Две весны

Ты помнишь весну восемьдесят восьмого? Жизнь только начиналась и мы – молодая поросль, нахальная элита перестройки шлепали по лужам, горланили песни про перемены, по Казанову и сами себе казались совершенством, что было, видимо, близко к истине.

Свердловск оживал после зимы, скидывал кожу, как гигантский каменный змей. Голуби радостно гадили на голову Якову Мойшевичу Нахимкинцу – самому нелепому монументу любимого города. Будущее лежало прямо под ногами и оно было безмятежно прекрасно. Мы не обращали внимания на холодный ветер с севера, он не мог остудить нашего пыла, он только холодил щеки и забирался под пиджаки с гигантскими плечами.

Мы носили волосы торчком, помнишь, у тебя тоже была такая прическа? На концерты раскрашивались, как индейцы назло парткому. А эти булавки в ушах?! Казалось глупым носить серьги, когда есть булавки. Широченные лацканы пиджаков увешивали миллионом значков, фенечек, особый кокс был – круглое зеркальце. Студенты архитектурного мастерили такие из подручных средств. Студенты Арха – законодатели моды для всего города, к ним без дезодоранта не подойдешь.

Помню, трое парней с пятого этажа в общаге на Восточке, они могли за ночь сшить вполне импортную косуху, стоило это безбожно дорого, но можно было сговориться за курсовую или макет. У них гибкая система скидок была, рассрочки, поблажки для красивых девушек. Они еще производили джинсы, треники Адидас и прочий ширпотреб.

А еще бананы! Штаны такие были! У меня были розовые, я их завалила, когда уронила бутерброд с майонезом на колени. Сколько же слез было над ними пролито! Сметана на бананах, молоко на губах. Только не сметана, а майонез. Никто на этом свете, кроме свердловских студентов, не ест столько майонеза: черный хлеб, минтай, бланшированный в масле, и майонез. У кого сердце не дрогнуло, тот не учился в Свердловске в восьмидесятые.

Как замечательно пахло весной. Мы гуляли у нашей вонючей речки и строили такие грандиозные планы, что у города подгибались ноги. Мы гордились Упишными студентами, которые свои комсомольские билеты в урну повыбрасывали, мы пели «Ельцин прав!» От нашего хохота трескались окна и стены, к сигаретному дыму примешивался сладковатый привкус травы.

И это была свобода, рок-н-рол не только не умер, он рождался у нас на глазах, на наших кухнях, поднимал голову и мы летели вслед за ним, мы были счастливы. Мы репетировали самостоятельный спектакль и каждый день с восторгом подзуживали друг друга: нас посадят, ох как посадят, и будет у нас «камерный театр».

Голова кружилась от ощущения, что стена, в которую мы все дружно долбимся лбами, поддается, мы слышали треск штукатурки и понимали, что коммунизму конец. Жизнь только начиналась!
Никто не мог предвидеть, что нас ждет впереди. Казалось, что все только начинается, оно взяло и закончилось.
Сметана на бананах, молоко на губах…