Выходной Анегина

   Проснулся поздно. Продолжительный сон не прибавил бодрости Анегину, наоборот, отяготил организм жаркой ломотой и одеревенелостью. Свел глаза к переносице, силясь разглядеть шнобель с аршинными ноздрями. Растянул тонкие, неровные губы в стороны, отчего они стали еще тоньше. Принялся растирать выпуклые, похожие на мозолистые наросты, уши. Включил телевизор и бездумно уставился. Милый образ Машенковой Раи затмил сознание, высветлил душу. Подступило радостное предчувствие возможной встречи.

   Она устроилась к ним в компанию полгода назад и предстала в ипостаси личного помощника генерального директора. Ретиво исполняла свои обязанности, делала постоянные подношения начальству в виде крепкого кофе. Объявили кризис, Машенкову сократили. Анегин – из разряда безголосого офисного планктона, мог вызвать разве только мимолетное любопытство: извивается инфузория под стеклом микроскопа. Поэтому, неожиданное, повторное предложение Анегина поработать, правда, уже в скромной должности рядового специалиста, удивило девушку. На самом деле от него ничего не зависело. В конце года горел проект, срочно требовались люди; он добросовестно выполнил поручение. Рая согласилась. Его заметили.

   Поддавшись сонму невнятных эмоций, Анегин нервно закурсировал по помещению, захлопал дверцами шкафа, заперелистывал книги, взятые из местной библиотеки.

   В прошлую пятницу обедали вместе. Анегин скучал, предполагая, что пристальное внимание к нему, есть брезгливая признательность за временное трудоустройство. Ему  захотелось многое высказать ей. В столовой для персонала под спешный перезвон посуды объясняться было нелепо, да и частые отлучки из города по служебным делам ослабили духовную связь.

   Глупый, застенчивый «книжник», разгадавший пирамиды сакральных символов, обмотавшийся шарфом из цитат, поторопись на улицу.
   На рынке необхватная, подвижная баба в грязно-синем фартуке продала ему четыре большие булки с кремом внутри. В другом ряду из яркоты дивидишных обложек выбрал одну, спрятал глубоко под сдобу. В аптеке взял фурацилина. Недавно зацарапалась мнимая косточка в горле. Набухли и выкраснелись короткими червяками гланды.

   Рая напряженно просвечивает Анегина зеленоватым рентгеном в оправе из пушистых ресниц от «Макс-Фактор». Высокая прическа, укрепленная «Тафтом», смахивающая на пышное облако сахарной ваты, выглядит безупречно. Анегин судорожно проклинает себя за неуклюжую манеру общения, которая не позволила выдавиться безобидному женскому тщеславию и кокетству. Преодолеть бы иконописную статичность и официальную чопорность между ними, освободить инстинкты, плюнуть на давлеющую надстройку, подойти и провести по декольтированной спине пониже крохотного пятнышка у левой лопатки… Сердце у него давно переместилось правее и грохает в груди глухим набатом. Машенкова зябко поводит плечами и тихо с немым сожалением усмехается.

   Отряхиваясь от воспоминаний, как от прилипчивого, мокрого снега, Анегин топает назад. Испытывает легкий озноб, но пальто не запахивает, желая напитаться впрок ноябрьской прохладой.
   Выпил чаю. Засвиристел мобильник. На позывные решил не отвечать. Завтра ехать в новый населенный пункт, из одной гостиницы в другую. Закурил, и повинуясь внутреннему голосу, на клочке грубой, упаковочной бумаги из-под продуктов, начертал обреченно:

В пустотах черствого рассудка
Литавры гимна прозвучат
Больным, дешевым проституткам,
Сужденьям, рубленным сплеча.
   
   Втиснул в жадную, соблазнительную щель плеера, купленный сегодня  диск с порно.
   Вечером полоскал горло, чистил зубы, потом равнодушно наблюдал остервенелые соития обнаженных тел.
   На столе запоздалыми птицами бились, вибрировали сигналы от Машенковой Раи.
 

                Москва-Дубна-Москва, декабрь, 2009г.