Глава 12. Итоги жизни

Окончание. Начало см.               
http://www.proza.ru/2010/01/02/494



          На следующее утро люди были собраны у Святилища; в центре круга лежали три бездыханных тела. Многие вытирали глаза... О, Боже, неужели опять все это началось?! А так хотелось верить, что убийства прекратились навсегда!..

        - Так будет с каждым, - негромко говорил Николай, зная, что ни одно его слово не будет пропущено, - кто посягнёт на священную власть Старейшины. Так же и впредь будет с теми, кто осмелится нарушить мою волю!

        - Слава Старейшине! – в один голос выкрикнули Серёжка с Мишкой; люди нестройными голосами подхватили.

        - Дети мои! – продолжал Николай. – Братья и сёстры! Хочу поговорить с вами и о хозяйственных делах. А они - плохи, очень плохи! Уже сегодня мы должны были приступить к жатве, но вот – потеряли день... Так возьмёмся же дружно за работу! Уберём зерно, заготовим сено на зиму! Тех же, кто попытается нам помешать, будем решительно уничтожать..., как этих выродков... Надеюсь, - Николай сбавил тон, и голос его дрогнул, - вы, дети мои, последуете моему призыву!         
               
     Воцарилась гнетущая тишина.

        - Слава! – вскричали Серёжка и Мишка. – Слава Старейшине!
     Их поддержал дружный хор голосов.

 ... Хлеб в эту осень был весь убран, и сена заготовили необходимое количество. Благодаря стараниям подручных Николая, дисциплина в посёлке резко улучшилась, и никто уже не отказывался выходить на работу. Николай организовал круглосуточную охрану Усадьбы, имущество которой принадлежало всему роду. Осенью, правда, он уже не обещал сородичам делиться с ними продуктами, зато обязал каждого жителя посёлка отрабатывать в Усадьбе по два - три дня в неделю.

       К этой мере люди отнеслись, в целом, спокойно; нашлись, конечно, и недовольные..., только где они теперь? И когда народ бывает довольным?! На этот счёт у Николая уже не было иллюзий... После предательства жены он с ужасом чувствовал, что всё пережитое сказывается на нём самым пагубным образом: он уже не боится убивать... Прав Ницше: всякий, всматривающийся в бездну, должен помнить, что и бездна всматривается в него... Слишком часто ему приходилось подавлять в себе жалость и сострадание к людям, и вот, теперь в его душе не осталось ничего – одна пустота...

  ... Со дня казни Сашки Елена не поднимала на мужа глаз и почти не разговаривала с ним. Всё свое внимание, свою ласку и нежность она сосредоточила на малыше. На всю оставшуюся жизнь прекратилось их интимное общение.  Николай начал встречаться с Надей Клочковой и её сестрой в бане. Надя родила от Николая Пляса, Света – Кубу; сёстры вместе с матерью стали жить в отдельном доме, который освободился после казни Сашки. Ёся, родившийся от Маши, воспитывался у них же; он не заговорил ни в полтора года, ни в два, ни в три – так навсегда и остался немым... Позднее Николай взял его к себе на службу.

     Он подтвердил перед родом свой строжайший запрет на ношение имён (для чего Старейшине уважаемые сограждане? Достаточно и одного – на весь посёлок!) и окрестил сына Елены Ёней. Через несколько лет Ёня бегал по поселку, смеясь и показывая на людей пальцем, и Николай запретил впускать его себе в дом – для таких изгоев у Старейшины во дворе была отрыта землянка…

     Елена малость покапризничала, но потом смирилась и тайком подкармливала своего сына... А еще от Нади и Светы (Царство им Небесное!) родились Хрун и Скит... Ни одного из своих братьев Николай не назначил подручным; он понимал, как это опасно – держать родственников на столь ответственном месте; и как потом с них спросить?! Но дети от Нади и Светы были ему чрезвычайно дороги, и он доверял им. Достигнув определённого возраста, они автоматически становились его верными помощниками, заменив со временем верных Мишку и Серёжку.

     Пляс и Куба выросли такими же хищными и жестокими, как покойная Маша; Скит и Хрун удались более разумными и осмотрительными. Особенно Старейшина любил Хруна, который больше всех напоминал Николаю его самого в юности, и Стеню...
    Девушка, родившаяся от Светы и её случайного друга, казалась ему точной копией Маши, только в её улучшенном, смягчённом варианте... Пока что Стеня жила в землянке в его дворе, на всём готовом, не заботясь о хлебе насущном, но когда-нибудь придет и ей пора выходить замуж...

