Ванька Мокрый

     Апрель  выдался в тот год  необыкновенно тёплым и солнечным. На речке  рано вскрылся лёд, и желтоватые рыхлые льдины нехотя потащились по воде, унося  за собой недолгую, вязкую зиму.
   
     Окна небольшой  коммунальной квартиры выходили на набережную. Ирка с ногами забиралась  на широкий подоконник, подолгу всматриваясь в серую шевелящуюся  реку.  Подоконник для неё был особенным, любимым местом, а на запотевшем от дыхания оконном стекле   получались   забавные улыбающиеся рожицы. Ирка обожала рисовать пальцами на стекле.

     Мама неодобрительно качала головой, но ничего не говорила. И прикрикнула на Ирку всего один раз, когда та нечаянно опрокинула на пол  горшок с бальзамином, попросту называемым всеми Ванькой Мокрым:

    -Вот  и погиб наш самый надёжный синоптик.
    
    Цветок  умел предсказывать ненастную погоду и с приближением грозы или тумана на острых кончиках листьев выделялись капельки воды. Ирка тоже огорчилась,  ей нравилось поглаживать прохладные влажные листья и предупреждать  маму о предстоящих дождях. Уцелевшую часть растения поставили в банку с водой с робкой надеждой на возрождение покалеченного Ваньки.

    Несколько дней назад Ирке исполнилось шестнадцать. Гостей было всего двое: Ирка и мама. Пили чай, заваренный  со смородиновым листом и мятой. К чаепитию прилагались аляповатый покупной кремовый торт и самодельное печение «рыбки».  Ирка  получила потрясающие подарки: в  нарядной, связанной мамой, сумочке лежали мягкие кисточки, гуашь и набор мелков. Ко всему этому богатству прилагалось несколько  больших листов ватмана. А ещё - шестнадцать разноцветных шаров, которые они со смехом надували и выпускали по очереди  из окна, любуясь удаляющимися  яркими точками: синей, зелёной, желтой, красной.

   - Пусть люди радуются с нами.
   - И празднуют вместе с нами.

     Шарики несли в себе не только выдохи,  но и  записки с пожеланиями для прохожих, случайно поймавших такой необыкновенный шар. Мама писала на своих бумажках короткие добрые пожелания: здоровья, счастья, добра. А Ирка сопела и придумывала длинные и сложносочинённые. Вскоре в их поле зрения остался только один выпущенный на волю шар – оранжевый. Он зацепился за голые ветки высокого тополя и ещё несколько дней радовал Ирку своим жизнерадостным трепыханием на ветру, покуда не сник и провис на дереве безвольной рыжей тряпочкой.


   Иркин сосед по коммуналке, отставной морской офицер, ныне пенсионер, дядя Дима сохранял былую выправку и слыл заядлым рыбаком. В рыболовный сезон его высокую сутулую фигуру можно было заметить около реки, где он пропадал целыми днями. Правда, рыбу, пойманную в черте города, есть было невозможно из-за стойкого химического привкуса. Привкус получался из-за дряхлых очистных сооружений местного фармацевтического завода. Завод был единственным стабильно  работающим предприятием небольшого города, и руководство закрывало глаза на отвратительно пахнущую реку  и умирающих по весне уток, прилетающих сюда по старой привычке. Из двух зол…

    В дни ледохода дядя Дима начинал маяться, и не мог найти себе подходящего занятия. Поэтому входил в межсезонный запой, превращаясь из тихого безобидного пенсионера в неопрятного разухабистого старикана.  Мама с Иркой старались не появляться на кухне, где калейдоскопом сменялись гости сомнительного вида, бесцеремонно гремевшие бутылками, каблуками и пьяными голосами.

     Иркина мама, женщина по характеру  незлобная и терпеливая, в такие дни прикрепляла на комнатную дверь плотное бархатное покрывало:

    -Всё потише будет. Ничего... Погуляет наш дед Димыч, да успокоится. Как лёд сойдёт и у него схлынет. Легко старику куковать в одиночку? Что мы не понимаем? Всё ж ему родные люди, хоть и соседи.

      Ирка соглашалась и кивала.

      Дядя Дима  рано овдовел и больше не женился:

     -Лучше моей Любашки не было и не будет никого. Почто нам злые мачехи?

