Воспоминания выполненные сюрр. 1 дополнения

РОДЖЕР ЭДВИН РОМ

ВОСПОМИНАНИЯ ОЧЕВИДЦА О СОВЕТСКОМ И ПОСТСОВЕТСКОМ ПЕРИОДЕ выполненные сюрреалистически и документально в манере постимпрессионизма.

Добавлено фэнтези, фантастика и другие сюрпризы.
ПРОЗА И СТИХИ. Посвящаю любимому рок певцу и музыканту Борису Гребенщикову и его группе «Аквариум».

КНИГА О МОЛОДЁЖНЫХ ОБЪЕДИНЕНИЯХ И ДРУЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ В КОНЦЕ 20-го и в начале 21-го ВЕКА. (очень существенные изменения во всём!)

Примечание: реальные события, люди, имена и названия намеренно изменены(50% от написанного выполнено на основе реальных событий и людей)

Эпиграф
                Есть книги для глаз и книги в форме пистолета...
                Б.Гребенщиков.

Глава 1

По чмокающей жидкой грязи, скрипя и виляя колёсами на ухабах, трясся фургон битком набитый бродячими комедиантами, вольтижёрами и канатоходцами.

Я хорошо помню картину Микеланджело Караваджо "Юноша, укушенный ящерицей"... именно такое же впечатление свежести оставалось при виде театрального фургона битком набитого нарумяненными и подвыпившими бродягами. Наглотавшись свежего воздуха, они настолько живописно орали в окружающее их безмолвие, что сами казались произведением искусства выполненным в несколько романтической манере, потому что светила луна, и воздух ночью приобрёл тот особенный, мягко-тёмно-фиолетовый, цвет.

На фанерной стенке фургона издалека была видна выведенная красной краской надпись:
                СЛАВА ТРУДУ!
Было утро, и начался дождь. Небо раздувало огромные тёмные шары чёрно-серого цвета. Эпизод возник внезапно и исчез как-то плавно: без того озарения, что возникает вначале. Это случилось вчера, и я даже пытался вспомнить... увидел-то я всё это отчётливо и ясно но...

Туман в городе поздней осенью иногда нам кажется просто паром. Запах нового асфальта, запах отработанного бензина дополняется влажным туманом, который прячет бледные лица людей, возникающие неуловимыми очертаниями, гораздо менее реальные для меня, чем мои сны. Потоки воды текут по ступеням многочисленных спусков, когда ты бежишь утром по набережной, и вода чавкает под ногами. Иногда нам кажется то, что наше или моё личное я - это вообще всё, что нас окружает, весь наш мир и если я закрою глаза, то мир исчезает, но реальность - это то самое забавное чавканье или даже кваканье под ногами возвращает меня к объективному восприятию жизни.

Старый двухэтажный дом. Дверь. Душ. Кухня.
Славик, согнувшись над столом, сидел и сознательно чистил картошку. Потом он увидел меня и кивнул в сторону второго ножа на столе.

- Ты, знаешь, что такое цивилизация? - спросил я его, улыбаясь.
- Механизированная картофелечистка, - пробурчал мой друг в ответ.
- Нет, - это наиболее полное разделение труда между людьми! Чем больше разделение, тем больше цивилизации. Один человек, конечно, может знать устройство телевизора, свойства лития и латинский язык, но на практике для этого знания требуется несколько разных людей.
- Может подать тебе завтрак в постель? - спросил Славик с иронией.
- Зачем же пачкать постель? - вопросом на вопрос ответил я и начал вместе с ним чистить картошку.
- К чему это, ты, всё, - удивлялся Славик.
- К тому, что неплохо бы было заказывать обеды и завтраки на дом, или покупать хорошие полуфабрикаты, раз, и готово!
- Вернись к соцреализму, - ответил Славик.
- У меня от Бога дар к логическим выводам.
- Вот, и не путай его с яичницей, - перебил он меня, - у яичницы преимущество в калориях, без которых, ты, животное, не сможешь говорить о высоких материях.

