Музыкант

начало в http://proza.ru/2010/01/02/1354

Он знал, что придет день, когда придется открыть глаза. Он знал, но все равно отодвигал приближение этого дня как можно дальше.
Между прошлой и нынешней жизнью он давно поставил границу. В прошлое он позволял себе заходить только иногда, да и то ненадолго. Оно пугало его какофонией звуков и декораций, обилием женских тел, тонким дымом ресторанного опьянения. В том прошлом жил не он, а совсем другой легкомысленный и бесстрашный. Тот, легкомысленный, держал в своих руках гитару, как совершенное оружие, как  атрибут своей особой принадлежности к миру удачи, сияющему приглушенными огнями ночной тайны. В  мире удачи не надо было думать о хлебе насущном. Там Музыкант  играл на гитаре, а деньги текли тонким, но непрекращающимся ручейком, и вечерние горы юга в запахе магнолий будили воспоминания о прекрасном будущем, в котором было фиолетовое небо с  белой полоской от самолета. Самолеты, летчики, небо... Что-то было в этом смутно забытое.
 Он познакомился с бывшим летчиком  во второй части своей жизни. Вторая  часть жизнь в отличие от легкомысленной первой  была построена им на самых серьезных принципах. Его жена, которая долго не могла родить, наконец-то  забеременела. Роды прошли неудачно, что-то там акушерки  не так сделали. Долгожданный сын получил  травму шейных позвонков. Сыну потребовался надлежащий уход, и Музыкант решил  бросить играть на гитаре и заняться бизнесом.      
Как ни странно, но и эта часть жизни обошлась без особых потрясений. Он легко влился в финансовый поток  и  теперь организовывал оптовые поставки стройматериалов базам, фирмам и частным лицам. Отсоединение от мира  легкомысленных прошлых музыкальных друзей прошло  тоже как по маслу. Он смог выстроить свой дом, где они с женой и с сыном устроили свой быт так, что у каждого из них в личном распоряжении оказалось по комнате. Вокруг их частного дома стояли такие же частные дома  и побогаче и победнее по виду, но все равно все преисполненные важности от своей автономности. Соседи знакомились  друг с другом не очень охотно, но знакомиться приходилось, чтобы быть хоть немного уверенными в своей относительной безопасности от враждебного мира города с его нищими пятиэтажками.