      Сына растил сам. Отправил учиться в военное училище в Петербург. А  десять лет назад уехал сынок служить в жаркие африканские страны, да там  и пропал. Ни писем, ни весточки.  В военкомате  не могли толком ничего сказать: жив-ли-мёртв, бурчали только невразумительно, намекая на государственную тайну. Но не так давно вдруг пригласили старика и выплатили за сына  какое-то единовременное пособие. И дядя Дима искренне считал, что его сын стал разведчиком и поэтому не  даёт о себе знать:

  - Нет свидетельства о его смерти и смерти для него нет. Ездит там мой Иван Дмитрич верхом  на слоне и следит за международной обстановкой.

    Мама  жалела старика.  Подстирывала ему кой-какие вещички, супчиками подкармливала. Всухомятку-то долго не проживёшь. Как-то,  проснувшись глубокой ночью, Ирка вышла на кухню воды попить. В  горле пересохло. На кухне горел свет, и Ирка увидела, как мамка с тряпкой ползает на коленках, оттирая замызганный после очередных гостей пол. А дядя Дима, прислонив хмельную лысую голову к холодильнику, бормочет:

  -Ты, Надюха, надейся-то на хорошее. Баба ты справная, хозяйственная. Был бы  я помоложе… И борщи у тебя со смыслом, наваристые, как мамка моя умела. И фигура ладная. Замуж тебя выдам. Хочется на твоей свадьбе погулять.

    А мама только смущённо хихикала и подозрительно долго оттирала несуществующее  пятно на дощатом полу. Ей ли, матери-одиночке, да  детдомовке в анамнезе,  мечтать о хороших женихах. Был всего один, да быстро сплыл. Сразу после ирочкиного рождения. На гитаре бренчал хорошо. Жаден был до денег и до свободы мужской. Люди поговаривали, что после Надежды он ещё не одну дурочку в районе обрюхатил. А после - в Москву подался деньги заколачивать. Москва - большой город, там легко потерять и потеряться. Алиментов Надежда не видела, но не роптала: и так богата- Ирка у неё, комнатка своя,  сосед хороший.

     Утром Ирка обычно просыпалась от тёплого маминого поцелуя. После чего приходилось одеваться, мыться и чистить зубы. Сегодня голова почти не кружилась. Ирка, неохотно и наскоро приведя себя в порядок,  снова забралась на подоконник и расплющила нос по холодному стеклу. Мама ушла в магазин и скоро должна вернуться. А Ирка сверху махнёт ей, а мама обязательно посмотрит наверх и улыбнётся, помахав в ответ.

      В дверь несколько раз позвонили. Мама  в магазине, а дядя Дима вчера снова сильно выпил и, по-видимому, спал крепким похмельным сном. Ирка осторожно слезла с подоконника и побежала открывать.

   На пороге стоял незнакомый седой подтянутый мужчина в милицейской форме:

   - Участковый Степаненко. Терехова Надежда Петровна здесь проживает?
   - Здесь.
   - А тебя, мальчик, как зовут?
   - Ирка, - хихикнула тоненько Ирка,  развеселившись, что её приняли за мальчика. А всё потому, что её светлые жидковатые волосы после операции ещё не отросли и топорщились в разные стороны короткими перелесками.

    Степаненко растерялся, потеребил край милицейской фуражки и смущенно кашлянул в кулак.

     -Маму позови.
     -Она скоренько. В магазин пошла. Да, Вы проходите, проходите на кухню. Чайку попьём.

    Участковый покорно поплёлся за Иркой на кухню.

   Ирка, знающая толк в гостеприимстве, быстренько  вскипятила чайник. Кружки поставила праздничные, фарфоровые с   выпуклыми ромашками. Сахару тоже не пожалела,  три ложки с горкой. Придвинула к гостю мятные пряники и завела светскую беседу.

  -Вы про наш фармзавод знаете?
  -Знаю.
  -Так вот, я и говорю, когда мамка была мною беременная, она  там работала. И никто ей не сказал, что вредно находиться на заводе в положении и дышать химикатами. Вот я и родилась недоношенной, болею часто и в школу не хожу, как все дети. Со мной соседка Алла Ивановна на дому занимается. А несколько месяцев назад я в обморок хлопнулась. Мама перепугалась, бросилась к врачам, сделали  рентген. Оказалось, что у меня в голове что-то ненужное выросло, и меня тут же на операцию.  Вскрывали голову как консервную банку, вот здесь, видите? - Ирка весело ткнула пальцем в уродливый багровый шрам у правого уха, просвечивающий сквозь светлый пух.