Во время завтрака я с удивлением рассматривал Славика, он навис над столом всем своим крупным телом и на мой вопрос-полупросьбу: «Нельзя ли потише?», ответил совершенно определённо: «Нельзя!», и пояснил: «Если человек чавкает, то значит, получает от еды удовольствие!», но шуметь перестал. И я точно стал понимать, что он шутит.
На столе стояла бутылка из-под "кумской долины", в которую были вставлены тюльпаны.   
                Мысли Славика.
- Ох уж эти глупые тюльпаны в целлофановых обёртках. Постоянно их дарят женщинам на 8 марта и говорят при этом всякие милые глупости, и делают при этом этакие всякие шалости. Умные, холодные, как лёд, мужчины дарят в основном только розы, они, мужчины, слегка колючи, как эти цветы, и только такие мужчины, и только такие цветы нравятся женщинам по настоящему.

Завтракали мы долго, а мне как-то вспомнилось, как, вылетев из Улан-Удэ в Москву, и пол дороги, слыша болтовню про баб и выпивки, я крепко заснул... проснулся, когда объявили, что приземляемся мы в Петропавловске Камчатском. Так мне послышалось. «Ну, и куда же летел самолёт, и какого хрена Петропавловск Камчатский!» - подумал я, но оказалось, что Петропавловск этот в Казахстане. Всё вокруг было завалено снегом, и погода действительно стояла нелётная. Двое суток пришлось отсидеть на вокзале и съедать периодически жирных отварных куриц в буфете, запивая газированной водой.

На вторые сутки мне повезло. Устав греть свой зад на батарее парового отопления, я решил посидеть для разнообразия на жёсткой скамейке для пассажиров и тут разговорился с худым и бледным москвичом, остроносым и закутанным в шарф. Тот оперировал такими понятиями, как Будда, Кришна и знаковые системы, а я, недавно уволенный из рядов Советской Армии и живший тогда исключительно заботами прагматическими, не понял того отвлечённого мира, в котором он жил. Очень скоро он потерял ко мне интерес и сказал, что я консервативен, а был тогда, между прочим, 1987 год, и не так уж много людей, особенно в то время, интересовались знаковыми системами, не говоря уже о религиях.

Потом мы курили и, стоя на заплёванном полу у дверей, говорили ещё долго, но я его так тогда и не понял.

Вот и Славик видел картины Модильяни и пожимал плечами, но, почитав Библию, начал понимать Сальвадора Дали, а значит что-то смог Видеть. Понимание Славика напоминало мне понимание собаки: он сначала, как бы принюхивался, чувствовал тему, а затем делал выводы; любимая его фраза: «Не проси дождя - проси урожая!» неопровержимо доказывала мне то, что логика в нём есть, но действовал он логично не всегда, чаще я замечал желание, что-то упростить.

- Что будем делать в ближайшее время, сэр? - спросил я, методично двигая челюстями.
- Пить пиво и играть "козёл"!
- Это очень забавно, граф, выпьем стаканчик "Алазанской долины".
- Есть ещё "Кумская" - это для развития темы! 

Этим развитием мы в тот день и занимались, а ближе к вечеру я заснул. Мне, почему-то постоянно снились реальные сны, как кинофильмы.

Сон…
Славик молча улыбался, я включил телевизор.
- Ледокол "Глобальный Ермак" вышел в просторы Функционального Океана, - заговорил телемужик в тёмных очках, - экологическая обстановка в области Северного моря была уже критической.
- Девятьсот пятнадцать тонн свинца, тридцать семь тонн кадмия, одиннадцать тонн ртути, - начал он перечислять, сбрасываемые в море отходы НТР.
- Если это всё собрать, то на этом можно было бы обогатиться, - резонно заметил Славик.
- Как это он сказал, граф, у него что-то болит в области печени?
- У кого?
- У чего. У ледокола!

Я проснулся и услышал, как Славик действительно что-то говорит: «Я к нему подошёл и спросил, а он послал меня подальше... Ну и вот, я ему по-человечески, а он мне чисто символически».

- А дальше что, - спросил я.
- Дальше я сделал томатный коктейль из его физиономии!
Славик был выше меня, а я высокого роста, был и шире в плечах, а у меня - довольно широкие, и если он говорил, что сделал томатный коктейль, никто особо не сомневался.
- Тебя никто уже больше не пошлёт подальше, - это почти наверняка, на тебя глядя, только индиот может послать.

Шёл дождь, и в комнате были сумерки, капли размазывались по стеклу и вызывали дрёму. В такую муть лучше нет, как выпить коньяку и послушать "Аквариум".
Я раскрыл книгу, но она расплылась перед глазами, а вместо неё появилась колхозная база для своза зерна деревни Николаевка Тамбовской губернии.

