Дневник вечного сна - 2 Погружение без пощады

               

     Бескрайняя  снежная  пустыня. На  горизонте  видно  сверкающее  белое  здание. Оно  почти  сливается  с  фоном, но  я  его  вижу. Оно  зовет  и  манит. Мне  кажется, там  я  найду  покой  и  избавление. Мне  нужно  туда. И  я  вхожу. По  коридорам  пролетают, не  касаясь  пола, сияющие  тени  в  белом. И  вот  она, лестница. Мне  нужно  туда. Я стою на площадке  и  делаю  шаг  на  ступеньку, которая  ведет  наверх. Удар  боли в  сердце, просыпаюсь. В следующий  раз, когда  мне  это  снится, обычно  скоро, выбираю  лестницу ведущую  вниз. Еще  более  сильный  удар, просыпаюсь.
    Я  иду  по  деревянному  настилу,  вдруг  доски  проваливаются  и  я,как Алиса  в стране  чудес, плюхаюсь  задним  местом  в  листья. Кругом  цветы, прекрасный  сад,  и  подходит  ко  мне  моя  давно  умершая  прабабушка  Вера. Она  подает  мне  воды, как, наверное, в  войну  поила  водой  раненых  бойцов. Этот  сон  повторялся  много  раз, пока  я  не  выросла.
 Последний  раз  она  приходила  когда  мне  уже  исполнилось  двадцать  лет. А  было  так. Я  за  городом, но  вместо  привычного  забора  вижу  стену  больницы, причем  окна  первого  этажа  начинаются  прямо  от  земли. Я  подхожу, сажусь  на  корточки  и  заглядываю. Кто-то  говорит:»здесь  твоя  бабушка  Вера»! А я  ее  не  вижу. Вдруг  прямо  подо  мной  поднимаются  руки  и  хватают  меня  за  шею. Койка  Веры  стояла  прямо  под  тем  окном. Неожиданно  сильно  бабушка  Вера  втаскивает  меня  за  шею  в  больницу.
Случайно  или  нет, в  том  же  году  я попала  в больницу, где  мне  удалили  злокачественную  опухоль, которая  выросла  у  меня  на  шее.

  Лестница, ведущая в  подвал. Несколько  уровней. Сон  повторяется, и  лестница  эта  мне  давно  знакома. На первом  уровне  просто  бомжатник, где  подростки  нюхают  клей, курят  и  прячутся  от  родителей, у кого  они  есть. У  кого  этой  проблемы  нет, просто  отсыпаются  в  относительном  тепле. Со  мной  «проводник», мы  спускаемся  на  второй  уровень. Там  уже  почище. Население  -  диггеры  или  туристы, в  штормовках, многие  бородатые, как геологи. Выпивка  бывает, но  никакого  клея – люди  все  взрослые. Мелкую  шпану  сюда  не  пускают. Приветливо  здороваемся  с  диггерами, они  качают  вслед  бородами. Спускаемся  на  третий  уровень, людей  здесь  нет, тусклый  свет,  и  я  так  понимаю  из  каких-то  туманных  объяснений  «проводника», что  это  для  меня. Не  понимаю, что  мне  тут  делать  и  рвусь  на  четвертый уровень, но  «проводник»  ругается. Просыпаюсь.
     Большой  зал  с  галереей. Посередине  стол, за  которым  сидят  очень  «протокольные»  личности. Я  иду  к столу  под  руку  со  своим  знакомым  из  реальной  жизни, был  момент, когда  я протянула  ему  руку  помощи, он  не  воспользовался, но  прекрасный  порыв  оценил.  Люди  за  столом  смотрят  на  нас,  тихо  перешептываются. И  тут   раздается  голос, он  доносится  сверху, но  акустика  этого  зала  создает  «звук»  по  кругу, отражаясь  от  стен:»  Поздравляем! Вы  прошли  третий  уровень»!





