Нераспечатанные письма

(бывший «Прыгун»)
         
* * *
      
        Спину ломило, перед глазами расплывались радужные круги, натруженные руки отказывались держать лопату, а количество снега всё не уменьшалось и не уменьшалось.
        Юрий Дмитриевич, доцент кафедры биологии, поднял голову, посмотрел на сверкающее голубизной, чистое (ни единого облачка!), небо и горестно вздохнул – «И откуда он только берётся, здесь, во Вьетнаме? Да ещё в таком количестве?..».
        Снега, действительно, было много, очень много, невероятно много! Толстым слоем он покрывал все вокруг – пальмы, столики, заваленные рыбой, ящики, наставленные в проходах и сами проходы, превращаясь под ногами в  грязную кашу. Дырявые кеды, надетые на ноги доцента, давно промокли, но он не обращал на это никакого внимания – привык. Так же, как и к густому запаху рыбы, висящему в прогретом жарким Вьетнамским солнцем, воздухе.
        В некотором отдалении, в другом конце странно-пустого рынка кто-то ещё,  не разгибаясь, тоже убирал снег. Кто-то очень хорошо знакомый Юрию Дмитриевичу (в этом он был уверен на сто процентов!). Но, по строгим законам сна, почему-то нельзя было подойти и посмотреть, кто же это. Помощник появился не так давно (хотя, не так уж и недавно), - поначалу доцент работал в одиночестве.
        Вот уже долгое время, из ночи в ночь, в одном и том же повторяющемся сне, Юрий Дмитриевич убирал снег на рыбном рынке в далёком Вьетнаме. Почему? Этого он не знал. Зато очень хорошо знал, что обязательно (во что бы то ни стало!), должен всё очистить от снега, потому что, если он этого не сделает – будет плохо.
        И он, превозмогая усталость, работал не разгибаясь; и когда, казалось, уже был близок к победе (ещё чуть-чуть…) – просыпался. А до следующей ночи снег успевал нападать вдвойне... И так – из ночи в ночь.

*

        Красный огонёк светофора давно сменился на зелёный, но Юрий Дмитриевич, пребывая в прострации (ни здесь, ни там...), этого даже не заметил, продолжая неподвижно сидеть в машине, стоящей на перекрестке. Он устал. Он очень устал. Тяжелая еженощная работа по уборке снега, лишающая физических и душевных  сил, вымотала его. Ему постоянно хотелось лечь и заснуть. Но стоило только донести голову до подушки...
        Стараясь не пугать жену, которая в последнее время стала какая-то грустная и задумчивая (чувствует что-то...) Юрий Дмитриевич потихонечку сдал анализы. Анализы неожиданно оказались вполне приличными, и  специалист, врачующий тела, только пожал ему руку. И теперь оставалось одно – наведаться к специалисту, врачующему души.  С этим Юрий Дмитриевич всё как-то... тянул. Хотя и понимал – надо!
        Зелёный свет снова сменился на красный, потом красный - на зелёный, и опять... Потом странным водителем, упорно стоящим на перекрёстке, заинтересовался работник ГИБДД и вывел Юрия Дмитриевича из глубокой задумчивости.



        Нынешняя ночь была на удивление производительной! Снегу выпало поменьше и они, вдвоем с Помощником, воодушевлённые такой невиданной удачей, двигаясь с двух сторон навстречу друг другу, «паханули» просто на славу. И когда оставалась буквально пара лопат, и он уже слышал учащенное дыхание уставшего Помощника, Юрий Дмитрич опять (как всегда!), проснулся.
        Сердце, разогретое работой, бешено колотилось, а в ладонях всё ещё ощущался плохо поструганный черенок большой фанерной лопаты. Раздосадованный очередной неудачей, доцент тихонечко выругался сквозь зубы и... замер: рядом с ним, отвернувшись лицом к стене, плакала жена. 
        -  Ирка?.. Ты чево?..
        Юрий Дмитрич протянул руку и обнял жену. Тихие всхлипывания мгновенно перешли в бурные рыдания
        -  Да что случилось, Ирочка?.. Ну-ка, повернись ко мне. Вот так... Вот так... Ты что так плачешь? Ируся? Да что случилось, наконец?
        -  Никогда! Никогда! Никогда нам не сделать этого!
        -  Не сделать? Что не сделать?
        -  Ни-ког-да…
        -  Да что никогда? Скажи толком!
        -  Никогда! Никогда нам не убрать этот  снег!
        -  Что?.. Снег?.. Ка... какой... снег?.. Подожди. Давай по порядку. Ты хочешь сказать... Да успокойся ты, наконец! Перестань рыдать!
        -  Не кричи на меня! Мне и так плохо.
        -  Прости. Ну прости. Не плачь. Ну, не плачь... Щас я тебе попить принесу.

