Соседка

Он не знал почему его всё время тянуло к ней. 
Совершенно точно причиной этого болезненного притяжения была не любовь.
Вообще, это, пахнущее дешевым сладким запахом, слово, вызывало у него изжогу. 
Он избегал его употреблять и каждый раз снисходительно кривился, когда кто-то при нем произносил эти два слога, пафосно наклеивая алый их ярлычок на смутную смесь собственной похоти и боязни одиночества, добавляя розовый бант математически просчитанного "романтизма".
На самом деле он был уверен, что "любовь" темно-синяя, с небольшими добавками черного и бордо:  беззвездное ночное небо и венозная кровь выпущенная на увлажненные дождем ладони асфальта. 
Как всякая болезнь и всякое экстремальное состояние, это чувство не являлось тем, о чем стоило упоминать на каждом углу и с нарочитой легкостью, подобно тому, как это повсеместно у людей происходило.
 
Что же заставляло его подниматься на этаж выше и звонить в ее дверь?
Он размышлял об этом уже месяц, но монотонное пережевывание мыслей и педантично-нарциссичный анализ своих переживаний ни на йоту не приближали его к разгадке.
Если рассказать кому бы то ни было о нюансах отношений между этими двумя, то вряд ли нашелся бы человек, который бы однозначно это принял и не удивился тому, что ему пришлось услышать.
 
Дело было в том, что они не произносили слов. 
Почти совсем.
 
Едва ли не первые и последние, им произнесенные слова, были обронены в самом начале их знакомства.

Они достаточно громко прозвучали в пыльной тишине лестничной площадки и выражали его готовность помочь незнакомой молодой женщине поднести практически неподъемные, бог весть как удерживаемые ею в руках сумки, к дверям квартиры.
Она еле заметно кивнула. 
Когда она открыла входную дверь, то жестом пригласила его войти в прихожую.
Он вошел и собрался уж было сообщить ей своё имя, да на этом и откланяться, как вдруг она быстрым движением поднесла к губам указательный палец и со значением прижала его к ним.
Их глаза встретились.
 
Он непроизвольно задержал дыхание. 
Всякий раз, когда на тренировке, - а он был неплохим спортсменом,- требовалось произвести дополнительное сверхъусилие и поднять вес близкий к предельному, он поступал также.
Вероятно, его душа не смогла справиться с тем, что ей пришлось удержать во взоре этой женщины и отдала команду его организму бросить в бой подкрепление. 
В голове всё спуталось и заволокло густой пеленой.
Он уже не помнил, как и зачем он здесь оказался. 
Мысли бежали из его мозга, как крысы из охваченного пожаром сарая.
 
На выдохе он снова попытался что-то сказать, но она, быстро шагнув к нему, неожиданно закрыла ему рот ладонью.
Через секунду она отняла ладонь от его лица, но он пожалел, что она это сделала.
 
Больше ничего не произошло. 
Они, точно также, избегая слов, как волки - капканов, попрощались. 
Одними глазами.
А ночью он смог уснуть лишь под утро: мешала странная переполненность ею и сознание того, что за бетонным перекрытием потолка, этажом выше, спит она...
Та женщина, имени которой он так и не узнал.
"Это не любовь," - успел подумать он, засыпая, будучи полностью спеленутым в саван нежности, наспех скроенный его душой по давно забытым эскизам, внезапно всплывшим из омута его бессознательного.
 
На следующий день, двигаясь в ритм барабанщику разбивающему ударную установку сердца, он поднялся к ней. 
Улыбнувшись, еле заметным движением головы, она пригласила его последовать за ней. Жестом указав ему на желательное место для его посадки, она села напротив.
 
- У меня всё в порядке с головой и я умею говорить, - с улыбкой, глядя ему в глаза, проговорила незнакомка, - Надоело лгать, поэтому и молчу. Ты ведь не хочешь, чтобы я тебе врала?
 
- По поводу головы - я и не сомневался. Красивая голова. А слова...не так страшны, каковыми они могут показаться. Можно ведь, порою, говорить и правду. Необязательно все слова лживы.
 
- Чем дальше в лес, тем меньше света. Это я по поводу слов. А насчет головы...разве такой красивый у меня череп? - она мягко улыбнулась.
 
- Ничего не понимаю в черепах. А вот лицо красивое.

- Ну, всё. На сегодня слов достаточно. Ладно?
 
Он принял эту странную игру.
Игру, которая была очень настоящей и очень удаленной от реальности одновременно.
Он приходил, они здоровались, обнимая друг друга взглядом и....... просто находились рядом.
 