Сон…
Там рядом с кучами зерна, насыпанного прямо на асфальт, курили два мужика, курили козьи ножки из старых партийных газет, - огромные с махоркой. Один, опершись на палку, худой и высокий, другой поменьше ростом, крепкий телом стоял, расставив ноги, и смотрел на сарай, у которого стояла лошадь, запряжённая в телегу.

- Степаныч, - сказал высокий, - надысь в управление бобов завезли.
- На хрена жет они нужны?
- Да знаешь, сколько в них белков?
- А сколько от них разбежалось волков?
Высокий громко засмеялся.
- А, Степаныч, что скажут, то и посадим, хрен редьки не слаще, что белки, что волки, - мужики весело смеялись. [В тамбовской области очень много волков. Тамбовского мужика иногда называют тамбовский волк].

Я вспомнил ещё одну шутку своего деда: колхоз-миллионер - это колхоз, который должен миллион государству. Эти останки сельхозтехники, которые валялись повсюду, комбайнов и тракторов, в основном, как кости мамонта напоминали о силе и мощности, и об индустриальных задачах. Дед, старый крестьянин, выходил посмотреть на колхозное поле и с укоризной говорил: «Опять по-новому вспахали!». Вот так постепенно новшества и привели страну к коммунизму в 2000 году.

Хотя кукуруза, да и бобы в хозяйстве очень пригодились, настоящие колхозы-миллионеры всё же были, а к 2000 году поп корн так очень популярен; собственно причина развала не в кукурузе, да и не в новой вспашке.

Я проснулся и попытался сосредоточиться, и прочитать хоть несколько страниц, но вместо текста появлялась, почему-то тайга.

В воскресный день можно спать сколько угодно...

Сон…
Яркие полосы зелёной тайги мешаются с чёрными, мелькающими шпалами; поезд несётся по перекрестьям разбегающихся рельс. Я вынимаю бластер и прыгаю на встречный товарняк. Крыша его, нагретая на солнце, пахнет смолой. Серая шинель мешает двигаться с максимальной ловкостью, огромные скользкие солдатские сапоги позволяют передвигаться, но не создаётся полной скорости. Знаю точно, что меня узнают на первой же остановке, и я даже не буду жечь их своим бластером, потому что им удаётся только достать мою тень, которая выскользнет из любой ловушки и - даже из ловушек осознания.

Эти серые бесформенные фигуры копошились в длинных траншеях, и серая тень однообразия сжимала их горло. Они возились внизу и стучали копытами сапог по деревянному полу. Была их жизнь, которая - рытьё канав, была их логика - это логика паровоза, который едет прямо, но не видит своего пути, была их жажда, - это жажда напиться вино-водочной продукцией, был их день - это однообразное существование трудоупорных до отупения червей.

Я надеваю уже свои удобные кроссовки, и скользкие сапоги улетают в прошлое, я одеваюсь в удобную спортивную куртку, и шинель остаётся только в моей памяти. Двигаясь максимально ловко и быстро, я забываю об этих странностях осознания движения, они остаются в прошлом навсегда!

За дверью послышался шорох, потом, как вступительная кантата, загромыхали ключи, и послышалось тяжёлое продолжительное сопение. После короткой борьбы дверь, наконец, открылась, и раздался тупой звук: упала тумбочка, помешавшая продвижению в пространстве левого края штанины. Кто-то, и не будем вспоминать кто, пришёл пьяный в зюзю. «Пьянству – бой» в те времена кругом висели такие плакаты, и те времена вместе с тем пьянством и пьяными скандалами теперь полустёрты для меня навсегда. Остались только воспоминания о лучшем.

Это было вчера, и я даже пытался вспомнить...

Ночь освежает мысли, ночь приходит влажной и тёмной бархатной силой, заставляя оживать самые причудливые и яркие картины моего воображения...

Это была маленькая девочка, и её глаза возбуждённо блестели. Она проснулась, когда все уже спали. Ей хотелось писять, и она долго лежала на кровати под тёплым белым одеялом.
Сквозь лёгкую невесомую занавеску, мягким жёлтым светом рассеянная по комнате, луна казалась огромным медным пятаком, немного сплюснутым с боков, как футбольный мяч после удара Блохина.

