Татьяна

Татьяна

На улице Композиторов, когда-то Дурновском, Татьяна жила давно, ещё с незапамятных. Домок её с мансардой и какой-то чудненькой терраской стоял на левой стороне улицы. Когда-то на этой террасе было тесно от комнатных цветов, которые здесь дышали, они неплохо уживались друг с другом, только капризная пальма не любила соседства с красивыми розами, которых она, если не досмотреть, обязательно сводила в могилу. Но это было давно, ещё до тех времён, до которых не дожил Куинджи, а потом там теснились какие-то старые коробки, ящики, ржавые велосипеды, а цветок остался только один, и тот стоял почти у самого входа, а потому всегда был поникшим, на нём и листьев-то оставалось раз два и обчёлся.

Когда начали строить проспект Калинина, теперь это улица Новый Арбат, Татьяну переселили на Ярцевскую. Она да сын с невесткой.
Дали двухкомнатную хрущёвку. Она – в маленькой, они – побольше. На кухню не выйти, кухня там, что твой туалет, двоим, не разойтись.

Татьяна сначала попыталась старой жизнью жить, она раньше чуть не каждый вечер то с сыном, то одна в консерваторию бегала, ноги у неё лёгкие были, она с детства танцами занималась, нет, конечно, ни такими как сейчас, всё ты меня Ленка перебиваешь. Раньше танцевали вальс, польку, подиспанец, мазурку. Вот она все эти танцы пушинкой летала, а потому и в старости ей с Композиторов до консерватории добежать – одно удовольствие. А консерваторию любила , потому что ещё в детстве у них в семье всех учили музыке, папа их так хотел, вот они и привыкли. А знаешь, к чему человек с детства приучен – то уж на всю жизнь.
 Так вот, слушай, не крутись, поехала она с этой Ярцевской в консерваторию, а обратно еле добралась.

 У них между домами и метро – лесок, а зрение у неё давно плохое было, ещё с войны, да и работала она как сумасшедшая день и ночь, чтоб сына в жизни поддержать. Вот как она зайдёт в этот лесок, так у неё всё как-то перед глазами и закружится. Берёзка за берёзку, мелькает как-то в глазах, фонарей, конечно, там никаких не было и как-то ей плохо, хорошо если ещё какой-нибудь сердцелюбец выведет, а то так и бродит. Съездила она в консерваторию раз, два, а потом решила, что музыку можно слушать и дома, по радио.

Жизнь быстротечна, это в молодости конца не видно, а под старость от шестидесяти до восьмидесяти – как один день. У Татьяны уже и очки с хрусталиком, и пушинка её потяжелей стала, хотя всё равно лёгкая. Однажды какой-то молодой ей руку подал, когда она из автобуса выходила, так он потом удивлялся: у нас, - говорит, - девушки так не порхают.

У неё к тому времени уж сын пожилым стал, жизнь уездила, внуки школу кончают. Внуки как внуки. Справные. А как мать их нарядит, ну прямо загляденье парни, косая сажень.

 Тесно только им очень.

 Невестка и попросила :
- У нас дети что-то учиться плохо стали, двоек нахватали, боюсь, школы не закончат. Конечно, за одним столом, какие уроки. Мы думаем, может, Вы разрешите письменный стол к Вам поставить.

А у Татьяны комнатка чуть побольше кухоньки – кроватка узенькая, ещё с Композиторов, комодик из Дурновского да столик, маленький такой, на нём и чайник с заваркой, и лекарства, а когда шьёт, достаёт с антресолей Зингер, и на этом столике шьет, перешивает.
 Но ведь внукам отказать нельзя, согласилась, конечно.

Невестка в тот же день этот столик выкинула, перетащила письменный из своей комнаты, а в свою – новый купила.
Татьяне около кровати табуретку поставила и новенькой клееночкой накрыла, красивенькой такой в голубенький цветочек.

День-два вроде всё тихо. Один внук – в своей комнате, другой – в Татьяниной.

Но скучно. Не будешь же всё сидеть да зубрить. Перебрались оба к бабке. Сначала уроки поучат, потом возню устраивают, потом над её кроватью колонки повесили, чтоб веселей уроки готовить, говорят, для запоминания формул очень полезно музыку включать, погромче.
Вот с тех пор и началось “БУМ-БУМ-БУМ”, а Татьяна тогда уж с постели почти не вставала, какая-то слабость на неё навалилась, а, может,
и лень.

Вечером заходила к ней их бывшая общественница – Вера, ей тогда тоже лет семьдесят пять было, но Татьяну не бросала. Еду ей принесёт, лекарства, иногда возьмёт что-нибудь её постирать.
- У меня же машинка, - говорит она, - а Вам руками трудно.
Только вот посидеть, поговорить не могла.
- Вы уж извините, шумно у Вас очень, а у меня голова болит, да и не слышно, что Вы говорите.
- Да, да, - скажет Татьяна, - спасибо Вам. До свидания.
Отвернётся к стенке и лежит.
А над кроватью: “БУМ- БУМ- БУМ…”
Так и умерла под эту ИХ музыку, без Чайковского.

Да, и какой теперь Чайковский...не до него...