        -  ...Я случайно на тебя наткнулась, там на рынке – пришла за рыбой. И начала помогать. И теперь так – каждую ночь. И давно уже. Я боялась тебе рассказать – не хотела пугать. Анализы сдала по секрету – все нормально. Наверное, мне нужен другой врач. И ещё... Я была у гадалки... Ну... не совсем у гадалки... Не важно. Короче, она мне сказала, что нам очень, очень нужно убрать этот снег! Если не уберем – будет плохо!
        -  Ну всё, Иришка. Всё. Успокойся. Поменьше слушай всяких гадалок! На, попей ещё.
        -  Да я уже успокоилась. Знаешь, как я на этом снеге устаю?.. Работать потом не могу, а работа у меня – ты же сам знаешь...
        -  Знаю. Знаю. Всё знаю. Сегодня же позвоню Прыгуну.
        -  Прыгуну?.. А что – Прыгун? Он-то чем может помочь?
        -  Сам – ничем! А вот его связи… Может, кого и присоветует.
        -  Позвони…
        -  А пока – спи. Есть ещё пара часиков...

        Облегчив душу, наплакавшаяся Иринаа заснула почти мгновенно. А вот к Юрию Дмитриевичу сон не спешил.
        Доцент лежал, вылупив глаза в потолок и в голову ему лезли всякие дурацкие мысли: о таинственных ядах, вызывающих массовые галлюцинации. О геомагнитных линиях, ведущих (особенно на пересечениях), ко всяческим жутким патологиям - не далее как вчера в пол глаза видел передачку по «ящику». Знал бы – посмотрел повнимательней. Об испытаниях на людях разного тайного оружия ФСБ (типа зомбирующих установок), наконец!
        То, что он видит тот же сон, Юрий Дмитрич, по непонятным ему самому причинам, от жены скрыл. Может быть, что бы не пугать её ещё больше. Но сам в чём-то немножко успокоился – маловероятно, что они оба одинаково сходят с ума. Хотя, что же это ещё, эти сны, если не «съехавшая крыша»?..
        В общем, мозги у него были «на раскоряку» и единственный, кто ему во всем этом действительно мог чем-то помочь, так это Прыгун, с его обширными связями на всех уровнях.