Если первая жизнь музыканта напоминала  по своему кружению танец, то вторая стала напоминать бег стрелок по циферблату.  Музыкант все время был занят работой или делами по дому. Расслаблялся он только иногда, заходя в небольшой продуктовый  магазин, при котором была рюмочная. Здесь он выпивал немного вина и мог перекинуться парой-другой слов с такими же, как и он расслабляющимися. Вот там то он и познакомился  с бывшим пилотом. Пилот был не простым, а полковником авиации. Он провел много лет своей жизни в небе, а когда ушел на пенсию, стал заведующим  бензохранилища.
Во время второй своей жизни Музыкант стал полным и рыхлым. Полковник же являл собой образец сохранившейся боевой выучки и силы. На фоне Музыканта Полковник смотрелся особенно эффектно. Это Полковнику определенно нравилось, и их приятельские отношения начали крепнуть. Одно обстоятельство немного смущало Музыканта. Полковник потихоньку начинал командовать им. Да и не только Полковник... Кроме Полковника были и другие соседи, которые очень часто просили Музыканта о всякого разного рода одолжениях.  Сначала у Музыканта и мысли не возникало, чтобы оказать им, потом такие мысли стали возникать, но они тут же гасились об тревогу, в которой звучал неуверенный вопрос:
-А если они обидятся?
Обида соседей, с которыми Музыканту предстояло жить бок о бок, представляла угрозу спокойному, устоявшемуся течению его жизни. Так что без особой радости, но Музыкант помогал своим соседям по первому зову, бросая свои собственные  дела.  Легкую, непонятную тревогу вызывало то обстоятельство, что когда  у него самого возникали проблемы, и он пытался  попросить о помощи, чаще всего ему отказывали, причем отказывали те самые соседи, которых он боялся обидеть, и которые совершенно не боялись обидеть его. Вот и Полковник... Ну не то чтобы они стали друзьями , скорее близкими приятелями.  Но Полковник в общении с Музыкантом сразу занял соответствующий более высокий уровень. Иногда Музыкант смотрел на себя в зеркало и пытался найти в своей внешности те детали, которые давали бы людям повод ставить его ниже. Ничего особенного он не находил, успокаивался до поры до времени.  Но потом к нему приходили люди, что-нибудь просили сделать или чем-нибудь помочь, и он немедля с таким  рвением окунался  в чужие проблемы, будто бы от них зависела его собственная жизнь.
 Жена у Музыканта не работала. Она все свободное время проводила в больницах, пытаясь сделать все возможное для сына. Она быстро превратилась в Женщину Измученную Заботами.
Сам Музыкант полностью оборудовал комнату для сына, купил ему компьютер, принтер, сканер. Мальчик рос немного замкнутым, но  любознательным.  Чтобы поддерживать шейные позвонки ему приходилось периодически носить корсет. Вот, пожалуй, внешне он  только этим и отличался от остальных, здоровых детей.
 Жизнь проявила с некоторой стороны определенную стабильность, и Музыкант стал находить в ней теплое, приятное спокойствие неизменности. Встречаясь в рюмочной с Полковником, он даже иногда испытывал легкое чувство  дежавю.  Иногда ему казалось. что Полковника он знал всю свою жизнь, но почему-то позабыл об этом. Иногда ему казалось, что когда-то в прошлой жизни он тоже летал на самолетах, парил в небе, и они с Полковником были близкими друзьями. Конечно, сейчас в Полковнике мало что осталось от подданного неба. Он раздался в теле, в лице его появилась сытая уверенность хозяина жизни. Сейчас Полковник процветал, имея побочный доход на своем бензохранилище. Жить просто, чтобы жить, ему было скучно, и он завел себе молодую любовницу на другом конце города. Иногда после визитов к ней, он сразу же заезжал в рюмочную и только потом шел домой. Рассказы Полковника о женщинах Музыканта не интересовали. Он привык считать всех женщин беспомощными, назойливыми существами.  К  таковым он причислял и свою жену. Музыканту приходилось рассчитывать только на себя. И весь этот большой, домашний корабль вел только он. Все заработки лежали только на его плечах.

 В жизни Музыканта ничего не менялось, а вот жизнь Полковника  вдруг скатилась в пике. Все началось вроде бы с пустяка. Полковник как-то перенес ангину на ногах. Пустяк разросся в проблему. У полковника стремительно начала развиваться почечная недостаточность. Выход был один - трансплантация донорской почки. И по старым связям этот вопрос решился  достаточно быстро, правда, значительно  опустошив все денежные запасы  Полковника. Плата за операцию была совершенно безумной с точки зрения Музыканта. И, кроме того, Полковника на вертолете доставили в столичную клинику. Это тоже стоило больших денег с напряжением  неведомых связей где-то в высшем командном составе. Операция прошла успешно. Родные почки удалили, чужую пришили...   
 Полковник появился через несколько месяцев в родном квартале, совершенно измученный и похудевший.
Теперь уже о посиделках в рюмочной не могло быть и речи. Каждый день Полковнику надо было принимать больше десятка  разных таблеток, чтобы избежать отторжения почки.  И Музыканту казалось странным, что жизнь Полковника теперь стала зависеть от чужого капризного куска плоти в его животе.
 Характер Полковника резко изменился. Он стал плаксивым и нервным.  Еще он мучался оттого, что сейчас не мог поставить себя выше Музыканта. На его нынешнем  фоне  Музыкант выглядел просто счастливчиком. После операции физические нагрузки Полковнику были противопоказаны, и теперь он шагу не мог ступить без безотказного Музыканта. Как-то очень остро перед Полковником встало осознание собственной конечности. Смерть теперь не казалась отдаленным, зыбким миражом, она стояла рядом, ее сухие, бесплотные пальцы лежали на коробочках с лекарствами. Реальность с ее медлительными заботами кажущегося вечным бытия отодвинулась куда-то в сторону. Теперь она была Полковнику  мала размерами, впереди перед ним разверзлось нечто большее - пропасть небытия. Смерть могла придти в любую минуту, и Полковник, недолго думая, бросил жену, а сам переехал к своей любовнице.