Она вышла на улицу, когда начался дождь, её чёрные глаза резко выделялись на белом затаившемся лице. Капли дождя падали на мягкие тёмные волосы и медленно катились по бледному, из-за слабого освещения уличного фонаря, лицу...

Картина Сальвадора Дали светилась прозрачно-голубым. Великолепный Христос, солнечный свет и застывшие апостолы на фоне широкой панорамы в Сверкающий МИР...

Хрустальный шар не доступен для тех, кто не хочет знать, что, вооружившись винтовками и шагая строем, невозможно понять движение мысли, и даже мост разрушается, если взвод идёт по нему нога в ногу, а что поделаешь, если вибрация...

Дождь намочил внезапно, мы продрогли, а навстречу и мимо сверкали фары. Деревья казались мрачными гигантами, шумевшими оглушительно, полусгибаясь. Хорошо, что ветер дул в спину. Оленька прижалась, как притихший котёнок, и тут я точно понял, что именно это с нами уже было. Всё только повторялось, как старая запись, очень точная запись нашего существования...

Я брёл по колено в воде, она была грязной, зелёной, бурлящей под ногами. Ветер и дождь. Глаза ребёнка похожи на тёмные блестящие пуговицы, когда он смотрит из темноты на сверкающий фейерверк огней...

Я проснулся, проснулся, проснулся и смотрел в это осеннее, мокрое окно.

- Ну, и хрена ли в этой погоде, - думалось сквозь дремоту, - может быть, и я когда - нибудь напишу что-то вроде протеста солнечного света против собачьей конуры.

Улица погрузилась, в какой то заспанный шёпот. Ветер сбивал последние листья, и по улице мимо блестящего от мокроты чёрного столба прогрохотал КАМАЗ, груженный серо-жёлтым песком в тёмном кузове. Из отверстия на дороге вырывался белый пар, заставляя вспоминать о тумане, пропитанном запахом горячего асфальта. Тусклый свет придавал фантастическую реальность осеннему пейзажу, и это было похоже на кадры из фильмов Тарковского.

Это было вчера, и я даже пытался вспомнить...

Утро. Славик с раскумаренной физиономией пьёт чай, и смотрит на меня, как на крокодила в сугробе. Я завернулся в одеяло и потребовал чай, он с серьёзным видом принёс. Некоторое время мы молчали.

- О чём, ты, думал сейчас, - спросил Слава.

- О том, что у меня работа мозга. 
  И я люблю рассказывать в стихах.
  О том, что я истратил много воска,
  И, ты, ужо оценишь мой размах!

Офонаревший Славик только и смог, что спросить.

- И откуда, ты, всё это берёшь?
- Из кумпола, он у меня гениальный!

После утренних процедур Славик сказал совершенно гениальную фразу: «Читать книги нужно затем, чтобы понять, что Америка, которую ты для себя открываешь, не является твоим личным достижением!»

После всего утреннего этого я представил наше сборище рокеров образца конца 80-х, начала 90-х годов. Девушка с противогазом и в шинели, парни с длинными волосами под хиппи и множество значков на одежде, а на стенах плакаты соцреализма и предупреждающие знаки типа "не стой под стрелой".

Я подумал, а много ли они вообще читали? Может быть, больше слушали музыку и хипповали. Я представил, как я читаю им своё стихотворение из сборника "Паруса и папиросы":

Я люблю папиросы, матросов и байки,
Да, и байкеров тоже, если просты.
На стене есть гитары, а есть балалайки,
И воздух и мысли, конечно, чисты.

Напевали баллады, набренчали Элладу,
Повенчали стихи и звезду.
А Эллада, конечно, давала науку.
И без стука входили поэты и барды.
Да и звёзды бренчали своё ла-ду-ду.

Я люблю сапоги, бутылки и грабли.
С детства грабили банки, но только в кино.
Бакенбарды и букли, парики, пыль и сабли.
Только всё это было так недавно давно.

Напевали баллады, набренчали Элладу,
Повенчали стихи и звезду.
А Эллада, конечно, давала науку.
И без стука входили поэты и барды.
Да и звёзды бренчали своё ла-ду-ду.


Философия места, философия барда,
Да, понятно, выходит за рамки свои.
Я ограбил, конечно, библиотеки и карты.
Но убытков то этим мы совсем не несли.

Напевали баллады, набренчали Элладу,
Повенчали стихи и звезду.
А Эллада, конечно, давала науку.
И без стука входили поэты и барды.
Да и звёзды бренчали своё ла-ду-ду.

