Ославльские протестанты, 26. Конкурс поэзии

26. КОНКУРС ПОЭЗИИ
– Вот, послушай, что пишут, – Олег развернул газету «Ославльская Жизнь», – «… в субботу, в 14 часов, во Дворце культуры состоится конкурс поэзии». Так, значит, завтра… Сходи, пожалуйста, не побрезгуй. Вдруг там откроются таланты? Заодно узнаешь, чем живет культурная публика. Может, и в общину удастся кого-то пригласить. Хоть какая-то польза от тебя будет…

«Почему он со мной так разговаривает? – подумал недовольно Сергей, – как будто это я живу в его доме…»

* * *
В просторном зале Дворца культуры, выкрашенном золотистой краской, собралось около сорока человек, в основном молодежь, не считая пары местных выпивох, пришедших неизвестно с какой целью. На сцене, спрятавшись за большую корзину цветов, восседало жюри – представительная дама из администрации, пухленький молодой человек с сомнительным девичьим голоском и помятого вида трое мужчин, которые оказались мэтрами поэзии из соседних районов. Конкурсанты сидели на первом ряду.

Административная культуртрегерша минут пять говорила о любви к родному городу, о том, как замечательно, что они снова собрались в этом зале, как и год назад, и сегодня народу значительно больше, и это ее радует и вдохновляет сказать, что отныне праздник поэзии станет регулярным событием в жизни Ославля. «Только я надеюсь, – сказала она, многозначительно посмотрев в зал, – что в этот раз все пройдет на должном уровне, и не будет никаких неприятных происшествий. Глава нашего города Александр Петрович Белоруков так мне и сказал: под мою и вашу ответственность».

– Все будет нормально? – спросила она зал?
– Нормально, – ответил кто-то из публики пьяненьким голосом.

Сначала был небольшой концерт, приготовленный силами местной самодеятельности. Пара подростков в стиле рэп протараторила балладу об Ославле, студентка пищевого техникума зачем-то показала танец живота…

Сидевший рядом с Сергеем бритый наголо субъект с широким скуластым лицом хмыкнул по поводу вихляний студентки:
– Фигня. В Турции старые тетки круче зажигают.
– Да, – согласился Сергей, – жалкое зрелище…

Наконец, стали состязаться поэты. Стихи были на уровне танца живота. Сергей отметил лишь творчество одного из выступающих – это был крепко сбитый мужчина с бледным лицом, которого звали Владимир Светлый. Было видно, что он здесь поэтический лидер.

– Это мой кореш, – сказал бритый субъект, показывая на Владимира.
– Нормальные стихи, – поддакнул Сергей.
– У него в Верхневолжске вышла книга «Мужчины и собаки», не читал?
– К сожалению, нет…
– Витя, – представился собеседник и протянул руку с наколками на пальцах.

В перерыве, пока совещалось жюри, Сергей вышел на улицу. Поэты курили, пили водку и портвейн.

–  Есенина не люблю, – сказал некто лет тридцати пяти в больших пластмассовых очках, – так себе поэт.
– Это ты зря, Петя, говоришь, – ответил ему заросший двухнедельной щетиной хмурый парень и глотнул портвейн прямо из горлышка.

Победителем, как и предполагал Сергей, оказался Владимир Светлый. Дама из администрации вручила ему цветы, почетную грамоту и конверт с лежащей в нем премией в пять тысяч рублей.

Витя снова повернулся к Сергею:
– Ты извини, паренек, но что-то я тебя не знаю. Ты чё, приехал, что ли, откуда?
– Да, из Верхневолжска…
– Чем там занимаешься?
– У меня книжный магазин…
– Гонишь?
– Чего?
– Блин, в самом деле магазин?

Получив еще одно удостоверение, Витя подошел к победителю и что-то ему прошептал, показывая пальцем на Сергея.

«Зачем я сболтнул о магазине? – отругал себя Сергей, – еще нарвешься на рэкетиров…»

Светлый посмотрел на Сергея и помахал ему рукой. Сергей подошел к победителю и тоже поздравил.

– У тебя время есть? – спросил Светлый.
– А что?
– Поехали с нами, отметим, как белые люди… Поехали, здесь недалеко.

Отмечать победу отправилась компания из пяти человек, приятелей Светлого, с ними увязалась тройка веселых разбитных дам не чуждых поэзии и застолий. Хотели присоединиться и выпивохи, но им отказали.

…Светлый жил в просторном деревянном доме, с большим участком. Хозяин распорядился поставить в саду под вишнями два стола. Витя привез из магазина восемь бутылок водки, пару портвейна, ящик пива, шпроты и хлеб.