      Искренне любя и жалея свой народ, Николай видел свою главную задачу в недопущении тирании пришедшего к власти хамья. Добровольные осведомители и его подручные сообщали ему о настроениях в посёлке; недовольных выявляли и нейтрализовали... Давно уже общественный скот являлся собственностью Старейшины, и он одаривал им своих помощников. Зато и спрос с них был нешуточный: за оплошности те платили не только своими должностями, но, бывало, и жизнями...

      Год от года Старейшина, сталкиваясь с людской неблагодарностью, хитростью и коварством (во всяком случае, ему так казалось), ожесточался все больше.

     Лет через восемь был раскрыт очередной, самый, пожалуй, серьёзный, заговор, в котором, помимо некоторых его подручных,  участвовали Ольга и Сергей  Тиуновы – сестра и брат Елены. Их целью было возродить отцовские порядки, при которых жёны и дети богатеев могли бы не работать и в узаконенном порядке эксплуатировать своих, более бедных, сородичей.

     Николай, конечно, наградил верных ему Серёжку и Мишку - тех, кто сумел предотвратить это очередное преступление перед родом, - но запретил и думать о том, что управляла всем Елена – жена Цезаря вне подозрений! Он созвал своих подручных на экстренное совещание, посвящённое вопросу наказания преступников.

... Старейшина кипел от негодования: ладно -  Елена; у неё, может быть, и есть причины его ненавидеть... Но Ольга! Та, которой он некогда дал приют в своем доме, которую он так любил и целовал её грязные ручки и которую не отдал на растерзание Маше – эта же Ольга, оказывается, мечтала избавиться от него...
   
     Подручные оказались в затруднительном положении. Боязно навлечь на себя немилость Елены, но в тысячи раз страшнее не угодить Старейшине... И те, повздыхав-поохав – как-никак не простых людей судят, а коронованных особ! –  предлагали разные степени наказания – вплоть до казни.

    Николай решительно отказался казнить ближайших родственников Елены и предложил самое, что ни есть, мягкое наказание. По его предложению, брат и сестра Тиунова были обязаны всего лишь, не снимая, носить на груди дощечку с надписью:

                «Я выступаю
                за крепостничество»

      Данная мера наказания оказалась чрезвычайно эффективной: земляки, читая эту надпись на груди соплеменников, ожесточённо, с презрением плевались. Ольга и Сергей не выдержали такого наказания и года – добровольно ушли в лучший из миров...
Елена после этого быстро сдала – сгорбилась, поседела, постарела...

      Николай много читал в свободное время – о власти, о диктатуре и демократии; чтение же книг простым народом он считал вредным занятием  – вождю не нужны грамотные подданные!

     Уже через год кровавый и жестокий культ Овна он заменил намного более гуманным христианством, взяв из него самое лучшее: любовь к ближнему, покорность властям, отказ от излишеств в потреблении, обязанность честно и добросовестно трудиться.

     Не все и не сразу поняли искренность и чистоту намерений Старейшины: людей пришлось крестить насильно, их обязали посещать баню, а летом подручные Николая обходили огороды сородичей и заставляли тех вырывать хмель и табак.

    И, нужно сказать, это принесло свои плоды: управлять трезвым народом стало не в пример легче, да и нравы в поселке заметно улучшились – прекратились ссоры и драки, полностью исчезли пьянство и курение, люди начали соблюдать чистоту.

     Долгое время Николай считал своих приятелей-Волков исчадиями ада, а своё невольное участие в свержении власти Старейшины – ошибкой молодости, которая перевернула всю его жизнь и сгубила множество других жизней. Но чем дальше отдалялись от него эти трагические события, тем больше и глубже он постигал их значение.

      К тому времени, вспоминал Николай, уже весь посёлок работал на кучку богатеев, причём, бедные с каждым годом всё беднели, а богатые становились ещё богаче. Он вспомнил братьев Елены, разгуливающих по поселку при полном вооружении, и ему вдруг подумалось, что где-то он уже читал об этом...