        С Прыгуном Юрия Дмитрича связывало общее детско-юношеское прошлое и сохранившая по сей день, хоть и с редкими встречами, крепкая дружба. Да и не только его - Ирину тоже.
        Когда-то они все вместе: он, в то время Юрка-ботаник, его жена Ирка-балерина, Илюшка-хирург, Лешка-геолог и Вовка-прыгун, жили в большой коммуналке в одном из старых районов города. Единым, на удивление спаянным коллективом, по принципу – «Один за всех, и все – за одного!». Жили - не тужили: ходили в школу, читали книжки, занимались спортом, посещали кружки, каждый по интересам. В общем, двигались к намеченным, ещё с совсем «молодых ногтей», заветным жизненным целям. Все они и прозвища-то свои получили в соответствии с поставленными целями.
        Все, кроме Прыгуна. У Вовки жизненной цели не было и прозвище своё – Прыгун - он получил по своей сути и по фразе из анекдота, которую употреблял регулярно: «А чего тут думать? Прыгать надо!». И, обладая врожденной любознательностью, «прыгал», временами вводя друзей нелогичностью и непредсказуемостью своего поведения в состояние полнейшей оторопелости.
        Потом коммуналку расселили, и дальше все они двигались к своим жизненным целям уже врозь, все так же продолжая дружить, теперь уже на расстоянии.
        Лёшка, закончив геологический, уехал на Дальний Восток, скоропостижно женился, да так там и осел.
        А Илюшка, после окончания медицинского – ещё дальше – на историческую Родину.
        И расстояния стали слишком большими...
        Прыгун тоже, с грехом пополам - «Чтобы предки не бухтели» - что-то закончил, какой-то  техникум. То ли «мясомолочной промышленности», то ли «педагогический» - Юрий Дмитрич точно не помнил, какой. И попрыгал по жизни, время от времени куда-то надолго исчезая из поля зрения.
        Во время последнего прыжка он в очередной раз «материализовался» в Питере уже каким-то жутко крутым бизнесменом с большими деньгами и связями. Тут же разыскал их с Иркой, познакомил с семьёй и теперь они, время от времени, «имели контакты». Контакты были достаточно редкими (уж очень не совпадали жизненные ритмы…), но, по-прежнему, искренними и тёплыми. Так к кому же ещё, если не к Вовке-прыгуну, верному другу детства, мог Юрка-ботаник обратиться за помощью?

*

        -  Привет, Прыгун!
        -  ЗдорОво, здорОво, умник! «Умники» - так их всех вместе взятых называл Прыгун ещё с детства.
        -  Ты в Питере?..
        -  Туточки.
        -  Помощь мне твоя нужна, Прыгун! Проблема у меня...
        -  Проблема, говоришь?.. Так за чем дело стало? Поможем, чем можем! Колись!
        -  Да разговор это не телефонный.
        -  Так давай встретимся – не вопрос! Прямо сегодня вечерком, часиков  этак... в восемь. Чево тянуть? Подходит?
        -  Подходит, Прыгун, подходит. Как тебе удобно. Где?
        -  А подъезжай к моему клубешнику.
        -  Замётано! Тогда - до восьми?..
        -  До восьми! Давай! Балерине - привет!

*
        -  ...А если всё уберёшь, то будет хорошо?
        -  Насчёт хорошо - не знаю, но не будет плохо!
        -  Понял. Понял я твою проблему, Ботаник!
        -  Понял? Ну, и что скажешь, Прыгун? Что ты обо всем этом думаешь?..
        -  А что тут думать? Прыгать надо! Есть проблема – надо устранять.
        -  А как, Вовка, устранять-то? Как?
        -  Устранять – это ты мне оставь! Нам, Прыгунам, сверху, с высоты полета, так сказать, все проблемы по-другому видятся, не то что вам, умникам приземлённым!
        -  Ну-ну... Чемпион по прыжкам... в сторону…
        -  Чемпион не чемпион, а опыт устранения проблем имеется. И не малый. Давай ещё «по чуть-чуть»…
        -  Давай! Измучился я, Прыгун... И Ирка...
        -  А вот Балерину ты в это дело не втягивай! Решай свои проблемы по-мужски.
        -  А я-то тут причём? Она сама.
        -  Сама, говоришь? Ну, прямо тебе эта... Ну? Как её?.. О! Болконская!
        -  Волконская.
        -  Болконская! Волконская! Я что, из-за одной буквы с тобой спорить буду? Давай ещё... Эх! И за что только вас, умников, такие бабы любят? За очки, что ли?.. Ну, да ладно. Короче, Ботаник – дай мне недельку срока - распрыгаться. На нужные кнопочки нажать. Нужных людей высвистеть.
        -  Да понятное дело, Прыгун! Только ты сильно-то не затягивай...
        -  А вот об этом мне говорить не нужно – самому интересно. Скажи, а как ты знаешь, что ты во Вьетнаме? По пальмам?
        -  А чёрт его поймёт. Знаю – и всё! Хотя... Подожди! Вспомнил! Вьетнамец там каждую ночь проезжает! На велосипеде. В соломенной шляпе. Круглой такой... Я ещё всё время удивляюсь - как это он в снегу не вязнет? И вывески... на вьетнамском... Знаешь, как они пишут?..
        -  Ага! Понял. Как пишут – не знаю. Но я всё понял, Юра! Ясно мне всё с тобой - не справляешься ты один, умник. И вдвоем с Иркой не справляешься. Ещё помощники тебе нужны! Навалиться, этак... Всем миром. Молодец, что не постеснялся и за подмогой обратился! Давай-ка ещё «по чуть-чуть». За дружбу!
        -  За дружбу – завсегда!
        -  Да съешь ты хоть что-нибудь. На вот. Рыбки. Ты же любишь.
        -  Нет! Только не рыбки! Рыбу я больше не ем – куда не приду, везде мне её  запах вонючий мерещится!
        -  Ну ладно, ладно. Не парься. Говорю – решим твою проблему, значит – ре-шим.
        -  Хорошо бы... Только ты не тяни, а?.. Прыгун?..
        -  Сказал – не буду.
        -  А сейчас-то мне что, до того как?..
        -  Что тебе? А ничего. Продолжай пока. Работай. И, знаешь... Балерину - не втягивай. Не втягивай. Будь мужиком, умник!