Мы родились в России, говорим мы по-русски,
Но английский зачем-то мы ценим и всё.
Что ли души широки, то ли улицы узки?
Но здесь бардам и кошкам, конечно, везёт.

Напевали баллады, набренчали Элладу,
Повенчали стихи и звезду.
А Эллада, конечно, давала науку.
И без стука входили поэты и барды.
Да и звёзды бренчали своё ла-ду-ду.

Да, подумал я, на байкеров мы были чем-то похожи... Не нужно было Славику пытаться сделать из бокала подставку для цветов, для этого я купил вазу.

Сначала я купил будильник, и это было пять дней назад, теперь он постоянно трезвонил по утрам, и мы сбивали его на пол. От этого он совсем не испортился, но Славик сказал мне, что если бы будильник был хрустальный, мы бы его разбили за три дня.

После этих слов началось пробуждение, и зимнее утро цепко схватило мои уши морозом. Земля вырывалась из-под ног, идти - легко и упруго. В трамвае какая-то женщина возмущённо тараторила: "Эта милиция: чуть, что группируются там, где денег побольше, как клопы на тёплое место". Да-а-а, подумал я: "Действительно, и чиновники многие сидели, как клопы, а были бы похожи на Павла Корчагина, давно б настоящий коммунизм построили".

В кормоцехе публика уже выстроилась в довольно приличную очередь, и я успел прочитать немного из О.Генри.  -------------------------------------------
Понедельник именно тот день, о котором хочется вспоминать.
---------------
Сон…
На берегу моря, на фоне светлой лунной дорожки, воспетой многократно, но оставшейся именно такой, какой её создала природа, стоял, запрокинув голову, смуглолицый человек, сверкая белоснежными зубами. По его оскаленной физиономии стекали капли жидкости, заключённой в бутылке, из которой он пил. Процесс скоро закончился, он вышвырнул её в кусты, затем сел на огромного вороного коня и ускакал прочь.

Не знаю, как насчёт Веры Павловны, но мне снилась ветка черёмухи, рельефно и резко выдававшаяся из окна, в конце длинного покрытого пластиком коридора. Я хотел сделать шаг, но неожиданно оттолкнулся и полетел. Коридор начал вращаться, но мне удалось ухватиться за плафон лампы и так же внезапно сползти со стены. Напротив была дверь с табличкой:
                Головной атаман Петлюра.
Я не поверил своим глазам, и надпись была другая:
                БУРЯТХРЕНСНАБСБЫТ
Я посмотрел ещё и, точно, на табличке была простая обычная надпись:
                ДИРЕКТОР
Ещё не совсем понимая, я открыл дверь и оказался в комнате, стены которой составляли сплошные окна. В центре кабинета, размером с небольшой аэродром, за письменным столом сидел скромный человек в чёрных неуклюжих ботинках и в чёрно-серых тонах пиджаке, за окнами виднелись такие же скромные тёмно-серые однообразно-типовые дома эпохи "развитого социализма".

- Ты кто, спросил он меня с невозмутимо серым выражением лица.
- Папа Карло, - ответил я и взлетел из этого аэродрома прямо через окно; приземлившись в городе серых домов, я понял, что мне необходимо срочно проснуться.




2.
                Стой у окна и слушай шум больших идей...
                Б.Гребенщиков.

  Как груз дешёвого обмана
  В былом незримо тяготит.
  Приятно то, что дома мама,
  Которая всегда простит.

  Каскады дыма невесомы,
  Чуть влажен привкус папирос.
  Вокзалы, парки и перроны,
  Толкучка, гвозди и Христос.

  Повсюду грязные окурки,
  Краюха хлеба, самогон.
  Наглеют и шмонают урки,
  Ваш переполненный вагон.

  Пришлось и вам стоять и слушать,
  Как вьются змеи по ногам.
  Как чью-то голову разрушит
  В руках трясущийся наган.

Славик читал своё стихотворение. Тут же сидела Рита в своей шинели.

- Не знаю, где она её достала, противогаз она с собой не взяла, - думал Роман. На полу сидели рокеры, в основном, длинноволосые или увешанные значками, цепями или просто с серьгой в ухе.

