***

Нарьян-Марский рейс

Анатолий Орлов

Тусклое декабрьское утро, как посеревший за долгую ночь гуляка, нехотя проявляло на том берегу Северной Двины городской силуэт Архангельска. На льду стала вырисовываться торная дорожка с вешками – елочками, по которой спешили в город человечки, зябко закутавшись в теплые платки или втянув головы в поднятые воротники. Высокая труба Архбумкомбината вытянула свой вонючий аспидно–желтый хвост дыма по ветру.
В штурманской комнате, что занимала одно «крыло» под диспетчерским поскрипывающем на ветру пунктом, опасно притулившимся на самом берегу реки, было шумно. Вторые пилоты по данным ветра составляли штурманские планчики. Поочередно бегали в отдел перевозок «выбивать» загрузку. Постоянные анекдотчики образовали кружок смеха у открытой дверки топящейся печки.
Отцы – командиры, проконсультировавшись с синоптиками, солидно дымили «Казбеком» в прокуренной диспетчерской, и вели неторопливые разговоры с руководителем полетов, незаметно подсовывая ему «требования» на спирт. За дверью в узком коридорчике нетерпеливо толкались бортрадисты с портфелями под Регламенты радиосвязи и Сборники схем заходов на посадку в одной руке. В другой руке – канистрочки под «огненную» воду, если командир «достанет» у руководителя полетов разрешение.
Ну а бортмеханики, «бортачи», морозили сопли на аэродроме, прогревая моторы самолетов, и пытались длинными дырявыми шлангами – рукавами от наземных подогревателей хоть немного отогреть приборы в пилотских кабинах.
Над аэродромом густо висел сизый дым от запускаемых авиамоторов, фырчащих спецавтомашин. Из промороженных губ техников и «бортачей» вырывались невнятные крики, интонациями похожие на незатейливый рабочий матерок.
Я слушал второго пилота Ивана Погорелого:
- Петрович, загрузки до Нарьян-Мара мало, килограмм триста взрывчатки какой-то геолог везет.
- Он и рейс заказывал.
- Я у него взял десяток кусков тола – летом пригодится рыбу глушить.
- Хорошо, Иван, в Нарьян-Маре рыбой загрузимся. Михалыч, у тебя как?
- Радиооборудование в норме, документы проверил, спирт взял. Наш Сергей уже технарей с ночной смены «сотками» отогревает, а то они только мычат отмороженными губами.
- Сергей в полете отогреется. Свой шланг от противогаза прикрепит к самолетному обогревателю БО-10, воткнет в свои штаны и будет «цыплят» высиживать.
- А как погода?
-Как всегда. В Нижней Пеше метет пурга. В Архангельске ждут к вечеру усиление ветра.
- Добро, парни. Потопали на самолет.
На самолете Сергей Кренев уже все подготовил. Едва разлепляя побелевшие от мороза губы, доложил, для убедительности подняв большой палец. Удивительный этот человек, Сергей Михайлович Кренев. В аэрофлотовском полку прошел всю войну механиком. Ранен. Имеет боевые награды. А вот своим оптимизмом, юмором и шутками даст фору молодым. То уведет со сторожевого поста самую свирепую собаку, и приведет ее в кабинет замполита, чтобы вести умную беседу по диалектике марксизма. И ведь замполит не выгонит его. Или напугает до мокроты какую-нибудь знакомую женщину, тихо сзади подкравшись, рявкнув медведем, цапнет за ногу. Однажды в полете, когда сидевший на правом сидении проверяющий командир эскадрильи Рычков чуть-чуть задремал. Сергей нажал на рычаг пилотского кресла, опуская его, и крикнул: «Мессер справа!». Спросонья Владимир Иванович, бывший боевой летчик, так рванул штурвал на себя, вводя самолет в правый боевой разворот, что я неимоверными усилиями едва смог отжать его, чтобы в крутом крене не потерять скорость. Слава Богу, в грузовой кабине сидели только два крепких охотника. Их жестко пришлепнуло к потолку, а небо в расширенных глазах показалось с … овчинку.
А Сереге – все шутки! Но на него не обижались. Юмор с добротой усиливает положительную энергетику.
- Хорошо, парни. Пора лететь, а то нам в затылок уже «дышат» другие самолеты. Ишь, как спешат все экипажи!
Заняв свои места в заиндевевшей за ночь от мороза пилотской кабине, запустили моторы, проверили рули, и по разрешению с вышки, переваливаясь с крыла на крыло, как утки, на неприкатанных еще застругах поползли к точке взлета.
Взлетели. Кабина постепенно отогревалась, Верхние меховые куртки скинули. Погода хорошая. Ветер - в «хвост». Декабрьское солнце, наконец, попыталось высунуться из-за горизонта, на полчасика порадовав глаза.
В Мезени на связь вышел Зайцев, руководитель полетов.
- Узнал, Петрович по голосу. В Нарьян-Мар?
- Туда, Никифорович. На обратный путь приготовь загрузку.
- Добро! Твоей Степановне подарок есть.
- Что еще за подарок?
- В Заготпушнину завезли холодильники «Саратов». Так я один прижилил для вас.
- Спасибо! Строганина за мной. Собирайся к нам в гости!