*
        Вот и рассвело... Судя по освещенности и кусочку неба, видимому Юрию Дмитриевичу в неплотно занавешенное окно, день обещал быть теплым и ясным. Похоже, что зима, наконец-то, закончилась. Здесь. В Питере.
        А на Вьетнам, вот уже несколько ночей, как рухнул циклон и с головой завалил рыбный рынок мокрым, грязным, снегом...
        Сегодня был девятый день, а Прыгун молчал. Сам Юрий Дмитрич звонить ему не хотел – «Что человека дергать? Будут новости – сообщит...». В Прыгуне доцент не сомневался, но настроение у него, тем не менее, было подавленным.
        Рядом, посвистывая носом, мирно спала Ирка – отсыпалась. И, судя по выражению её лица, снился ей явно не рыбный рынок. Повернув голову, Юрий Дмитрич посмотрел на безмятежно спящую жену, и чувство, похожее на обиду, шевельнулось у него в душе: после разговора с Прыгуном Ирка почему-то исчезла из его сна и теперь он, надрываясь, работал в одиночку. А тут ещё этот циклон!
        Испугавшись возникшего чувства, доцент дернулся, отстранился от жены и свалил на пол будильник с прикроватной тумбочки. От удара о пол будильник, который уже давно не звенел (но зато светился по ночам зелёными глазами, показывая, сколько ещё осталось мучиться до подъема), вдруг ожил и заголосил давно забытым, противным голосом. Ирка встрепенулась и резко села на кровати
        -  Что?.. Проспали?.. Проспали!
        -  Да нет, нет! Суббота сегодня...
        -  Уффф... Это -  хорошо. Юрка! А мне такой сон снился...
        -  Рыбный рынок?..
        -  Ну почему сразу - рыбный рынок? Рыбный рынок мне, слава богу, больше не снится! Мне...
        -  А вот мне – снится!
        -  Что снится?.. Рыбный рынок? Тот самый?..
        -  Представь себе – тот самый!
        - Теперь тебе? Шутишь?.. Шутишь!
        -  Да уж какие тут шутки.
        -  Юрка... Может, это что-то заразное?.. Нет! Юра! Скажи, что ты шутишь!
        -  Шучу?.. Да ты же сама меня там видела! Видела?..
        -  Ну...
        -  Только теперь ты – слиняла, а я – продолжаю вкалывать, как папа Карло! - понесло вдруг Юрия Дмитриевича, – А там, между прочим, циклон! Столиков из-под снега не видно! Это тебе не твои танцульки под тру-ля-ля!
        -  Юра! Но...
        -  Да-да, Ирина-балерина! А твоя гадалка, между прочим, обоим нам сказала, что будет плохо, если снег не уберём!
        -  Ю... Юрочка... Подожди… Я же ничего не знала... Ты же мне ничего...
        -  А хорошей жене, между прочим, и говорить ничего... Телефон!
        -  Юра!..
        -  Что – Юра? Трубку возьми хотя бы! Пашешь тут... Пашешь! А ей, видите ли, сны посторонние снятся...


