Мать

На фото: Проснякова Анна Александровна, 1970-е годы.

Мамины воспоминания о детстве, юности:   

Запись Татьяны. В 2 км  от деревни Ригсельга, родины мамы, находится озеро – Святозеро, через него протекала река  Свят.  По озеру и дальше по реке ездили на сенокос. По обе стороны реки луга -  пожни. Вспоминает сон (21апр. 1990г., приснилось еще в Суровикино -  оттуда уехали  в 1972 г.): она со своим отцом плывет по этой реке – на досках. Сумеречно. Находятся у левого берега. Отец говорит,  показывая на другой берег: «Вот когда доплывем туда, тогда заживем». В этом озере отец ловил рыбу, там, на берегу, висели сети, лодки оставляли  без замков… 
Вдоль дороги от Пряжи до их деревни тянулась гора. По ней мама любила гулять со своей подругой Дашей. Там росла брусника, много костяники.
 Училась в Пряже, Святозере, Корзе, жила в интернатах – с первого класса. Вспоминает, как отец ее в 9 лет привел в школу, обратившись к учителю с такими словами: «Научи ее хотя бы расписываться, наставницей (учительницей) ей-то не быть…». Родители мамы были совершенно неграмотными.
Семья была дружной. Мама была младшей, ее особенно любили и родители, и старшие сестра  Лина (1912 г.р.) с братом Петром (1915 г.р.). Мама вспоминает, что они втроем вместе спали на полу. Она, маленькая, посередине.
27 марта 1985г. Вспомнила детство, школу- интернат,  как ехали домой, на каникулы, в кузове машины, останавливались на отдых. И она играла на подаренной ей за хорошую учебу балалайке, а девчонки и ребята пели и плясали.… После окончания 6-го класса подарили ей (в школе) отрез шелка, и она сшила себе кофточку. Эту кофточку она носила еще в войну, в эвакуации, работая учительницей младших классов в деревне.
Вспомнила, как ходила со своими ребятами дергать лен. Получала на всех паек, кормила их там. -  А ты представляешь,  как убирают лен? (спрашивает меня) -  Откуда, я его в жизни не видела.  – А мне это все с детства знакомо, мы растили лен.  Дергаешь пучками, потом связываешь, несешь в воду – мочить. Потом сушат, мнут. Знаешь как? Такие длинные корытца были, узенькие, без дна  (мама показывает ладошками, какие – 23дек. 2005г.)  приспособлена такая штука тяжелая, острая. Вспомнила, языком называли, с ручкой. Одной рукой этой ручкой работаешь, другой весь пучок под этим языком пропускаешь, бьешь, потом следующий, и так весь лен.  Потом чесали, специальные чесалки были, пряли и ткали. Семью уложит женщина и сидит,  ткет при лунном свете – керосин беречь надо. А потом по мартовскому насту расстилали холсты   отбеливать. Затем стирали, Представляешь, как это, такой вот длины – показывает на длину комнаты – и  такой ширины - разводит руками – холст постирать.… Потом гладили – не обычными утюгами, конечно, были такие, самодельные, из доски с зубцами. Ну а потом – шей, хозяйка, что хочешь, мужу кальсоны, себе рубашку. Женщины шили себе рубашки так – верх ситцевый, помягче, а низ холщевый. И все это женскими руками…
А белье полоскали в речке, за 2 км от деревни. Погрузишь в саночки и везешь. Привезешь, прорубишь прорубь и полоскаешь – на палочке…  Как хотелось бы эту речку увидеть – чистая, прозрачная, каждый камушек, песочек на дне видно…
27 ноября 2005г. По  телевизору – сюжет о полях дикорастущей конопли в Туве, заготавливаемой как наркотическое сырье. Мама вспомнила о конопляных полях своего детства. Сбор урожая, созревшая  конопля, высокие  зеленые стебли, на них коробочки с семенами. Дети жевали, вкус приятный.  Расстилали воловища, хлестали пучками, семена высыпались. Из них били масло. Пучки отец замачивал в озерке, потом их перерабатывали, делали веревки, мешковину, грубую одежду.
Февраль 2006 г. Мама вспоминает, как она, маленькой, спала на русской печи. Ее мать вставала рано, готовила на семью, а перед Пасхой она, да и все хозяйки, совсем не ложилась спать. Готовить начинали с вечера. Сначала протапливалась печка. Все дрова прогорали, с раскаленного пода мелкий уголь, золу  сметали специальной  сосновой метелкой, которую смачивали в тазу с чистой водой. Приготовленные пироги уже стояли на столах – на листах, в сковородах. А шанежки специальной лопаточкой укладывали прямо на под. И часть пирогов пекли прямо на поду. Всю ночь до утра готовилась праздничная стряпня. Матери помогала старшая дочка - Лина. А маму, как маленькую еще, отправляли спать. Рано утром мать будила ее: «Вставай, Аня, смотри, как  пасхальное солнышко играет!».Весь стол уже был заставлен стряпней – шанежки, разные пироги.… Все накрыто чистыми полотенцами. А солнце действительно на Пасху «играло».  Потом несли с мамой  в часовню святить пасхальный творог, крашеные яйца  и  стряпню…