Только вышли из зоны Мезени, стали наплывать облака. Ли-2 запотряхивало. Второй пилот:
- Командир, ветер 60 километров в лоб.
- Петрович, что делать будем?
- Ничего, бензина хватит, - это Серега.
- Вот, зараза, началось! Серега, что у тебя на правом моторе температура цилиндров растет, давление масла падает. Еще не хватало обледенения и потери радиосвязи.
- Не каркать!
- Есть!
Все замолчали. Бортрадист Павел Михайлович подал кусочек аккуратно отрезанной бумажки: в Нижней Пеше пурга, видимость менее километра, ветер боковой.
-Летим в Нарьян-Мар. Запасной аэродром – Амдерма.
- Командир, при таком ветре не дотянуть!
- Будем садиться в Фарихе, Инте. Черт побери, сядем там, где нам нужно. Парни! Мы же летчики, в конце концов!
Сергей щелкал бензиновыми кранами.
- Ну! – рявкнул уже я.
- Командир, лети спокойно. Бензин – моя работа!
- Ну да, ты же в воздухе не дозаправишься.
- Петрович, летим!
Правый мотор трясло, пришлось снизить обороты. В Нарьян-Маре уже видимость 2 километра. Пурга разыгралась.
- Ну, попали, яшменна кладь!
При подходе диспетчер «вышки» сообщил:
- В воздухе вы одни. Полосу занесло снегом, но сесть можно. Что будете делать?
- Садиться! А ты что, Димуля, не узнаешь меня? – Узнаю, Анатолий Петрович, но это нарушение минимума, не по закону.
- А жить – это по закону? А дрожать от каждого шороха – по закону?
- Петрович, что случится – я за решетку!
- Дима, что случится – я к праотцам! Но у меня семья есть, и у моих товарищей. Командуй!
- Понял, командир. Где вы сейчас?
- Прохожу дальний привод. Землю пока не вижу.
- Вижу полосу, прямо по курсу! – закричал Иван. – Снос большой!
- Командир, надо выключать правый мотор, - советует Сергей.
- На земле выключишь. Садимся!
Самолет жестко торкнулся о замерзшую поверхность посадочной полосы, подпрыгивая на застругах и снежных заносах, покатил к месту стоянки. У всех екало в селезенках, как у добрых скакунов.
- Ну и полоса! Не успевают чистить
На стоянке наземный техник Яша Зыкин показывал на правую плоскость:
- Масло здорово бьет, даже стабилизатор в масле. Что делать? Ночевать будете?
- Разберемся. Пока ставь все заглушки, на маслорадиатор в первую очередь.
На земле все столпились у правого мотора, Его как будто специально в масле выкупали. Масло между цилиндрами – «горшками» дымило сизым дымом.
Яша Зыкин проверял щупом остатки масса в баке.
- Ну?
- Еще на час полета хватило бы.
- Причина?
- Наверное, поршневые кольца подгорели.
- Что делать? Менять?
- Здесь до самой весны можно просидеть. У нас же нет никакого спецоборудования, оснастки. Дома будем ремонтировать – это Сергей.
- А как лететь?
- Прочистим свечи, подтянем гайки крепления цилиндров, зальем новое масло. Загрузки взять поменьше.
- Смотри, Серега! Погода изменчивая.
- Долетим, командир!