        -  ...Ну, прости ты меня, дурака! Не знаю, что это вдруг на меня нашло... Ну... Иришка! Ну не дуйся. Прости. Я так измотался на этих ночных сменах – просто... невменяемый какой-то стал. Студентам временами такую чушь несу – самому стыдно. Вчера на переходе чуть мальчонку не сбил, представляешь – не заметил! Сил уже никаких нет... Не обижайся, Иринка! Не будешь?.. Ох-хо-хооо... Ну?.. Вот так-то лучше. Эх, Ирка-Ирка... А кто звонил-то?..
        -  Прыгун.
        -  Прыгун?! Что сказал?..
        -  Сказал, что ты – «козёл»!
        -  Прямо вот так и сказал?..
        -  Не веришь?.. Сам спроси! Вот и он, кстати – в дверь телебомкает! Иди, открывай.



        Город, сбросивший с себя под ярким, неожиданно горячим для этого времени года солнцем последние остатки зимы, остался позади. И теперь за окнами летящей по трассе машины проносились сельскохозяйственные пейзажи, перемежающиеся редкими лесочками.

        -  ...И все ж-таки, куда ты нас везёшь, Прыгун?
        -  Я же тебе уже сказал – во Вьетнам. Снег убирать.
        -  Не до шуток мне, Прыгун! Нет у меня сейчас чувства юмора, атрофировалось. Всё думаю... Думаю… Что? Почему? Зачем? Откуда?.. А, Прыгун?.. Что происходит? Где всё это сидит? Во мне, внутри? Или снаружи «наведённое» что-то?.. То, что спать не могу – так это само собой. Жить не могу, Прыгун! Вот-вот мозги из ушей полезут. Голова стала – как пивной котел. Так куда едем, Вовка? Не томи!
        -  Ух, какой он у тебя, Балерина, беспокойный. А, Ирка?.. Спит. Не парься, Ботаник! На встречу едем. С нужными людьми. Так тебе легче?
        -  Легче. А куда?
        -  В одно хорошее место, за сто первым километром.
        -  Прыгун…
        -  Да ладно тебе. Не парься. На дачу ко мне. Вы когда отдыхали в последний раз? За городом? На природе? Приятное, так сказать, с полезным?..


        Дорога до дачи была длинной, глаза закрывались, и Юрий Дмитрич делал колоссальные усилия, чтобы не дать им закрыться.
        -  Долго ещё, Прыгун?
        -  Да нет! Подъезжаем.
        Машина уже минут десять, как свернула с трассы и ехала теперь по дороге, прорезанной через лес.
        Затуманенный взгляд полуспящего доцента рассеянно скользил по придорожной растительности, здесь, за городом, ещё покрытой снегом: ёлки... берёзы... Изредка – пальмы... Дорогу, перед самым носом машины, медленно, как и полагается во сне, пересёк человек на велосипеде...
        Юрий Дмитрич вскинулся, стряхнув остатки сна, и покосился, сначала на невозмутимо крутящего баранку Прыгуна, а потом – в зеркало заднего вида. В зеркале радостно кланялся ему вслед слезший с велосипеда, маленький  улыбчивый вьетнамец в круглой соломенной шляпе. «Тааак... Не париться...»
        -  Прыгун...
        -  Да всё, всё! Приехали – буди Балерину. Дальше – пешком, уж больно у меня там аллея красивая!