– Володя! – попросила одна из дам, – почитай нам что-нибудь из последнего…

Владимир долго отнекивался, говоря, что пока ничего путного нет, разве что вот такая лирика:

«Дорогие мои лопухи,
Одуванчики и крапива!
На ославльские пустыри
Прихожу, как на дивное диво.
Хорошо лежать на траве
И до боли глядеть в неба синь.
Я все думаю о тебе:
Почему же ты счастлива с ним?»

Дамы захлопали в ладоши.
– Какая прелесть, – восхитилась одна из них, блондинка помятого вида в желтом пальто.
– Вован, давай мое любимое, – попросил Витя.

Владимир недовольно поморщился, но прочитал:
«Где ОМОН,
Там и стон.
Где РУБОП,
Там и гроб.
Где спецназ,
Там и газ,
Там и в глаз…
На Дубровке – Нордост,
У чеченцев блокпост…
Чекисты – в Кремле,
Демократы – в дерьме.
Президент из ФСБ…
Ни фига себе!»

Затем Владимир вынес из дома несколько книг и положил их на край стола. «Дарю, – Светлый протянул Сергею сборник стихов, – погоди, я напишу пару слов».

Надпись гласила: «Порядочность предполагает честность. Сергею от автора».

– Значит, у тебя магазин в Верхневолжске? – спросил Светлый, – возьмешь мои книги?
– Конечно, сочту за честь…
– Вот и хорошо. Мы же – русские люди, должны помогать друг другу.

Светлый достал из кармана толстенную сигару и с пониманием дела раскурил, вальяжно выпуская струи сизого дыма.

Изрядное количество водки, разбавленное пивом и портвейном «Три семерки» быстро привело компанию в душевное состояние. Две дамы, одна в розовой куртке, другая в зеленой, еще довольно молодые, но уже весьма поблекшие по причине нетрезвого образа жизни, принялись клясться друг другу во взаимной любви и дружбе.

– Выпьем на брудершафт, – сказала дама в розовом.
– Выпьем, – охотно согласилась дама в зеленом.

Выпили и смачно поцеловались. Сергей отвернулся.

– Дарю всем, берите, – сказал Владимир, раздавая сборники…
– Я сейчас стих написал, – смущенно воскликнул один из гостей, – не мог удержаться.
– Давай Игорек, – покровительство кивнул головой Светлый.

Игорек, человек лет сорока, единственный кто был в костюме и галстуке, раскланялся и зачитал нараспев только что написанные им строчки:

«Благословенный сад, молчаливые вишни,
Володя угощает портвейном и водкой…
Хорошо, что и я здесь не лишний –
Средь поэтов слыву я докой!
Будем пить и гулять всю ночь,
Предаваться любви и пороку,
Так лобзай меня, верхневолжская дочь, –
Завтра снова будней морока.
А пока еще есть алкоголь, есть табак
И не вышел кураж из башки,
Наше дело совсем не табак,
Не умрем мы сегодня с тоски».

– Браво! – вскричали уже совсем пьяненькие дамы, плотоядно посматривая на мужчин.
– Молодец, – одобрил Светлый, поднося поэту стопку.

Витя сидел рядом с Сергеем, явно опекая его.
– А ты, это самое, где-нибудь учился? – спросил он.
– Закончил факультет РГФ в Верхневолжске.
– А чё это такое?
– Ну, университет, изучал там изучал языки, литературу…
– По-немецки волочешь?
–  Пытаюсь…
– Можешь перевести? – Витя достал письмо. – Вот, знакомый фриц прислал из Франкфурта.

Сергей перевел письмо, в котором некий Алекс сообщал Виктору Кабанцову, что его деловое предложение весьма интересно, и он с удовольствием обсудит его со своими друзьями в ближайшее время. На конверте стоял адрес: Франкфурт-на-Майне, Кайзерштрассе, дом номер…

– Удивительно, – сказал Сергей, – недавно я был во Франкфурте, и, между прочим, жил рядом с этой улицей, и даже этот дом, кажется, видел.
– Кончай дуру гнать, – отмахнулся Витя, – ты же не фраер…
– Но ведь там… вроде бы бордель?
– Ну да, точно. Хохлушки работают.
– И что же у вас за предложение, если не секрет?
– Предлагаю наладить международные связи, типа совместного предприятия.
– Какое же? – изумился Сергей.
– Наших телок туда отправлять. Не боись, все продумано. Серьезные люди этим интересуются.