- Это стихотворение посвящается памяти жертв репрессий 1937 года, - сказал Слава.
Это было вчера, и я отлично всё помню; шёл 1989 год. В те времена многое было просто, как во сне: странно и не совсем понятно, такой вот ход событий…

- Да, это большая зелёная муха истории, она сидит на большой куче того, что осталось и с наслаждением вдыхает запах того, на чём она сидит, - так Славик отзывался о современном обсуждении истории социализма в газетах и журналах.

- Человеку свойственно ошибаться, - продолжал говорить Слава.
- Он бы упал и на ровном месте, но на ровном месте зацепиться не за что! - сказал он и вскоре заснул.

Ему снилась маленькая девочка, она ластилась к нему, что-то лепетала, он брал её за нежную бархатную кожу и надевал на неё синее льняное, скользкое и гладкое платьице. Девочка обнимала его за шею, и он почему-то понимал, что он за что-то зацепился и не падает. Действительно, у него потом родилась дочь, но он ещё этого не знал и спокойно проснулся. Сон забылся, но он вспомнил его через много лет после.

Рома сидел, удобно откинувшись на спинку широкого кресла, и затыкал окурок в переполненную пепельницу. На столе стояла большая оплывшая свеча, а под столом были пустые бутылки из-под шампанского. Над красивым ковром, лежащем на полу, жёлтые струи солнечного света дымились, полосой уходя к окну.

- Праздник начинается с мелочей, - думал он, - или это воздушные шары, подпрыгивающие под порывами ветра на пустынных холодных улицах, а может быть запах горячего свежего пирога в тёплом воздухе уютной квартиры.

Хотелось водки и огурца, Роман вспомнил, почему-то Санкт-Петербург. Пили водку, ходили по музеям. Затем вспомнил Москву.

Я шёл по Москве, и архитектура социализма удивляла меня своей строгостью и массивностью очертаний, но когда я свернул за угол, то увидел старый пошарпанный балкон, на котором стоял мальчик и, самозабвенно улыбаясь, пускал мыльные пузыри. Поблестев оболочкой, они делали свой маленький радужный полёт до ближайшего окна.

- Хорошее место не должно быть пустым, - начал снова объяснять Слава, - лучшая организация общества согласно утопистам социалистических идей, - это муравейник в куче того, на чём теперь сидит большая зелёная муха истории. Славик эти фразы записывал, видимо, в блокнот и помнил; они мне нравились!

- Идеи социализма, - сказал он, - ты что-то понимаешь?
- Многие из них теперь для нас просто мыльные пузыри, но это не навсегда так, когда-нибудь возможно повторение на новом уровне, и я надеюсь, что на лучшем, - ответил Рома и снова вспомнил Москву.

Он сидел в небольшом уютном зале и слушал живую органную музыку, конечно же, Баха. Ходил по Арбату. Там рокеры-хиппи исполняли под гитару "плывёт пирога по Миссисипи". Потом они показывали разные номера: типа, вот посмотри "рыбка в банке". Показывали банку, в которой, действительно, была рыбка, держа её рукой во вратарских или велосипедных, коротких, доходящих до середины пальцев, перчатках. За это зрелище нужно было заплатить немного денег и выслушать рассказ, как детям запрещали ходить на Гоголя, ударение на букву я. Гоголевский бульвар, где собирались рокеры и хиппи, считался строгими родителями плохим местом для своих детей.

Рокеров и хиппи он понимал, они часто бывали и у него дома. По Арбату так же тусовались, читали стихи и пели под гитару поэты, барды и просто любопытные. Проходили весело с танцами под барабаны кришнаиты, стайками, как рыбы, проплывали девушки и дети. Роман ходил по многочисленным выставкам картин; пили коньяк. Хотя почему коньяк? В Москве лучшая в мире водка, а лучший  в мире коньяк делается в других местах!

- Ладно, исполняю свою новую песню, сказал Роман и достал гитару,  вы её ещё не слышали. Рита и другие рокеры на полу, на ковре, играли в карты, Славик на кухне что-то готовил, перед этим он ходил в магазин, и у нас появилось много пива.

- «Весёлая хипповская», - это я после поездки в Москву, но под впечатлением путешествия в горы.

  Ловлю я кайф от скорых поездов,
  Которые уходят на Ростов.
  Я так люблю айву и алычу,
  Да, я и тульских пряников хочу.

  А, ты, так любишь Босха и Родена,
  А я люблю сосновое полено.
  А, ты, так любишь выпить сладкого вина,
  А я люблю читать Карамзина.

