносные в массе, по отдельности как на ладони – ябеды-тихушники и прямолинейные драчуны, хитрюги и болваны, кокетки и просто шпана – поколение next, собранное в одном месте и движимое одной задачей – пройти нехитрый обряд, чтоб через него засвидетельствовать социуму совершеннейшую свою инфекционную благонадежность.
…Рано или поздно, когда человечество изведет самое себя и впадет в первобытный хаос, этот ритуал будет тем немногим, что уцелеет и пройдет сквозь глубину веков.
…Так же, как и сейчас, они будут выстраиваться длинной вереницей, матерые самки с детенышами, и потечет живая река по коридорам, где, прорастая, ширят трещины в бетоне толстые стебли клевера-мутанта. И в пещере будет их ждать самый главный шаман, и поочередно подводить к нему будут младенцев, чтоб приклеил он им на пятую точку выцветший до прозрачности лист подорожника, символизирующий канувший в Лету скотч.
Ритуал этот станет священным, обрастет легендами, человечьи детеныши будут гордиться, что прошли Обряд, и откроется им вход в Главную пещеру, где примут они чашу похлебки из питательной плесени и деликатесных Синих грибов, – тех, что смельчаки собирают на верхних, ближайших к поверхности, ярусах…

– Фрейкен Бок, Вы любите детей?
– Как вам сказать… Безумно!

Топот, визг, рев разочарования и торжествующий хохот. Все они тут – ангелы и демоны, гонимые и гонители. Кареглазый бесенок с хвостами-рожками, хрупкий мальчик с глазами ангела…
Мальчик. Серые, до хрустальной прозрачности, глаза в тяжелых ресницах. Такие я встречала на рисунках Нади Рушевой. Я смотрю в них, и исчезает бедлам вокруг.
Мальчик с бездной в глазах. Кажется, он живет уже сотни, тысячи лет. Смотрит перед собой и что-то беззвучно шепчет. Молитву? Прозрачные слезы дрожат на ресницах.
…Пропадают серые стены казенного бокса. Я чувствую над головой бессмертное небо. Лязгают мечи, дымится кровь, тьмы воинов ложатся в сырую землю. Прах их взойдет по весне цветами, засеют поля крестьяне, в воздух поднимется первый аэроплан… Гремят взрывы? Нет. То скрипят уключины, качается лодка, несется над озером вальс…
Не могу оторвать взгляд – кажется, подойди я чуть ближе – пригублю тайну вечности, познаю непознанное. В глазах печаль и неверие. Да, именно так. Маленький рот сжат, голова втянута в плечи. Он весь – отрицание. Забывшись, подхожу близко. Так близко, что замечаю рядом женщину – мать чудо-ребенка. Она тихо, настойчиво шепчет, что-то втолковывая ему. Безнадежно. Сын не верит ни единому слову. Прислушиваюсь и ловлю:
– Честное слово, Сережа. Я даю тебе честное слово. Там, за дверью, никто не будет делать тебе укол.