    Сон   про  немецких  оккупантов  повторялся  много  раз, до  самой  смерти  бабушки. Она  в  детстве  была  на  фронте – помогала  моей  прабабке  ухаживать  за  ранеными  во  фронтовом  госпитале. В детстве  она  очень  много  мне  рассказывала  про  войну ,   про  госпиталь и  свою  маму -  врача.
Теперь  она  была  сама  лежачей  больной, и  словно  невидимый  ветер  сдувал  с  нее  тело.
  А  мне  снились  высоченные, синеглазые, отборные  солдаты  вермахта, которые  ломились  в  дверь  моей  квартиры. Проснувшись, я  долго  не  могла  прийти  в  себя. Они  почти  уже  заходили, они  выдавливали  меня  дверью, но  мне  нечеловеческим  усилием  удавалось  снова  запереться  в  квартире. За  неделю  до  смерти  бабушки  я  увидела  во  сне  окно  ее  квартиры, из  которого  торчал  ворох  свежих  цветов. В  день  ее  смерти, точнее, в ночь  солдаты  вермахта  с  треском  вынесли  наружную  дверь, и  самый  отборный  посмотрел  прямо  мне  в  душу  глазами  цвета  полярного  льда.
  В  ночь накануне  похорон: я сидела  за  столом, ко  мне  подошла  бабушка  и  села  рядом.
- «Ты  ходишь»?
- «Теперь  да»!
- «С ума  можно  сойти. Я сегодня  селедки  купила, в баночке, в масле, твоя любимая, будешь»?
- «Спрашиваешь»!  Но  попировать  нам  не  дали. Свет  начал  гаснуть, и  голос, похожий  на  то, как  объявляют  на  вокзале  поезда, произнес:»Ваше  время  истекло». Я  проснулась  и  долго  плакала.
      На  девять  дней  кто-то  гладил  меня  по  голове, уже  утром. Я  была  одна  дома.   Прикосновение  крепкой, теплой, очень  материальной  руки  разбудило  меня. Но  рядом  никого  не  оказалось.
  Через  несколько  дней   над  моей  кровать  появился  жуткий  ком  земли, завис  в  воздухе  и  представился: «я – твоя  бабушка! Спой мне  из  Вертинского»! Чувствуя  парализующий  страх, я  замяукала  вроде:»что  за  ночи  в  степи  молдаванской…» и  провалилась  словно в  ком  ваты, в  безмятежный  сон  без  незваных  гостей  и  странных  путешествий. 
      Сон. Я  прихожу  в  гости  к  своей  подруге  Жанке, в руке  у  меня  бутылка  сухого  вина. Но  вдруг  меня  окутывает  пелена  черного  тумана. Я успеваю  крикнуть:»лови»! Бросаю  бутылку, Жанка  ловит  бутылкуспортивным  движением, тьма  забирает  меня, и  я  оказываюсь  на  острове. Передо  мной   диванчик, на  нем  спит  моя  бабушка. Рядом  мужчина, очень  высокого  роста. Я спрашиваю  его: «она  опять  больна  и  не может  ходить»?
- «Нет, просто  она  здесь  отдыхает». Посмотрев  на  бабушку, но  не  прощаясь, прощаться мне  и  в  голову  не  пришло, я  отправилась  на  берег.
 Через  пролив, покрытый  льдом, были  видны  огни  вечерней  Москвы, а  по  берегу  вышагивала  Жанка  с  напряженным  лицом   и  с  той  самой  бутылкой. Я  попробовала  лед  ногой, тут  раздался  грохот, и  ледяной  покров  пошел вниз. Спустившись  по  влажному  берегу, я  ступила  на  него  и  провалилась  по  колено. Внизу  было  твердое  дно. Вода  ушла, а  лед  оказался  рыхлым. Шагами  цапли  я  переправилась  и  проснулась.

        Вестибюль  больницы. На  лавочке  сидит  моя  бабушка, а  с  ней  какая-то  женщина  без  лица. Вместо  головы  у  «проводника»  размытое  пятно. Увидев  меня, они  поднимаются  и  направляются  к  лифту. Двери  закрываются, кабинка  начинает  подниматься, о вдруг  задерживается, над  дверьми  открывается  какой-то  «скворечник», из  него  выглядывает  бабушка  и  бросает  мне  вязание – белый свитер, в  нем  -спицы, говорит:»довяжешь»!
Следом  приземляются  тапочки – «а  в  них  ты  придешь  ко  мне». Скворечник  закрывается, лифт  взмывает  вверх, а  я  просыпаюсь.


   

     Сон  был  реален, ощутим  и  вязок. Я  украла  у  милиционера  «Калашников», и  теперь  его надо  вернуть  владельцу  во  что  бы то  ни  стало. Я  представляла, как его уволили  уже  за утерю, представляла, что  ждет  меня, и  жесткая  тревога  давила  виски.
   Тревога  давила  виски  и  без  перехода, сразу: старуха  падает  и  умирает. Мы -  я  и  кто-то  незнакомый  поднимаем  ее  и  кладем  на  скамейку. Случайно  я  сильно  нажимаю  рукой  ей  на  живот. «Покойница»  дергает  ногами  и  делает  судорожный  вдох. И вот  я  веду  ее  в  больницу. Она  настояла  на  том, что  дойдет  сама, подвозить  и  тащить  на  себе  ее  не  надо. Один  раз  по  дороге  она  падает  и, как  это  бывает  во  сне, наяву  такое  невозможно, в  общем, ее  голова  разбивается  на  влажные  осколки, я  собираю  их  и  леплю  ей  голову  заново, будто  скульптор  из  глины.
  Но  уже  в  приемном  покое  происходит  непоправимое. Старуха  снова  падает  безжизненным  мешком  с  костями, но  на  сей  раз  собрать  голову  уже  нельзя. Шея  заканчивается  неровным  отрезом,  из  которого  даже  кровь  не  сочится, как  из перемороженного  мяса. Вместо  головы  лежат  два  кусочка  тухлой  рыбы  и  горсть  рыбьих  внутренностей. Чувствую вонь.

      Дед  висел  в  петле  у  меня  в  комнате, возле  моей  кровати, Наяву  он  совершил  самоубийство  во  дворе. Но   в  этом  сне  он висит  возле  моей  кровати, висит  уже  четыре  дня.
«…Браслет из волос на правую руку
Дала ему в мир и покой..»
Браслета нет. Куда он мог деться из гроба? Но его нет.
Надо  хоронить, но  кто-то  разорвал  свидетельство  о  смерти, я  прошу  клей, по  углам  сидят  какие-то  мутные  личности  и  клея  не  дают.
      Очень  захотелось  вернуться  к  дому  своего  детства. И  во  сне  я  это  сделала. Вот  только  качели  были  сломаны. А  в  соседнем  дворе  были  такие, что  их  не  так  просто  сломать. Меня  туда  маленькую  дед  водил  гулять, я  так  и  говорила:»пойдем  в тот  двор, где  зеленые  качели». Это  звучало  практически  в  одно  слово. Но  двора  не  было. Я  увидела  двери  судебного  морга.
      Моя сестра сидит на полу кухни и хохочет как механическая кукла или мешочек со смехом, с равными промежутками, открывая рот как, щелкунчик и глядя безжизненными глазами. Распахивается вентиляционный люк в туалете, оттуда на хорошей скорости вылетает дух покойного дедушки, вихрем закручивает на мне одежду и громко зовет сестру по имени. Просыпаюсь в перекрученной рубашке. Это еще не все…