Они не пили друг друга, не приникали жадно один к другому, не пронзали стрелами своих желаний волю друг друга.
Они лишь прислушивались и скользили мимо, удивляясь тишине и улыбкам тех существ, которые жили в их телах и, которые, охотно и легко их покидали, чтобы, взявшись за руки, вальсировать в этой красноречивой тишине, казалось, уплотнявшей даже воздух комнаты, делавшей его более прозрачным и теплым.

Они понемногу выучились чувствовать ритм молчания друг друга, улавливать нюансы настроения и, постепенно, непроизнесенные слова, столь громко звучавшие в их немых диалогах и головах, начали проникать в сознание напрямую, без посреднических услуг языка и дилерства речи.
 
Молниеносно улавливая перемены в настроении или озабоченность, они разбирали и раздевали друг перед другом проблемы их вызвавшие, препарировали их и обсуждали, чтобы затем, снова уйти в океанические воды безмолвия.
 
Словами они пользовались как вилками или ножами, при случае, и хирургическими, вскрывая ими мелкие фурункулы повседневности, флегмоны обыденности и дезинфицировали потом раневую поверхность обязательным, чистым, двадцати четырех каратным, молчанием.
 
Ему нравилось просто наблюдать за ней.
За грацией ее движений, столь близкой к кошачьей.
За этой манерой ставить стопу при ходьбе, за ее легкими покачиваниями тугими бедрами.
Он сидел в кресле и, осторожно касаясь ее взором, любовался тем, как она поливает стоявшие на подоконнике цветы, как изящным движением руки одергивает гардину, как опершись о стену, разговаривает с подругой, улыбаясь ему глазами так, что он моментально понимает: в момент разговора она думает только о нем, жалуя невидимой собеседнице лишь свой голос.
 
Иной раз ему начинало казаться, что ее воздушность, ее неповторимое обаяние имеет неземную природу и он вглядывался в нее с напряжением, выискивая доказательства ее ангельского происхождения, цепенея от восторга, когда, переполненный некой лунной нежностью, ковш ее взора, изливал свою влажную лучистость, смешивая ее с лаской его, преисполненного обожания, взгляда.

Это было взаимное, по капле, перетекание душ из одного в другого, головокружительное и пьянящее.

"Если это не любовь, то что же это?" -  леденея от тоски по ней, замирая душой, отстраненно думал он, безуспешно борясь с бессонницей.
 
Он ощущал почти страдание от удушающей его потребности излить свое почти религиозное перед ней благоговение на атлас ее бледной кожи. 
 
Однако она, изнурительно для него долго, не позволяла в их мир проникнуть языку прикосновений.
 
Ласково, но твердо, удерживая его на дистанции.
 
Испытывала ли она его терпение, или, были в этом какие-либо иные резоны, оставалось неясным.
 
Тем не менее, это всё же произошло, начавшись как медлительно-трепетный поцелуй в полумраке ее квартиры, -  перелившийся в какую-то горестную россыпь ласк, пролитых им на ее тело в задумчивой меланхолии желания, -  и, закончившись, как исступленное танго на залитых лунным светом простынях.
 
Долго, бесконечно долго терзая ее с нарочитой неспешностью, он, словно изысканно отомщая за принудительную аскезу и длительное отлучение от венериного источника, безжалостно окроплял ее топленым воском жгучей чувственности, непомерно растягивая сладкую экзекуцию.
 
Проснувшись утром, он обнаружил, что лежит на кровати в одиночестве.
 
Пронзившая всё его существо, тревога, заставила методично обследовать всю квартиру и он поразился насколько нежилой вид она имела. 
 
Никаких следов быта, полное отсутствие кухонных принадлежностей, пустые шкафы для одежды и сантиметровый слой пыли на всех поверхностях.   
 
Как же так получилось, что он раньше этого не замечал?
 
В недоумении, он оделся и, захлопнув дверь, спустился к себе.
 
 
 
Вечером этого же дня он позвонил в ее дверь.
 
Ответа не последовало.
 
Он продолжал нажимать и нажимать кнопку звонка, ощущая отчаяние, боль и изумление.
 
Неизвестно сколько времени он бы так простоял, если бы его не вернула к действительности соседка живущая этажом выше:
 
- Что же вы, голубчик, звоните? Там никто не живет.
 
- То есть...как это...никто не живет?
 
- Обыкновенно. Не живет никто. Жила одна девушка...Да уж полгода, наверное, будет скоро, как погибла она в аварии автомобильной. Такая была красавица....               
 
 
 
                18.11.2009г.