        И действительно, как-то неожиданно приехали: машина стояла, почти упершись носом в широкие металлические ворота, добротные, выкрашенные в красивый зелёный цвет.
        В обе стороны от ворот уходил высокий бетонный забор, облицованный плиткой под «рваный камень».
        На столбе, рядом с калиткой, висела хорошо знакомая всем картинка с собакой.
        Юрий Дмитрич прищурился, машинально читая надпись. Протёр глаза кулаками и... сделал ещё одну попытку.
        Надпись была... на вьетнамском!
        Взгляд доцента метнулся и наткнулся на широкий пальмовый лист, свисающий через забор.
        Вдруг противно засосало под ложечкой и ноги сделались предательски ватными.
        «Спокойно, Юра! Спо-кой-но». Юрий Дмитрич собрался, ущипнул себя за ляжку и решительно распахнул дверку машины.
        Вышел наружу и сделал глубокий вдох; в нос ему шибанул густой запах несвежей рыбы, висящий в разогретом воздухе.
        От неожиданности он сначала замер, потом резко развернулся и дёрнулся по направлению обратно.
        Но там, перекрывая пути отступления велосипедом, лучезарно скалился маленький вьетнамец.
        -  Юр! Ты куда? Нам не туда, нам - в другую сторону! Господи, какая красота… Спасибо тебе, Прыгун!
        -  Да ладно. Потом благодарить будешь. А сейчас – вперёд! Прошу!

        Прыгун нажал какую-то кнопочку в машине и ворота разъехались, открывая взору... заваленные снегом пальмы, столики и ящики с рыбой...
        Ирка, как ни в чём не бывало, подхватила остолбеневшего Юрия Дмитрича под руку и слегка подтолкнула вперед
        -  Ну?.. Пойдем?.. Правда, красотища?.. Хорошо устроился, Прыгун! А дом-то какой, ну прямо дворец!
        Доцент,  больше не сопротивляясь происходящему, послушно сделал шаг, потом второй.
        И, как последнее доказательство его окончательно «съехавшей крыши», на крыльце роскошного особняка появились, держа в руках огромные фанерные лопаты, Лёшка-геолог и Илюшка-хирург.
        Всё закачалось поплыло и Юрий Дмитриевич, как подкошенный, рухнул лицом вниз в ближайший сугроб.


        Спину ломило, перед глазами расплывались радужные круги, натруженные руки отказывались держать лопату...

        -  Ну, мальчики?.. Скоро вы там? У нас уже всё готово! Закладывать?..

        Доцент поднял голову: на крыльце особняка появилась Ирка  с огромным подносом в руках, на котором горой были навалены шампуры с мясом.
        Остальные девчонки: Офелия, Нэлка и Туся хлопотали снаружи – расставляли тарелки, стаканы. Тут же крутились многочисленные всехние дети, только у Прыгуна их было шестеро (двое-Офелии, двое – его от первого брака, и двое – общих). А вот им с Иркой Бог детей не дал... «Думаешь слишком много, умник! - говорил по этому поводу Прыгун, - А тут – прыгать надо!».

        -  Ещё минут пятнадцать-двадцать! Давай, Ботаник, поднажми! Ещё на ходку - и – шабаш! Ну, мужики, подналяжем, уж больно жрать хочется! А вот и Хваня.
       
        Во двор лихо въехал тракторон, управляемый улыбчивым корейцем по имени Хван Чон Дон, партнером Прыгуна по какому-то из бизнесов, резко затормозил и все принялись закидывать в прицеп снег, предварительно собранный в кучу.

        -  Ну, Ботаник! Последняя лопата – твоя по праву! Эй! Все – сюда!

        Доцент опять поднял голову и посмотрел на небо, на котором начали загораться отдельные звёзды.
        Потом перевёл взгляд на промокшие ноги, пошевелил большим пальцем левой ноги, вылезшим из дырки в кеде, шумно втянул носом воздух, теперь пахнувший дымом от мангала, свежими огурцами и зелёным лучком, радостно засмеялся и, под громкое «Па-а-ам-пам-пам-пам-пара-парам...!», завершил свою долгую трудовую эпопею.