   Степаненко сосредоточенно кивнул. А про себя думал: «Бедная-бедная девочка… Человечек из кунсткамеры. Сколько же ей лет? Огромная голова на маленьком, будто усеченном теле, непропорционально короткие ручки-ножки. Совиные, смышленые глаза без ресниц и бровей.  Горе- то  какое. Бедная девочка. Бедная мать. И я ещё тут со своей новостью» 

   Степаненко не успел завести своих детей, чему был рад и не рад одновременно. Некогда было. Два скоротечных брака и два затяжных развода. Разводились дольше, чем женились.  Женская мнительно-мстительная психика не выдерживала  постоянных отлучек, бесконечных ночных звонков, а также  мизерности вклада в семейный бюджет. Разводясь, жёны в качестве моральной компенсации требовали материального отступного. Степаненко ощущал себя  виновным и старался компенсировать. Первой жене досталась отцовская машина «Волга». Второй супруге -  квартира, а ему самому - повышение в должности с переводом  из столицы в областной город, по счастью  со служебной площадью.

    -Ничего, до свадьбы заживёт,- воодушевилась Ирка, очень довольная тем, что  у неё нашёлся такой внимательный зритель и слушатель. Она вообще мало сообщалась с  внешним миром, проживая  в счастливом своём, состоящим из пространства комнаты, любимой мамы, стола с рисунками, насиженного подоконника.

   -Представляете, мы с мамой пишем друг другу тайные записки. Вот сейчас, в магазине мама достанет кошелёк, а там записка: «Не покупай мне больше молока. Лучше купи мороженого»
    -А мне  нельзя мороженого, - продолжала щебетать Ирка, - Гланды часто воспаляются. Но мама всё-таки его мне купит, а потом положит на блюдце, чтобы подтаяло и согрелось. И я пью эту сладкую сливочную лужицу вместо гадкого кипячёного молока. Талое мороженое куда вкуснее.

    Дверь хлопнула. Пришла Надежда, заглянула на кухню и побелела лицом:

    -Что случилось?
    -Сосед ваш Дмитрий Дмитриевич ночью в речке утонул. Вышел на хлипкий подмякший лёд и провалился. Надо бы вам на опознание, в морг. Вы уж простите, что так получилось. Пойдёмте, я вас провожу. - Степаненко виновато поморщился.

     Надежда тихонько заплакала и Ирка вслед за ней стала  поскуливать тоненько как щенок.

      Летом Ирка переехала от мамы в соседнюю комнату, бывшую дядьдимину. Мама раздала немудрёную соседскую мебель знакомым дачникам. И в комнате теперь было много свободного пространства, стол да Иркина детская кровать, из которой она никогда не вырастет. В одном углу, специально оборудованном под рыболовные снасти, продолжали топорщиться  дядьдимины удочки.

      -Рука не поднимается выкинуть. Хороший был рыбак и сосед хороший. Пусть на память останутся,- поясняла Надежда соседке Алле Ивановне, заглянувшей на новоселье.

      Ирке разрешили рисовать на стенах, которые мама оклеила белыми  матовыми обоями. И Ирка нарисовала  много-много разноцветных улыбок. На её стене улыбались милиционеры, слоны, деревья и даже речка, отравленная ядовитыми стоками. И ещё она научилась удочкой ловить  из окна пролетающие листья, когда мама была на работе.

     Участковый Степаненко продолжал заходить в гости. Незаметно для себя прилепился к этому дому.Наверно, хотел реабилитироваться перед мамой, что приносит не только дурные вести.   
     Как-то перед очередным визитом на его фирменную фуражку свалилась дряблая рыжая тряпочка  воздушного шарика. Зайдя в дом и сняв фуражку,  майор обнаружил оплошность и как воспитанный человек положил  тряпочку  в карман. Позднее, он с удивлением извлёк из кармана записку со печатными  прыгающими в разные стороны буквами: «Пускай у Вас будет много-много детей, и Вы будете  чаще улыбаться» 

     Разведчик Иван Дмитриевич ехал верхом на слоне по пыльным просторам далёкой африканской страны, думая о скорой демобилизации и возвращении домой. Россия сворачивала программу дружественной военной помощи и больше углублялась в свои внутренние вопросы.
 
  - Вот вернусь, и пойдём вдвоём с отцом на рыбалку. Не пересылали мне свидетельства о его смерти, и смерти  для него нет. Крепкий мужик. Ходит там себе на речку, да смотрит международные новости по телевизору.

    Слабенький Ванька Мокрый, пересаженный из банки в новый коричневый горшок, неожиданно окреп,  расцвёл и заплакал. Приближалась новая гроза.