Теперь они с Музыкантом жили далеко друг от друга.  Но это совсем не означало, что они стали меньше общаться. Наоборот Полковник звонил Музыканту несколько раз в день и частенько находил причину, чтобы зазвать Музыканта к себе. Причины были всякие. Начиная от форточки, в которой сломалась ручка  или текущего бачка и далее по нарастающей. Чем более капризным становился Полковник, тем более Музыкант не хотел его видеть. Но Полковник звонил, просил, и Музыкант мчался исполнять долг. Хотя, собственно, он ничего никому не был должен. Но мысль о долге сидела в нем этакой паразитической подпрограммой, ломающей все остальные программы его собственного развития.

Так случилось и в тот роковой день, когда Полковник позвонил ему с утра, и привычно жалуясь на слабость, стал канючить по поводу того, что вчера у него были гости, и они так хорошо посидели на диване, что сломали боковушку. И что, если сейчас Музыкант немедленно не приедет к нему, чтобы помочь наладить боковушку, то он ляжет  на этот самый диван и больше  не встанет. 
Музыкант с тоской посмотрел за окно. Там  мела метель, серое небо наваливалось сверху на окна, грозя раздавить их. Он с удовольствием бы никуда не поехал, но въедливый, тонкий голосок внутри него  начал укоризненный монолог о том, как нехорошо с его стороны отказывать больному, несчастному человеку. И Музыкант, привычно взвалив на себя хомут  меховой куртки, проклиная ветер, слепящий глаза, поплелся на остановку.
   
 Дома у  Полковника было душно  и тесно.  Его молодая подруга  ушла с утра в парикмахерскую. В  мойке на кухне осталась немытая посуда со вчерашнего вечера. Боковая спинка у дивана, действительно была сломана. Но Полковник сказал, что сначала надо немного выпить. Ему лично нельзя, но Музыканту он нальет хорошего коньяка. И опять Музыкант не стал огорчать хорошего человека. Он выпил, закусил лимончиком, и мир стал приобретать приятный оттенок спокойствия. Ремонт спинки решили отложить на ближайшие дни. Посидели, поболтали, покурили. И Полковник вызвался проводить Музыканта обратно до остановки.
На улице было все так же ветрено и   снежно... Снег был разлапистым и мокрым, он слепил глаза...
 Все случилось слишком быстро. Музыкант увидел машину, когда уже поздно было отступать. Последнее, что он сделал - изо всей силы толкнул Полковника на обочину. Сам он очнулся от боли, тоже на обочине, его туда вынесло от страшного удара.  Штанина изнутри заполнялась чем-то липким и жидким.  На снегу появились пятна крови. Перед приездом скорой он потерял сознание.
 
- Валера, - ты меня слышишь?
- Слышу.
- Я тебе покушать  принесла.
- Что с моей ногой?
- Переломы. В бедре и в голени. Ну и голова немного ушиблена.
Он попробовал пошевелиться, но застонал от боли.
Жена наклонилась над ним встревоженной птицей.
- А что с ним?  Он жив?
- Жив и здоров, как ни в чем не бывало.
- Ну, ему ж нельзя было под машину.
- А тебе можно?
- Ничего. Я выдержу.
- Конечно. Ты сильный.
Жена слегка шепелявила от пережитого стресса.
В больничной палате кроме него лежали  старик  и  худой мужчина с затравленным выражением глаз, что с большой вероятностью выдавало в нем бомжа. Из предметов роскоши в палате был только холодильник, пожелтевший на углах ипластмассовые жалюзи на окнах.
- Перелом? Мне наложат гипс?
- У тебя  очень серьезные переломы. Видимо, тебе будут делать операцию.
- Операцию? Что так серьезно?
- Более чем.
- А ты как же?
- Ничего, не переживай. Я буду с тобой.
- А сын?
- Пусть учится быть самостоятельным.
 Ему немного странно было смотреть на жену. Казалось, что она как будто ждала этой встряски, которая заставляла ее начинать проявляться отчетливыми контурами на сером фоне невыразительной жизни.