      Точно! Это же мир древних спартанцев и их рабов – илотов! Вот, оказывается, какое «светлое» будущее ожидало его народ (и его самого)! И эти милые, приветливые, добрые (даже школу для бедноты выстроили!) люди в дальнейшем наденут ярмо рабства на своих сородичей. Вот откуда кровь на губах Елены в его сне – там, в лагере, перед решительной схваткой; это – кровь угнетаемых ею людей. Ну, не от своих же щедрот оплачивали богачи труд своих... э, скажем так, рабов! Что-то и им оставалось, и немало, причём; во всяком случае, их жёны и дети не работали, а жили припеваючи.

       И жил бы и дальше народ в этом дерьме, впадая во всё большую зависимость от кучки богатеев, но история дала ему шанс прервать этот пагубный для него путь развития. И этот шанс был использован: общество выдвинуло своих героев, которые и выполнили эту неблагодарную, черновую работу, после чего исчезли, ушли, смешались с пылью...

      Ещё немного времени – и эта возможность была бы упущена – навсегда, безвозвратно... Предположим, Старейшина, хорошо подумав, отдал бы ему, Николаю, Елену в жёны; он, естественно, приблизил бы к себе товарищей. Не было бы не только бунта – была бы уничтожена сама возможность такого бунта! Он сам и его верные друзья решительно и сурово карали бы всякого, кто посмел бы посягнуть на имущество Старейшины и на его право распоряжаться людьми.

    А если бы он женился на Наде Князевой, этой аристократке? Было бы в точности то же самое! Отец Нади, как и обещал, выстроил бы ему дом. И Николай, чувствуя себя благодарным тестю, из кожи лез бы, чтобы понравиться ему!

     Выходит, Пашка и Петька – герои? А что же тогда - Маша? Она тоже – героиня? Наверное, да: ведь именно Маша подала его друзьям саму идею вооруженного восстания, она предложила обучать волчат (и обучилась сама) приемам рукопашной борьбы. Это Маша, взяв на свою душу тяжкий грех, убийством безвинной девушки Олеси (а до этого – Нади Князевой) подтолкнула Волков на выступление... Не будь её – как пить дать, разбрелись бы парни по своим землянкам, а назавтра – опять батрачить на богатеев...

     И для него, Николая, Маша оказалась полезна: ведь он сам был тогда чересчур мягок, и не дожить бы ему до своего триумфа, болтаться бы ему на верёвке, если бы не Маша... Оба они были нужны и дополняли друг друга: он её – своей осторожностью, она его – необходимой в данный момент жестокостью, которой Николай не обладал.

     Революций без жертв, без крови, без насилия не бывает, и Маша как раз олицетворяла собой это насилие. Как он сам оберегал Ольгу от Волчицы, так и та оберегала его, Николая, от Волков. Это она, Маша, создала миф о матёром Волке; она же не рассказала никому из его товарищей о его преступной связи с Князевыми, Старейшиной и Еленой – так и умерла с этой тайной, унесла её с собой, сохранив ему жизнь...

     Все чаще  и чаще видел он Машу во сне... Она являлась к нему в каком-то лёгком белом одеянии и тихонько присаживалась к нему на кровать...

     «Как ты живёшь? - безмолвно спрашивала она его –  её рот был заткнут кляпом. – Счастлив ли ты со своей женой?»
     «Плохо, Маша! – обычно отвечал он.- Плохо мне без тебя, родная, любимая!»
      Та удовлетворённо кивала головой в ответ – словно и не сомневалась в том, что может быть как-то по-другому.
     «Береги моих сестёр! – строго наказывала она ему. – Их я сохранила для тебя! Я всегда  знала, что ты предашь и убьёшь меня; я чувствовала это. Но, всё равно, я тебя любила! Также и ты теперь люби их!»
     «Клянусь, моя любовь!» - отвечал он.
     «Хорошо, мой милый! – отвечала та. – Ну, мне пора!»
     «Куда же ты! – пытался закричать во сне Николай. – Возьми и меня с собой!»

     Маша снисходительно, как маленькому, улыбалась и нежно прижимала пальчик к его губам, после чего бесследно растворялась в воздухе... После её посещения Николай просыпался в слезах... Он чувствовал, что его долг – увековечить в народной памяти имена героев, спасших народ от рабства. Он остался в живых для того, чтобы вывести свой народ из олигархии - власти богатых - через тиранию к демократии. Пока что люди для этого еще не созрели – но это не беда! Придут другие и завершат начатое им и его товарищами дело...