Витя, нисколько не смущаясь, раскрыл перед Сергеем свои планы на будущее:
– Ты пойми, парень. Тут полно девок. Делать им нечего, кроме как торговать этим самым местом. Знаешь, наверное, что скоро здесь будет курорт, туристы понаедут, их и так полно, а будет еще больше. И что им делать? Не все же рыбу ловить. Пусть и другую рыбку половят, ха-ха. Организуем все это, как надо… второй Тайланд. Надо только подсуетиться с культурным досугом. На берегу озера пару легких домиков поставим. Чтобы, это самое, девки не в палатках работали, а в домиках, все культурно, в симпотных одежонках… чай, кофе… можно и сауну организовать. Короче, целый набор. А девки в Ославле ядреные… Кстати, если надо девочек, могу устроить.
– Не жалко девушек? – спросил Сергей.
– А чего их жалеть, работа легкая, одно удовольствие, и ведь не «за спасибо», у меня им трудовая копеечка пойдет… да не, ты не сомневайся, девкам только намекни – от желающих отбоя не будет. Ты чё думаешь, на ликероводочном или мебельке париться лучше?
– Но это разве… – Сергей замялся с выбором слова, – законно?
– Точно тебе говорю: там наверху уже все решено. Сам президент вроде бы не против, и в Думе не против. Говорят, скоро выйдет типа постановления… В Москве понимают: запрещай не запрещай, а людям это дело нужно. Так что бизнес самый законный, и менты будут охранять, усек? Во всем мире это дело давно организовали. Я, это самое, к тому рассказываю, что потом надо будет расширяться, с немцами связь наладим. Поможешь в случае чего? Ну, там письмецо перевести или на переговорах потолмачить? Проплачу, не обижу… Так что давай, подключайся!

«Как бы ему объяснить?» – подумал Сергей, поглядывая на своего нового знакомого.

К Сергею подошла дама в розовой куртке и шепнула на ухо:
– Молодой человек, я собираюсь домой, вы не составите мне компанию?
– Надюха, отстань! – отогнал ее Виктор, – не видишь, у нас серьезный разговор?
– Подумаешь, – обиженно фыркнула дама и вернулась на свое место.
– Понимаешь, Виктор, тут такое дело… Ты извини, конечно, но я – не могу... Я верю в Бога, посещаю общину библейских христиан на Пустырной. В общем, не подхожу для такой работы.
– Брат, я тоже верю в Бога… – сказал Виктор и тут до него стало доходить, – погоди, ты на Пустырную ходишь? Сектант, что ли? Понятно… Не, я веру свою не продам. Мы же, блин, православные. Слышь, Вован! тут сектант объявился. На Пустырную ходит.
– Да? Любопытно.

Все посмотрели в сторону Сергея.

– Ну, это лишнее… – передернув плечами, сказала Надюха, – это даже не смешно.
– Не хорошо как-то… – укоризненно покачал головой Владимир, – православие – это же вера нашего народа.
– Понимаете, в чем дело, – ответил Сергей, – меня интересует христианство, которое идет от Христа и апостолов… а Христос не учил нас всем этим обрядам, иконам… это все человеческое.
– У-у! – взвыла дама в зеленой куртке, – ненавижу сектантов. И ты мне ненавистен, понимаешь, ненавистен. Что смотришь? Мразь!
– Любка, не верещи, – одернул ее Владимир, – да, Сергей, разочаровываешь ты меня. Мы – русские, нам надо держаться одной веры. И Россию любить надо. Понимаешь? Любить до боли сердечной, как сказал классик.
– Любить надо Христа, – тихо сказал Сергей.
– Хватит базарить, – посоветовал Виктор Кабанцов и заиграл желваками на скулах, – ты понимаешь, что испортил праздник хорошему человеку? Должен будешь за обиду.
– Витек, а кто тебя просит за меня решать? – урезонил его Владимир. – Сергей – человек умный… ну, бывает, ошибся… но он еще раз подумает насчет своей веры и все исправит. А мы как-нибудь встретимся и потолкуем.

Хозяин демонстративно отвернулся и принялся откупоривать последнюю бутылку водки.

– Извините, я не хотел вас обидеть, – сказал Сергей, вставая из-за стола.
– Давай, давай отсюда, – дребезжащим голоском ввернула блондинка в желтом пальто, – тебя никто не задерживает.

Сергей замялся, брать ли ему теперь дареную книгу… все-таки взял подарок и пошел к воротам. «Дожил, – подумал он, заводя машину, – бандиты и шлюхи читают мне мораль…»

В воротах показался Игорек.

– Подождите, – крикнул он, подбегая к машине, – я хотел спросить… а можно мне прочитать у вас в церкви стихи? У меня есть цикл стихов о Христе, о вере.
– Приходите, – кивнул головой Сергей, – адрес знаете?
– Знаю, я давно хотел к вам зайти.

Из ворот высунулась физиономия дамы в розовой куртке.

– Игорек! Я тебя жду-у, – капризно протянула дама заплетающимся языком.
– Бегу, моя несравненная, – ответил поэт и поспешил обратно.