Как оказалось,  в этой палате лежали  все, сбитые машинами. Как-то на один день привезли паренька, который сам разбился на мотоцикле. Нога у него была в аппарате Иллизарова и уже заживала.  Паренек оказался сыном маленькой, худой санитарки Зои. Он пролежал всего один день, и потом его перевели в детскую палату. И в этот день к нему приходила женщина с усталыми глазами. Музыкант и сам не понял, отчего он заговорил с этой женщиной. Она улыбнулась ему.  И взгляд ее глаз почти физически проник ему в подкорку. Она смотрела, как будто  внутрь его мозга - и это было необычно, но почему-то приятно. Потом пришла жена. И эта женщина о чем-то тихо разговаривала с женой, а потом они вышли в коридор. Жена свистящим шепотом рассказывала о том, как он попал под машину. Женщина слушала ее внимательней обычного, кивала, немного улыбалась так, будто все ей известно.
С тех пор она иногда заходила к ним в палату. Ее звали Лика. Так странно, но с того самого дня и старик, и бомж и сам Музыкант ждали, когда она придет. Ну, старик и бомж понятно почему ждали. Старик  Федорыч смотрел умоляющими глазами на Лику, прося хоть немного винца. Денег у старика хватало только на двадцатирублевый, сладкий портвейн. И Лика, притворно сердясь , приносила ему бутылку. Старик молодел от радости сразу на десять  лет, разливал портвейн в пластмассовые стаканчики, и Лика относила стаканчик бомжу. Бомж  воображаемо  чокался со стариком. Оба размякали в сладкой неге. И Лика улыбалась тогда чему-то внутри нее, известному только ей самой.
Музыканту постоянно хотелось ее задержать. Ему казалось, что она знает что-то. Что стоит только правильно сформулировать вопрос, и она ответит на него. А когда она ответит, все начнет изменяться вокруг него, исчезнет это серый туман. Да, он  должен был признаться самому себе, что он слеп. Но он всячески отодвигал этот день признания самому себе.
   
Они лежали в палате - трое неподвижных и беспомощных У старика были сломаны кости таза и голени правой ноги, у бомжа тоже правая нога разломана в голени.
-У вас у всех сломана правая нога, потому что вы неправильно понимаете свою мужскую суть, - сказала им как-то Лика.
И они все примолкли. Только Серега-бомж заверещал:
- Что-то странное ты говоришь такое, - при этом глаза у него засверкали яростно как у собаки, привязанной на цепи.
- Вы привыкли надеяться только на себя, и вам, кажется, что люди вокруг вас пытаются вас использовать, - гнула свою линию Лика..
-  Да я шел через дорогу, никого не трогал, а она шасть и по мне, машина ентова, - подал голос старик Федорыч.
- Вы перестали быть с миром в партнерских отношениях, а теперь приходится в них входить. Теперь вы вынуждены контактировать с людьми, принимать от них помощь.
- Да, какая помощь, Лика? Вон  у Сереги полиса медицинского нет. Ему хотят ногу загипсовать и выкинуть из больницы, а у него кости смещены, они от гипса не срастутся, ему операция нужна, - сказал Музыкант.
- Какая операция?  Я не согласен! Пусть гипсуют, я выживу, - Серега ощутимо задрожал.
 -Тебе врач сказал, что без операции ты ходить не сможешь, - не унимался Музыкант.
- А профессор приходил, сказал – загипсуем!
- Слушай больше ты этого твоего профессора, ему лишь бы тебя из больницы выкинуть, ведь операция платная!
- И все-таки тебе помогут,  Серега, - сказала Лика, как отрезала.
Действительно, случилось маленькое чудо. Тот, кто сбил Серегу, сам пришел в больницу и оплатил полностью лечение  и операцию.
И случилось еще одно маленькое чудо - у Федорыча быстро срослись кости. Лика тогда уже редко заходила в больницу. Когда она узнала об этом, то улыбнулась:
- Секретное лекарство-вермут!
Странная, она была Лика, вроде на  солидную даму не похожа, больше на взрослую девушку, а лицо усталое и грустное.