      Со временем сгладились причинённые людям раны, забылись давние обиды, и он объявил Святыми 11 его бывших друзей - Апостолов, погибших в борьбе против жестоких, кровожадных Волков за христианскую веру. Николай понимал, конечно, что тут он немного погрешил против истины, но ничего – Бог простит! Зато людям такое объяснение будет более понятно. Особое место в сонме Святых занимала Дева Мария, казнённая всё теми же злыми Волками.

      Олицетворяющая собой скромность, мягкость, целомудрие и милосердие, Святая Дева Мария являлась объектом поклонения для женщин: они целовали крест, на котором та была распята и молили её избавить от бесплодия, вернуть утраченную любовь мужа...      

     И вот, почти четыре десятилетия, он, как библейский Моисей, ведёт свой народ и разумно управляет им, беспощадно выдёргивая плевелы из пшеницы и обрезая сухие и больные ветви – как учит Иисус Христос. Прожита целая жизнь, и какая жизнь!..  Ему 58 лет, он ещё не стар и вполне способен править родом... Те же, кто выступают против установленного им справедливого порядка, должны уходить.

        Много чего было в его жизни – и хорошего, и плохого... И была любовь – любовь в сорок лет – к бойкой, смелой  девчушке, сестре покойной Олеси, в которую он влюбился, как мальчишка. Поначалу та, охваченная первым в её жизни чувством, отвечала ему взаимностью и даже зачала от него ребёнка, но потом остыла и отошла от него, сказала, что полюбила другого...

       И он, глава рода, ничего не мог и не смел сделать с этой гордой, независимой девушкой... Как же он страдал тогда! Не меньше, чем когда-то – от несбывшейся любви к Елене... И как же он был благодарен ей за дарованное ему счастье любить и быть любимым, за рождённого от него ребёнка!.. Николай всегда был готов померяться силами с мужчиной, но с женщинами он не воевал – никогда...

        В прошлом году, когда ушёл за хворостом и не вернулся её муж, Отец-Старейшина всё ждал, когда же та подойдёт к нему с какой-нибудь просьбой. Почему-то этого не произошло: ни разу Сляба не подошла к нему... Вот и сегодня она ответила гордым отказом на его предложение задержаться на часок, поговорить за жизнь, благо, есть им двоим о чём вспомнить... А напрасно отказалась: Старейшина уважал смелых и гордых людей и всегда был готов разговаривать с ними на равных...

        Что было, то давно прошло, но у такой сильной, независимой женщины должен вырасти такой же сильный сын, настоящий мужчина, которому не страшно было бы передать род. Долгое время Старейшина наблюдал, как тот растёт, интересовался, чем он занимается, до поры, до времени ни во что не вмешиваясь и в то же время не выпуская парнишку из поля своего зрения.

        Знал он, хорошо знал, чем ребята увлеклись в последнее время! Пусть! Если есть у них такое стремление – значит, так и надо, значит, пришло для этого время, и он, Старейшина, не будет им препятствовать. Когда они подрастут, один из них, самый достойный, возьмёт в свои руки род, а в том, что это будет сын Слябы, Старейшина не сомневался... Как-никак, а своя, родная, кровь...

 ... Долго не мог уснуть в эту ночь Отец-Старейшина...


*                *                *


 ... Сляп с матерью молча шли с поминок домой. Заглянули в землянку – дети были в порядке; пошли в стайку. Мать задала овцам сена, Сляп сходил на реку и принёс воду.

        - О чём он хотел поговорить с тобой? – спросил Сляп, глядя, как овцы жуют сено.

        - Кто?

        - Отец-Старейшина.

     Мать помолчала.

        - Знаешь, мы с отцом до поры до времени берегли тебя, не говорили всей правды... Но теперь ты вырос, скоро женишься сам... Скажу тебе одно: у каждого человека есть свои слабости - даже у Старейшины. Ну, захотелось ему ввести в жизнь людей некоторые ограничения. Он запрещает людям изготавливать спиртное, читать, например. Считает, что так будет лучше. И не наше с тобой дело осуждать его! Ты понял это, сынок?

        - Я давно всё понял, мам! – задумчиво ответил тот. – И не только я один, но и все мои друзья… Знаешь, мам, - улыбнулся тот, - мы сегодня опять пойдём рыбачить! Мы, все вместе, приходим к Цыбе, и знаешь, чем мы там занимаемся? Мы, - Сляп понизил голос, - мы читаем! Только не говори об этом никому, ладно?

        - Клянусь! – ответила мать.