Запись Галины.
Сегодня – 5-го июня – мама рассказала: родители лечили нас всегда травами  и корнями. В деревне Ригсельге не было ни врача,  ни аптеки. У старшей сестры часто выступала простуда на губах. «Мама, бывало, приложит верхнюю пленку беленькую от бересты к губам. И к утру – простуды как ни бывало. Мы с сестрой любили купаться в месте впадения реки Свят в озеро. Вода-то холодная, но именно здесь хотелось поплавать. Однажды я простудилась. Мама заварила разных трав и настоем поила меня. А еще прогревала в русской печи. Мне уже лет 10 было. Я любила в остывающую, но еще достаточно горячую печь залезать, только голова торчит наружу. Приятно. Раз-другой прогреешься, и здорова. Так народная медицина и помогала».
Риг - сельга – гора, где сушили и молотили хлеб. Поэтому – Ригсельга, т.е. деревня на горе. Рига – место для обмолота зерновых.
СВЯТ – река и СВЯТ - озеро назывались, на противоположном берегу была деревня Святозеро, где жила сестра маминой мамы – тетя Марфа с семьей. Вокруг деревни, Ригсельга находилась в вековом лесу - ели, сосны, березы, и очень много рябины! Много ягод: морошка, клюква - на болотистых местах, в борах – малинники, черничники. Но первая весенняя ягода на полянах – земляника. С нее и начинали сбор ягод. Чернику и малину сушили на зиму. А бруснику в деревянных бочках заливали ключевой водой.
Грибы - волнушки, грузди – солили в деревянных бочках. Белые грибы и подосиновики, и подберезовики – сушили.
Отец – Александр – был сапожником: шил и ремонтировал обувь для жителей деревни, чаще – безо всякой оплаты. Иногда в качестве оплаты приносили молоко и овощи. Дратву сам плел из конопляных ниток, которые из выращенной на огороде конопли плели мать с дочерьми – Анной и Акулиной. Они пряли нитки на прялке, а он плел и смолил дратву, натирал  варом.
Лен сеяли на лесных вырубках. Там же сеяли и репу – на лесных полянах.
Кроме того, отец был заядлым рыбаком. Сам плел кошель из бересты, с крышкой, в котором и приносил рыбу домой. «Но в первую очередь, обычно, разложит рыбу по чашкам и отправляет меня: «Аня, отнеси рыбу тем и тем; у них некому рыбу ловить». С весны и все лето ловились в озере (сетями самодельными, из тех же конопляных ниток – всякого размера) лещи, подлещики, окуни, щуки, ерши и плотва. Зимой ловил налимов. Лед на озере был тонким. Сметет снег, и рыба на виду.  Всю зиму в кладовке хранилось много налима и, обычно, икры. Рыбой питались круглый год: летом – солили, на зиму сушили. Где ловил рыбу, там и сети сушил, без боязни. Воровства не было.
Спрашиваю маму: наверное, ряпушка была еще? Да – ряпушка ценилась, как байкальский омуль. Эту рыбу готовили в глубокой сковороде, залив водой, открыто. Покипит минут пять с душистыми травами, и обед готов. Этим занималась мама. Забот у нее достаточно было. Хозяйство – две коровы, два теленка, пять овец… Масло сами били, вручную. Вкусное было масло.
Главная задача мамы была по осени: теребить лен и коноплю и прясть из них нитки, из которых ткать полотно. Мягче и тоньше было льняное полотно, из него мама шила одежду и постельное белье. Из полотна конопляного мама шила мешки для хозяйства и валовища для веяния зерна. Гибкими прутьями, всей семьей, но чаще всего – дети – били по куче соцветий конопли, насыпанной в центре валовища. Мусор цеплялся за ветки и отлетал. А семя сквозь валовище, как сквозь сито, просеивалось. Из семени мама делала масло конопляное: в чугунной ступе чугунным пестом толкла семена, а потом выжимала через ткань.
Спрашиваю: вкусное масло было? – Еще бы! Очень вкусное. Мы любили конопляное масло. А еще в детстве ели семечки конопляные. Тоже нравились.
Хлеб сеяли вместе: рожь, овес, ячмень. Пшеницы еще не было. Она появилась вместе с колхозами. Когда вырастет хлеб, жали вручную серпами, связывали в снопы. В риге наверху на полатях поставят в один ряд зерном кверху снопы, потом опять доски, которые легко двигались, – на них снопы…. И так доверху. Потом внизу затапливается огромная печь, метровые дрова жарко горят…. Так в риге сушили снопы. Мама на голое тело одевает конопляную рубашку – от плеч до пола, чтобы не кололось, и сбрасывает часть снопов для обмолота – на гладкий деревянный пол, на валовища.  Потом снопы складывают кругом, зерном вовнутрь. Мама берет в руки длинную палку (ручку цепи), к которой прикреплена – с помощью кожи – короткая палка, называемая цепью, и начинает бить по сухим колосьям, пока не осыпется зерно. Сухие обмолоченные снопы убираются. Второе валовище стелется на улице около риги. Зерно, набранное в ведра, медленно высыпается на валовище. При этом мусор ветром уносит. А зерно сквозь валовище просеивается.
Дом был двухэтажный. Сами жили на втором этаже. И сарай примыкал ко второму этажу. Там и был камень, называемой ручной мельницей. Один – на столе большом лежит неподвижно, а второй камень – большой, с дырой посередине, в которую сыпется зерно. Этот камень крутишь палкой, и зерно превращается в муку. Собирает мама муку и печет хлеб.
А вечером, и ночью, в качестве отдыха, и мать, и старшая сестра садились за прялку, пока остальная семья спит. В белые ночи – в мае-июне – без света совсем. А зимой – при свете луны. Керосина не было. Купить его можно было только в Пряже – райцентре, до которого было 7 км. Там и в школе мама училась, живя в интернате. Зимой на выходные учеников возили домой в санях, запряженных лошадьми. А осенью и весной пешком домой бегали.
У каждой деревни свой Престольный праздник был. На праздник съезжались со всех окрестных сел. В деревне Ригсельга Престольный праздник был Вознесение Господне – через 40 дней после Пасхи. Это был всегда солнечный день. В центре деревни – часовня с высокой колокольней, было 5 колоколов.  Мамин родительский дом был рядом с часовней – двор отделялся «забором» из черемухи, берез и других деревьев. На праздник съезжались родственники знакомые, обычно семьями, в телегах.
В мамином детстве священник начинал призыв на службу звоном колоколов. Народу много собиралось. В годы маминой юности священником был ее двоюродный брат Федор (когда изгнали попов – после гражданской войны). Федор – сын Семена, брата маминого  отца. (Уточнила у мамы по телефону – Федор погиб в войну – февр. 2009г.) «С ними жили рядом и дружили семьями. Часовня – белая, красивая. В просторном зале много икон. Помню большую икону Георгия Победоносца. Колокола были тонких звонов, а 5-й – бас, с отдельной веревочкой. Научиться звонить хотели многие дети, и это было возможно, т.к. дверь в колокольню была открыта всегда. В праздники каждый звонил, сколько хотел.
Со стороны входа в часовню была большая площадь с зеленым ковром мелких трав. Здесь и собирались по праздникам. По краям площади – лавки. Центр – для плясок. Из сундуков извлекались «вечные» наряды, которые только к празднику – вышитые рубахи для мужчин, цветные платья, шелковые платки для женщин. После службы звуками гармони приглашали всех на праздник. Много гармошек и балалаек развлекали собравшихся. Взрослые собирались ближе к часовне. Молодежь – в другом краю часовни выплясывала «русскую». Этому учились с детства (в т.ч. и мама) - кто задорнее. Еще кадриль плясали – парами вставали по четыре ряда, обычно парни приглашали девушек. И начиналась пляска! К вечеру взрослые расходятся домой. А молодежь – гулять.
Было три направления, избранных для дальних прогулок. Это называлось: пошли за околицу. Таким образом, знакомились в праздники, потом женились – из разных деревень.
Мама говорит, что Анастасия (в кн. Вл. Мегре) хорошо о праздновании таких дней рассказала. У них в Ригсельге было все очень похоже. «Родовую книгу»  Мегре мама сначала прочитала по твоим закладкам, Таня, а потом сумела и всю прочитать. Очень благодарна тебе за книгу...