 И Серега, и Музыкант боялись наркоза. И у и того и у другого случились осложнения после операции. Правда, Серега быстро восстановился. А вот Музыкант неделю температурил.  Всякие мысли о тромбах, о заражении крови лезли ему в голову. Кости бедра и голени ему буквально собрали по кусочкам и зафиксировали пластиной. От постоянной тошноты и  головокружения- Музыкант совсем ослаб. Однажды к нему пришел  в больницу Полковник совершенно удовлетворенный  тем, что Музыкант страдает.
- Мне еще хуже, чем тебе было. У тебя всего лишь нога, она срастется. А у меня уже ничего не срастется.
Музыкант слушал его как пришельца из другого мира. Мира, который не захотел стать ему партнерам, а стал палачом.
Тело превратилось в тяжкую обузу. И элементарно сходить в туалет, и лежать в одном положении на спине было тяжело. Пролежни образовались очень быстро,  а лечить их было трудно, потому что ему нельзя было поднимать таз и переворачиваться сбоку на бок. Жена большую часть дня проводила рядом с ним. Он стал капризным от постоянных болей, он жаловался ей на свою беспомощность, ругался с ней как со своей ноющей частью тела.    
    
Лики долго не было, потому что Зоя увезла из больницы своего сына. Потом Зоя сказала, что Лика сама заболела, что-то вроде тяжелого гриппа. И вот уже накануне выписки, когда его загипсовали и разрешили отвезти домой, пришла Лика. Она похудела, посвежела. Как будто и не грипп перенесла, а прокатилась  круизом по экзотическим странам. К тому времени Серегу бомжа перевели в другую палату, а к Музыканту привезли новеньких, всех с  поломанными ногами.
 Лика сделала вид, что не видит новых больных. Она прошла через всю палату, села рядом с Музыкантом.
- Лика, скажи мне, почему у меня так долго все заживает?
-Потому что ты входишь в потоки страха. Вот представь, в твоей жизни есть много разветвлений, а ты выбираешь те, где страх. Там где серое, где туман, где ты слеп. Попробовал бы ты хоть раз выбрать тот поток, где есть свет, все бы изменилось в твоей жизни.
- Ну а как выбрать, Лика?
- Перед сном попроси бога, чтобы в светлый поток направил.
- И все?
- Все. Только не словами попроси, а чувствами. Ощути бога, позови его. Он услышит.
- Хорошо. Я попробую.
Музыкант и сам не понимал, отчего он так серьезно слушает Лику. Когда он думал о ней, рождалось странное чувство припоминания чего-то очень важного. Что-то  важное, совершенно особое, незнакомое и вместе с тем    собственное и светлое.
- Воспоминания о будущем, - так ему сказала Лика, когда он осторожно спросил ее об этом.
- Будущее и прошлое существуют как многовариантные потоки или возможности. Они здесь, рядом с тобой. И оттого, что ты их не видишь, вовсе не значит, что их нет.
На Лике были сапожки на каблучке, брючки отороченные мехом и красный свитер с высоким горлом. Лика улыбалась и щурилась от яркого зимнего солнца, бьющего в окна. Почему-то рядом с ней ему казалось, что все будет хорошо.
      