        - Читает нам Мока, а его научил читать его отец.

        - И что же вы читаете? – тихим голосом поинтересовалась мать.

        - Сначала мы читали «Приключения Незнайки и его друзей». Знаешь, мам, как интересно! А потом отец Моки давал нам читать «Историю», «Астрономию», другие книги. У дяди Мокея книги спрятаны в стайке – много книг! Он принёс их когда-то из Города. Там, в развалинах, он откопал целую би... ли..., не помню, как она называется...

        - Библиотеку, - подсказала мать.

        - Да, правильно: би-бли-о-те-ку! – обрадовано повторил Сляп. – А ты, мам, откуда знаешь это слово?

        - Когда-то, - грустно улыбнулась та, - когда мы были молодыми, как вы теперь, мы с твоим отцом и дядей Мокеем раскопали эту библиотеку и перенесли немного книг из Города в поселок.

        - И вы тоже читали эти книги? – поразился Сляп.

        - Да, сын.

        - Расскажи, мам! – загорелся тот. – Ну, что ты помнишь!

        - Когда-то, давным-давно, на том месте, где мы сейчас живём, располагалось сильное, могучее государство. Никто не знает, как оно называлось: не то – Россия, не то – Советский Союз, не то – СССР... Никто об этом не знает и, наверное, никогда уже не узнает...

        - А потом?

        - А потом произошла какая-то Катастрофа. Нигде об этом не написано – потому что некому было больше писать... Отец-Старейшина говорит, что исчезли звёзды, Луна и Солнце.

        - И мы – единственные люди на Земле?

        - Да, сын. Все остальные погибли.

        - Знаешь, мам, мы решили, что у нас – неправильная жизнь! Нельзя, чтобы один человек жил хорошо, а другие умирали с голода!

        - Вот и мы с твоим отцом и дядей Мокеем тоже говорили об этом. Но тогда нас было всего трое на весь посёлок; остальные не знали и не представляли себе другой жизни. И тогда  дядя Мокей пошёл в подручные к Отцу-Старейшине. Мокей надеялся убедить того, что дальше так жить нельзя! Очень хорошо, что вы задумались над такими вещами: когда вырастите, вы, может быть, измените этот порядок!

        - Я и так уже вырос, мам! – похвастался Сляп.

        - Я вижу это, сынок! – улыбнулась та.

         - Мам! Хочу тебя спросить: откуда у нас эти прозвища: Див, Бряк, Цыба?

        - Давным-давно, ещё до того, как я родилась, Отец-Старейшина запретил людям читать книги и называть друг друга по именам – только по кличкам.

        - Но мы хотим носить нормальные, человеческие имена! Я решил, что буду называться Иваном Константиновичем. Тебе нравится, мам?

        - Нравится, сынок! Только не Константиновичем, а Николаевичем… А насчёт имени – ты не ошибся, сын! Твой отец, когда ты  родился, действительно, втайне от всех назвал тебя Иваном... Правда – и тебе пора уже это знать, сын! – твоего родного отца  звали не Зоряном… Тогда мы с ним ещё не подружились... Мы поженились с Зоряном уже позже твоего рождения…

       - А кто он был, мой отец? – выдохнул Сляп.

       - А вот в этом я тебе никогда не признаюсь, сынок! Скажу одно: ты его очень хорошо знаешь!

        - А тебя, мам, как звали?
      
        - Мои родители и твой отец называли меня Надеждой.

        - Какое хорошее, красивое имя! – поразился Сляп. – На-деж-да!.. Мам, а почему дядя Мокей к нам не ходит!

        - Ходит, только редко, когда никто не видит. И, знаешь, - мать улыбнулась, - завтра он опять придёт, и не один – с ним будет дядя Хрун. И это очень хорошо: значит, мы не одни и, возможно, вам не придётся долго ждать, когда изменится этот порядок. Только не говори об этом никому, сынок!

         - Клянусь! Я пошёл, мам!

         - Счастливо тебе, сынок!

     Сляп вышел из стайки во двор. В чёрном, бездонном небе полыхали яркие  звёзды, и он остановился, восхищённый этим величественным зрелищем. Глазами он отыскал на небе Полярную звезду, созвездия Большой и Малой Медведиц, Кассиопеи, Ориона... И ему казалось, что звёзды смотрят на Землю не равнодушно и безучастно, а, напротив, приветливо подмигивают ему.



                Конец.