  Ловлю я кайф от скорых поездов,
  Которые уходят на Ростов.
  Я так люблю ловить луну в реке.
  И не люблю капусту в парнике.

  А, ты, так любишь и Бодлера и Шекспира,
  А я люблю картинки с мойдодыра.
  А, ты, так любишь краски и пастель,
  А я люблю, когда на улице метель.

  А, ты, так любишь выпить сладкого вина,
  А я люблю читать Карамзина.
  Ловлю я кайф от скорых поездов,
  Которые уходят на Ростов.

  А, ты, так любишь Босха и Родена,
  А я люблю сосновое полено.
  А, ты, так любишь краски и пастель,
  А я люблю, когда на улице метель.

  Ловлю я кайф от скорых поездов,
  Которые уходят на Ростов.
  Я так люблю айву и алычу,
  Да, я и тульских пряников хочу!

- Ну, вот сказал Славик, - этот человек, Рома, не любит политических споров и хорошо ещё, что не ударился в декаданс.
- Мне политический уровень не позволяет.
- Что политический уровень? - сказал Серёжа, рокер с серьгой в левом ухе и бритой головой, - он, что хипповать не позволяет?
- Ну, тогда будь просто рокером! - добавил он.

В Москве я хотел купить хороший спортивный костюм, какого в Ростове-на-Дону в те времена за нормальную цену не достать было нормальному человеку. Попал отнюдь не туда, зашёл на выставку Рериха.

Лица на картинах удивляли огромными красивыми глазами, в которых чувствовалось тепло. Я почему-то вспомнил картины Сарьяна, его постимпрессионизм, [так я считал, что Сарьян – это постимпрессионизм], доставал мой восприимчивый мозг тёплыми, почти горячими, волнами красок и тонкой душевной гармонией. У Рериха же в, казалось бы, тёплых красочных тонах ощущался холод. На картинах были горы, и я понял: в горах же холодно. У Рериха строгость и холодное тепло, у Сарьяна раскрепощённость и тёплое тепло.

После выставки попал в универмаг и купил отличный шерстяной костюм весьма недорого. Потом жалел, что не купил их пару. Носил очень долго, особенно вторую, верхнюю часть.

Затем я выпил коньяку и совершенно счастливый купил альбом картин Сарьяна. Много курил и вспомнил свои первые походы в горы. В начале поездок ощущения мои были совсем необычными.

В длинных коридорах,
В старинных разговорах,
В странных передачах,
В струнных переборах,

Есть, конечно, что-то,
Что-то не пустое,
Во времена застоя,
И не везде отстоя.

- Вы, любите купаться в шерстяном? - спросил меня Олег, когда я захотел искупаться в горном озере.

- Я люблю купаться, когда никто не смотрит.

- Тогда купайся в собственной ванне.

- В ванне солнца нет и мелко плескаться, - сказал Рома и, наконец, раздевшись, прыгнул в воду.

Вода была холодно-ледяная, я подумал, что неплохо бы, действительно, купаться в чём-то шерстяном, но тело вскоре привыкло, и возник необычный кайф. После этого первого заплыва Рома начал купаться и зимой. Холодная вода, несомненно, укрепляла.

Во время первой поездки в горы, в автобусе, он ехал на заднем сидении с тремя девочками. Впереди сидели ребята и девушки тоже.

Пол дороги Роман развлекал их на студенческий манер: написал короткий текст в тетради, но без прилагательных, они же должны были эти прилагательные подсказать, требовались наиболее прикольные слова. Девочки смеялись, справа сидела Даша, слева Рита и Алла.

- Лапшевидный, - сказала Даша.

- Серо-буро-блатной, - сказала Рита.

- Хрустально-грушевидный, - сказала Алла.

Последовали так же: «Мороженый, моржовый, хреновый и чокнутый!». Итак: я читал: «Серо-буро-блатная компания сидела в лапшевидном автобусе», - дружный хохот на заднем сидении, все пассажиры повернулись к нам.

- На ухабах тряслись их хрустально-грушевидные головы, потому что водитель, как хрен моржовый, был совершенно чокнутый, - Роман продолжал. 

- Мороженая дорога хреново топорщилась под колесом лапшевидного автобуса, - он закончил, в автобусе смеялись уже все.