Запись Татьяны.
До 7 класса в школе учили на финском языке. Русский язык преподавался как иностранный. С 8 класса  все обучение перевели на русский. Мама вспоминает, какое это было мучение. Не всем оказалось по силам, некоторым пришлось уйти из школы, не закончив ее. Маме помогло то, что она любила русскую литературу, много читала,  и по русскому у нее всегда было «5».  8 классов закончила отличницей и без экзаменов поступила на 2-й курс Карельского педрабфака, при Петрозаводском пединституте. Закончив его, поступила в пединститут на факультет русского языка. Хотя закончить его не удалось (на 2-м курсе пришлось бросить учебу – отменили стипендию, пришлось искать работу), учительницей русского языка она работала  во время войны, в эвакуации, учила русских детей. И вообще русский стал для нее родным языком. Мы, дети, знали только этот язык – она так решила, чтобы в жизни у нас не было таких «языковых» проблем, как у нее.

Примечание Анатолия. Уже в 1940-м году мама работала корректором русского языка в республиканской типографии им. Анохина. Стипендию отменили для всех, кроме отличников, но мама, понятно, быть круглой отличницей не могла, так как года три-четыре назад основной язык у нее был финский. Я помню, как мама мне говорила о причине любви к русскому языку: «Я знала, что живу в России, поэтому должна знать русский язык». До сих пор я не встречал в ее письмах ошибок. Мама выбрала такую судьбу. А вот ее сестра, которую мы всегда звали тетя Куня (полное имя – Акулина, очень хорошее русское имя, которого отчего-то стали стесняться и звать ее Линой), осталась неграмотной, русский язык знала плохо всю жизнь.
Она осталась карелкой. Мама стала русской.

Следующая часть: http://proza.ru/2009/11/17/838