Жизнь вдребезги

 Так случилось, Коля Иванов потерял голос. Навалилась на него проклятая простуда: не вздохнуть, не выдохнуть. Надо сказать,  Коля-  был человек нрава веселого, общительный и физически крепкий. А тут такая напасть. Казалось бы, чего случилось- то,  можно и пальцами показать, чего надо.  Все остальные органы работали нормально.  Коля, помалкивал себе в тряпочку и старался больше улыбаться.
 Первые неприятности начались за дружеским столом пятничным вечером. Собрались старые товарищи, утомленные трудовой неделей. Расслаблялись за рюмочкой старого доброго виски. Веселили друг друга анекдотами и рассказами о трудовых подвигах. По старой советской привычке  теребили за хохолок политику.
 Коля всегда был душой кампании и задавал тон разговорам. А тут как очередь к нему дойдет: молчит. Только пальцами шевелит.
 « Ах, да у тебя голоса нет»- вспоминали друзья,- Ну, молчи, молчи» -добавляли с некоторым сомнением. И по старой Советской привычке  сами примолкали, чувствовали рядом   « внимательно молчащего» человека. Старый товарищ становился чужим, не таким как они, опасным. Типа, послушает тут нас, а потом где не надо ведь заговорит, каналья, точно чего-нибудь ляпнет.
   Разговор за столом сошел на нет. Вслух виновника никто не обсуждал. Но все солидарно испорченный вечер списали на охрипшего товарища. Да и не товарищ он был им после этого. Коля попытался было пальцем пошевелить, возразить: только  его никто не  услышал.
 « Ладно, -подумал Коля,- товарищи  все же, и вечер в задницу скатился с моего молчаливого согласия. Прижмусь к теплой груди любимой женщины и все беды стороной.»
 -Как ты себя чувствуешь?,- спросила любимая.
 Коля изобразил пальцами нечто оптимистичное. В глазах любимой отразился банальный кукиш.
"Всего-то голос потерял, а тоже изображает из себя,- подумала любимая,- вот у меня намедни так живот урчал, всю ночь кашляла, но ведь не отказала ни разу,  а он сволочь ненасытная даже не извинился. Вот если бы ему ногу миной оторвало, когда он за цветами для меня лез на клумбу, или троллейбусом  бы ему яйцо раздавило, вот это я понимаю! Я бы тогда ухаживала за ним, жалела бы его… А тут : голос потерял, а тоски в глазах -на ампутацию…Скучно."

  Коля- не дурак, все понимал и от этого меньше любить любимую не хотел. Только не мог этого объяснить. Любовь на пальцах  складывалась в пошлую и даже отвратительную фигуру, а подмерзшие связки выдавали лишь горловое шипение. И тут ему стало страшно. Мир, привычный и дорогой сердцу мирок, рассыпался, мечты убегали с язвительной усмешкой. Колю терзали мысли и чувства, а из себя он мог выдавить лишь неприличные звуки.

- Как себя чувствуешь, дорогой?,- в который раз спрашивала любимая. И , нащупав самое больное, добавляла: - чего молчишь то?
На двадцатом вопросе Коля спекся: он ушел в астрал. В голове рождались жуткие картины радикальных объяснений. Вот он открывает дверцы машины на ходу и выбрасывает в волны мчащихся авто любимую. Находит на свалке фигуру бронзового Дзержинского и струей едкой мочи пишет донос на друзей прямо на обшлаге шинели Феликса.
 Но действительность все же прорвалась к нему в жуткой форме извращенного непонимания.
  - Так ты меня и не слушаешь даже ,- воскликнула любимая, громко хлопнула дверью и ушла из его жизни.
 К Коле вернулся голос. Прошла простуда. Он болел всего два дня. А всю жизнь пришлось начинать сначала.