*

        Голова гудела. Юрий Дмитрич напряг расплывающуюся память, пытаясь восстановить вчерашние события (вторую часть «марлезонского балета», после последней лопаты).
        События полностью не восстанавливались, но, судя по отдельным восстановленным кускам, всё могло бы быть гораздо, гораздо хуже!
        Придерживая руками больную голову, доцент аккуратненько повернулся на бок, попытался встать и со стоном упал обратно на кровать: ощущение было такое, что  его переехали трактороном. В голове застучало, и потолок незнакомой комнаты куда-то поплыл...
        Переждав последствия своей поспешной активности, Юрий Дмитрич предпринял вторую, более успешную попытку, сел на кровати и осмотрелся.
        Ирки рядом не было, но, судя по помятой подушке можно было предположить, что ночью – была. «Вот партизанка! Сговорились за его спиной! И когда успели?.. Ведь и двух минут по телефону не болтали. Чуть инфаркт не случился. Это ж надо ж такое сотворить...».
        За окном медленно, крупными хлопьями падал снег. Но теперь он мог завалить все рыбные рынки мира: доцента больше не волновали вопросы снегоуборки. «Попить бы чего...».
        Дверь резко распахнулась; и в проёме появился улыбающийся, раскрасневшийся Прыгун в банном халате с запотевшими бутылками пива в обеих  руках.

        -  Ну, живой?  Головка-то, поди, бо-бо?.. Щас мы тебя в чувство быстренько приведём.
        -  Прыгун… Как ты вовремя...
        -  А я – всегда вовремя. На вот, хлебни для начала.
        -  Спасибо, брат...
        -  Ну, как спалось? Что во сне привиделось?
        -  Во сне?.. А ведь ты знаешь?.. Ни-че-го!
        -  Что? И рыбный рынок не снился?
        -  Не снился, Прыгун, не снился!
        -  Ну… За это надо отдельно. И не пивом. Давай, делай тут свои дела и – спускайся. Мы там уже с утречка баньку раскочегарили.
        -  Подожди, Прыгун! Ты вот мне такую вещь скажи... А если бы было лето? И снега не было тут, у нас? Что бы ты тогда делал?
        -  Но ведь сейчас – зима.
        -  Сейчас – да! А летом?..
        -  Что летом, Ботаник?
        -  Что бы ты делал летом?
        -  На, умник, хлебни ещё. Полечи свою головушку. Почему сейчас, зимой, я должен думать, что бы я делал летом? Летом - прыгал бы по-летнему. И вообще, Ботаник,  почему я должен думать? Моя задача – прыгать! 

* * *

        В волшебной тишине сказочной белой ночи, на середине небольшого озерца, окруженного лесом, слегка покачивалась лодка с двумя рыболовами.
       
        -  ...Какая красотища, Ботаник! Сколько раз видел – не могу привыкнуть.  Всё рвёмся куда-то... рвёмся... в Америку... в Европу... Всё нам кажется, что где-то лучше... Ты был в Венеции?.. И не езди! По сравнению с нашим Питером – грязная деревня. Мы с тобой лучше в Таиланд махнём на недельку. Без баб. Вот там – сказочное место. Не хочешь?.. Эй, Ботаник! Спишь, что ли?.. Подсекай - опять уйдёт! Ботаник! Да под-се-кай же! Ну вот. Сорвалась. Ты зачем на рыбалку со мной увязался? Спать? Тем более, что ты и рыбу-то, с некоторых пор, не ешь?

        -  Поговорить хотел. Наедине.
        -  Ну, так говори – за чем дело стало?
        -  Проблема у меня, Прыгун.
        -  Проблема? Да заметил я, что ты какой-то… снулый в последнее время.
        -  Проблема, Прыгун, проблема. Всё тот же рыбный рынок.
        -  Что? Опять снится?
        -  Да нет. Не снится. С тех пор больше ни разу не приснился.
        -  Ну, и?..
        -  Не дает мне покоя мысль: а почему он мне снился? Что же это такое было?.. Всё думаю, думаю... Днями думаю. Ночами думаю. Веришь, Прыгун? Жить не могу…

        По серебряному небу мелкой серебряной рыбешкой медленно плыли слегка вытянутые облачка: то ли стробусы, то ли цирусы, Бог их разберет; и, отражаясь в серебряной воде,  рождали в ней ответную мелкую рябь, стайками плывущую  следом...