Савинские магазины

К Борщовскому магазину мы часто бегали не только за покупками. У детей была еще одна обязанность - не пропустить машину, развозящую керосин. Иногда из кабины проезжавшей по дороге машины с цистерной раздавался зычный мужской голос, усиленный рупором, заставлявший женщин хвататься за ведра и бидоны. Я до сих пор слышу это с непередаваемой интонацией объявление: «Продается керосин,- далее следовала пауза и выкрик на высокой ноте - около Борща». Набирали всегда с запасом. Летом остаться без керосина означало катастрофу.

 Зимой выручала печка. На ней готовили с утра. Чугуны стояли в нише на конфорках, сохраняя тепло и придавая традиционному маминому борщу неповторимый вкус. Три самых известных места были у савинцев, три магазина, которые давно принадлежали госторговле, но сохраняли имена их бывших владельцев: Борщева, Чурилова и Смаглеева. Магазины были тесными, заставленными бочками, мешками, но удобное расположение и доступность делали их популярными. В бочках завозили мелкую соленую рыбешку, которые савинцы называли камсой или килькой. Это было событием. Новость облетала округу, хозяйки отрывались от примусов и керогазов и спешили в магазин. Домой её несли в кульках из грубой серой бумаги. Она быстро пропитывалась рассолом, пачкая руки и платья. Но дешевая соленая рыба с отварной картошкой надолго давала ощущение сытости. В небогатых семьях она была частой гостьей на столе. Из бочки, стоявшей в торговом зале, доставали ржавую селедку. Хозяйки толпились вокруг, показывая продавщице, какую следует достать. Иногда попадалась слишком разборчивая покупательница. У стоявших позади иссякало терпение, и вспыхивала легкая перебранка.

 Селедка с луком, жареный картофель, засоленные в кадках помидоры и огурцы были традиционным угощением для неожиданно нагрянувших гостей. Колбаса, нарезанная кружочками, яичница с салом и винегрет делали стол роскошным. Гости приносили с собой бутылку водки. Женщины к ней не притрагивались, для них всегда была припасена наливка из вишен или смородины. Наливали в маленькие стограммовые граненые стаканчики, из них едва пригубливали в течение всего вечера. За оживленным разговором, смехом, украинскими песнями, которые прекрасно пела мама, время пролетало быстро. На мужскую компанию с лихвой хватало одной бутылки. Дома спиртного не держали. Это позднее, когда в моду вошли стенки с барами, их старались заполнить красивыми бутылками.

В праздники мама варила холодец, пекла пирожки, жарила котлеты. Мода на салаты, заправленные майонезом, закуски, пышные застолья пришла значительно позднее. Нашу семью она обошла стороной. Приехавшая однажды в гости бабушка как истинная одесситка приготовила форшмак, перекрутив тщательно очищенную селедку с белой булкой и луком. Вымочила особым образом горбушу, которая была необыкновенно соленой. Из-за этого её почти никто не покупал, хотя и стоила она довольно дешево. Наличие в заштатном городке маслин в банках, которые она пробовала еще до революции, бабушку потрясло. Феклу Семеновну, откушавшую диковинку, это угощение возмутило до глубины души. «Ишшо деньги на сливы переводить, они ж горькие. Щас я ей ведро нарву. Так наши-ш крупные, сладкие. Дождались родню. Невестка одни мантулы есть, и эти ишшо заявились. Видали господ, родимец их забери». Все это возмущенным шепотом выпалила мне бабушка, зная, что никому не расскажу.

Овдовевшая в начале 20-х, мать отца подрабатывала извозчиком. Со вторым мужем отстроила большой, даже по современным меркам, дом, взвалив на себя всю тяжелую работу. Пережив десять детей, из которых остался один мой отец, она глубоко презирала все, что казалось ей излишеством. В еде была неприхотлива. Сбои, теперь и слово ушло из лексикона, картофель, который выращивала сама, сушеные фрукты и лесные ягоды, в праздники - сало - вот и все, что признавалось ею. Все остальное презрительно величала мантулами. Ссорилась с мамой за то, что та заставляет детей делать уроки, приучает читать книги, содержит в идеальном порядке дом. В магазины бабушка ходила нечасто. Ну а если удавалось отхватить сбои, закупала помногу. Впрочем, на аппетит не жаловалась. После операции поднялась, когда отошел наркоз, и отправилась в столовую требовать пропущенный обед. Мамины подруги-медсестры потом не без восхищения вспоминали этот забавный случай, а тогда им было не до смеха. Испугались, что разойдутся швы. «Божьему одуванчику» было под 80.

 Со временем отстроили современные магазины, а лавки, так звала их Фекла Семеновна, закрылись. Два магазина размещались в жилых домах, их вернули владельцам. Расширили и достроили Борщовский магазин, но что-то в нем необъяснимо изменилось. Он стал чужим. Мы уже не бегали туда за дешевыми подушечками и лимонадом, когда появлялись деньги. У нас был свой заработок - тащили из дома все, что удавалось сдать старьевщику. Это выпадало нечасто. Родители внимательно следили, чтобы не уплыли в маленькую будку под Белой горой нужные в хозяйстве вещи. Возвращаясь из школы, с друзьями иногда заходили в большой магазин на углу Вокзальной и Народной. Голодные, после скудных школьных завтраков, мы не выдерживали, покупали вскладчину фруктовый чай в брикетах, кубики какао или кофе с сахаром. Видела бы моя мама, как пускали мы по кругу, деликатно откусывая, эти пачкающие руки липкие сладости. И прошло с той поры всего 50 лет.