Быстро забросали около тонны мешков с навагой. Заправились маслом, бензином, усиливающийся ветер подгонял. Спешили.
- С Богом!
Взлетели нормально. Правый мотор тянул. Решили лететь без промежуточных посадок до Архангельска. Заняли эшелон 2100 метров, и хороший попутный ветер понес Ли-2 домой. Но… ты предполагаешь, а Господь располагает.
Через час полета в эфир вылез тревожный голос диспетчера Нижней Пеши:
- Петрович, надо садиться. Ненца в тундре волки потрепали. Срочно к врачу надо – не выживет!
- Погода?
- Метет! Но ты сядешь, Петрович!
- У меня правый мотор греется и масло бьет.
- Петрович, на тебя надежда! Умрет малый.
- Как погода?
- Видимости метров 300-400 есть. Зайдешь по радиоприводу. Он в створе полосы стоит. Петрович, прошу.
- Друг, поверь, мотор не тянет!
- Человек гибнет. Около него уже все шаманы Малоземельской тундры собрались. Камлают поодиночке и все хором. Человек гибнет.
- А-а-а, мать твою! Снижаюсь!
- Ветер под 45 градусов до 15 метров в секунду. Я вдоль полосы дополнительные ведра с маслом велел разжечь. Сядешь!
- А куда деваться?
- Петрович, надо!
Сели, раненого уже подтащили к самолету. Смыли масло с плоскости. Техник залил полный бак нового масла.
- Взлетаем!
- Командир, правый мотор трясет, температура растет!
- Пока не снижай обороты!
- Мотор не выдержит.
- Сходи, посмотри на него.
Сергей Кренев вскоре вернулся:
- А что определишь? Трясется. Винты крутятся.
- Командир, тряска сильная. Набираю высоту по метру, а впереди горка с березками. Повиснем на съедение волкам на этих березках, - это Иван жалуется.
- Стисни зубы, Ваня. Надо жить. Скреби высоту хоть по сантиметру. Перетянем горку – сбавим обороты. Я схожу посмотреть.
Вышел, через иллюминатор фонариком осветил правый мотор. Сквозь крутящийся снегопад было видно, как мотор из последних сил с крупной дрожью боролся за жизнь. По капоту на крыло медленно стекало темное пятно масла.
- Выручай, родимый! На тебя вся надежда. Тебе трудно, да и нам не легче.
Вернулся в кабину:
- Сергей, Михалыч! Быстро выбросить всю рыбу! Быстро! А мы тут с Иваном еще поборемся за высоту.
После сброса полегчало, еще немного снизили обороты мотора, Набрали эшелон и спокойненько «потарахтели» к Мезени. Радист собирал погоду со всех ближайших аэродромов. Разговорная фразеология из-за радиопомех не проходила. Михалыч все время отстукивал морзянку. Пилоты и бортмеханик, не спеша, анализировали обстановку:
- В Мезени садиться не будем. Бензина хватит до Архангельска?
- Хватит, Петрович. Погода там хорошая и ветерок попутный.
И вдруг:
- Борт 4260, я – Мезень!
- На приеме!
- У меня шестеро больных. Обгорели на пожаре – лесобиржа запылала. Надо садиться!
- А у меня мотор «сдыхает»!
- Петрович, выручай. Мы с Архангельском уже связались, переговорили. Он обстановку с мотором знает. На твое усмотрение. Люди гибнут. Мужики, выручайте! Раненые все наши – мезенские
- Ну, вот. Попали. Что будем делать, парни? Тут я вашими жизнями распоряжаться не могу. Жизнь одна дается!
Все насупились. Все понимали сложность и опасность положения, и меру ответственности за жизнь умирающих в страшных мучениях людей, но веривших в чудесное спасение, что принесут им пилоты.
- Анатолий Петрович, - несмело тянет Иван, - надо садиться.
- Люди, Петрович! – это уже Серега.
- А мы? А самолет? А раненый на борту? А мотор? А ваши семьи?
- Петрович, надо! Люди там!
- Добро! Садимся!
Сели с трудом из-за сильного бокового ветра, но освещение полосы было хорошим. Рядом на высоком берегу всеми огнями горело село. Хотя, не горело, это громко сказано, а обозначило себя тусклым желтоватым светом от собственного электродвижка. Справа, на левом берегу реки Мезень, догорала лесобиржа. Зашли на посадку по радиопеленгатору. «Шлепнулись» жестковато.
Самолет окружило, казалось, все население села.
- Снять лишнюю загрузку!
- Есть!
Техники долили масло, бензин, промыли свечи.
Погрузили стонущих пострадавших. С ними забрался фельдшер.
- На взлет!
В Кегострове ожидала санитарная машина.
Командир отряда Владимир Иванович пожал экипажу руки:
- По домам! До завтра!
Технари, как мухи на мед, налетели и облепили самолет. Радист Павел Михайлович Киселев желающим наливал 100 грамм спирта:
- Фронтовые!
- За удачу, летчики!
Утром рано ко мне домой прибежали бортмеханик Сергей Кренев и старший инженер отряда Гавриил Петрович Согрин:
- Командир, в двух «горшках» заклинило поршни из-за прогара маслоотбойных колец.
- В рубашке родились!
- Нет! Мы родились пилотами!
Так закончился Нарьян-Марский рейс.
Памятно!
Апрель, 1997 г.