Горы выделялись красиво и рельефно на фоне хрустальной синевы с голубыми и даже фиолетовыми оттенками. В горах особенно чётко понимаешь, что есть ультрафиолетовый и ультракрасный, создаются какие-то странные ощущения при взгляде на окружающее пространство. Лесные хвойные массивы на склонах гор смягчают зеленью воздействие на глаза, но очки со стёклами, потому что пластик не хляет носить рекомендуется.

Рома был очень доволен произведённым эффектом и начал рассказывать анекдоты, которые он сочинял на ходу, точнее, с ходу. К ним повернулся парень в ярко-красной анораке с короткими рукавами и синих спортивных брюках из лакэ, сидевший на переднем сидении. Он внимательно слушал.

Роман ещё не знал, что такое анорака и лакэ,- это он позднее выяснил из разговоров с Егором, так звали парня.

Анорака - рубашка, сшитая самостоятельно или на заказ из непромокаемого парашютного шёлка с удобными карманами и, как правило, с одним таким, очень большим, как у кенгуру, карманом в области живота; лакэ – плотная непромокаемая ткань. Девочки сидели в спортивных костюмах и постоянно смеялись.

- Сидят на вершине горы парашютист, альпинист и турист.

Парашютист говорит: "Мы спустимся отсюда на парашюте". Альпинист: "Мы спустимся отсюда на дельтаплане". Турист говорит...

- Мы спустимся отсюда на самокате, - перебивает Даша, и все смеются.

Рома выдерживает паузу: "Мы спустимся отсюда на параплане, говорит турист".

- А дальше?

- Дальше они просыпаются и вместо ледорубов видят кирки, подходит начальник зоны и говорит: "Ну, что ребята? Пора за работу?!!!".

Девушки слегка смеются.

- Ну, это ещё не всё, - говорит Роман.

- А что же дальше? - спросила Рита.

- А дальше они просыпаются опять на вершине горы, и альпинист говорит: "Ребята, да у нас просто "горняшка"!" (горняшка - лёгкое недомогание в горах).

Девушки смеются уже, как надо.

- Едут в автобусе Добчинский и Бобчинский.

Добчинский говорит: " Какие горы красивые!", Бобчинский отвечает: "Да, ты, штаны дома забыл!", "А, что разве у меня трусы не в горошек?".

Так мы развлекались до первой остановки.

Автобус остановился, и я заметил парня в дорогом беловато-сером спортивном костюме с красивым браслетом на руке и золотыми часами. Он шёл по обочине к ларьку отдельно от остальных спортсменов. Когда автобус снова ехал вперёд к альплагерю, он рассказывал, что-то о том, как они ели плов в Узбекистане.

Рассказав, ещё один анекдот, Роман задумался, посмотрел на горы и сказал, что понимает поэта Ли-Бо. Тот человек, которого он заметил на обочине, внезапно повернулся и сказал: "Вот уж не ожидал здесь это услышать!".

- Ты, любишь восточную поэзию? - спросил Рома.

- Конечно, я же учусь в МГУ, на факультете истории Востока.

- А я - в РГУ, на историческом факультете, - ответил Роман.

- Ли-Бо, Басё - мои любимые поэты, - сказал этот парень.

Вскоре мы узнали, что его зовут Константин.

- Ты, же знаешь, - сказал я ему, - легенду о том, что Ли-Бо, когда был пьян, а он постоянно пил чай и вино, созерцая природу, пытался поймать в реке луну.

- У меня с собой есть отличный китайский зелёный чай, - предложил он мне.

После этого мы поняли, что будем в лагере жить в одной комнате.

Что бы подняться в лагерь Уллу-Тау, мы шли по лестнице вверх, и я остановился наверху, как завороженный, созерцая водопад. От каменистой скальной массы и выступов ощущалась какая-то древняя очень сильная энергия, но от воды, падающей вниз, ощущение усиливалось мощностью потока, в ушах слегка звенело, и льющаяся вода давала свежесть и влажность в воздухе. Впадины в скалах создавали красивый рельеф и глубину, впечатление чистоты, энергетической силы исходило буквально отовсюду: и от деревьев и яркого неба тоже. 

http://www.stihi.ru/avtor/romanroger

http://www.proza.ru/avtor/romanroger ПРОДОЛЖЕНИЕ СМОТРИ НА МОЕЙ АВТОРСКОЙ СТРАНИЦЕ.