 Перевозка домой забрала много сил и нервов. Когда его перекладывали на каталку, у него опять закружилась голова. Потом ему было холодно в машине скорой помощи, там трясло неимоверно, и тело, напрягаясь, само пыталось хоть как-то загасить импульсы боли. От машины его еще надо было перенести до дома. Какие-то люди вертелись вокруг него, как планеты из других миров, что-то говорили. Он вздохнул с облегчением только тогда, когда его спина  коснулась чистых, отглаженных простыней, и он погрузился в тепло привычного окружения.
Жена нервничала, носилась по дому, все у нее падало из рук. Только ближе к вечеру она успокоилась, и, напоив его чаем, наконец-то, затихла, забылась во сне.   
Музыкант остался наедине с собой. Он  попробовал заснуть, но сон не приходил. Заснуть ему удалось только к утру. И весь следующий день казался безумно тягостным и туманным. Такими  же стали и все последующие дни.  Музыканта стал раздражать собственный дом, жена, которая, как ему казалось, его не понимала. Утром он не хотел открывать глаза,  подолгу смотрел внутрь  себя, пытаясь выйти на контакт со своим неподвижным телом. Там , внутри тела, он ощущал серую замкнутость тесной пещеры.  К вечеру тоска накатывала с удвоенной силой. Хотелось как-то поскорее пройти этот ненавистный отрезок времени. Да, он ненавидел сейчас мир и себя в нем.  Его тело казалось ему ненужным балластом - тяжелое, рыхлое, непривлекательное.
   
Как-то он вспомнил про  Ликин совет, насчет потока света. Все равно ему предстояло лежать еще два месяца, отчего бы и не попробовать, а вдруг кость срастется  через месяц. Ведь нет ничего плохого в том, что  он обратится к богу с просьбой вывести его на свет.
Он прикрыл глаза, постарался представить ответвления жизни, и ему вдруг стало страшно. В голову полезла всякая чушь о том, что от света может разболеться нога или  что-нибудь случится с сыном или с женой. Пока все нормально. Живут они так в тумане, никуда не высовываются. И вдруг появится свет. И, может быть,  откроются все темные закоулки, о которых ему не стоит знать. Почему-то мысли о свете рождали мысли о смерти. Как будто они стояли рядом - смерть и свет. А точнее свет освещал смерть, давал знание о ней. И причем не просто о ней как о конце, а как о переходе в нечто более неизвестное и оттого пугающее. Внезапно Музыканту показалось, что свет может ударить в его налаженную, спокойную жизнь, как молния в трухлявое дерево - и все рухнет. Не станет сына, хоть и больного, но все-таки сына. Не станет жены, дома- этого теплого островка стабильности. Хотя все, что он построил в своей жизни иногда кажется ему ненужным и  чужеродным . Появится свет, придется открыть глаза, он это увидит, и поймет, как он был слеп.   
   
    
ПИЛОТ
Лето билось в крови жаркими, дремотными толчками пульса. Оно было немного странным это лето. Небо казалось выцветшим, звуки приглушенными, и почему-то  народ не рвался  ходить по улицам. Было такое ощущение, будто бы  все уехали куда-то далеко к морю. И город, наконец, вздохнул  распластал в неге свое натруженное тело  или наоборот замер, пытаясь разобраться в изменениях, которые происходят внутри его многоэтажного тела.
Пилот с утра уже ждал Дину. На костылях, волоча высохшую ногу, он умывался в крошечной ванне, тщательно чистил зубы, брился, освежался дезодорантом. Окна во всех комнатах были наглухо закрыты шторами. Но все равно жара уже запустила свои щупальца в квартиру. Он включил допотопный вентилятор и прилег на заправленную кровать. Дина должна была придти к  одиннадцати  утра, у нее были свои ключи. С утра она готовила ему овсяную кашу и обязательно кофе. Потом прибиралась, смахивала пыль, варила борщ или суп. Хотя в жару есть совсем не хотелось, тем не менее, Дина считала, что ему надо накапливать силу. Убравшись в квартире, Дина недолго сидела у него в комнате, отдыхая. Они болтали, смотрели телевизор. После обеда она уходила. Она приходила к нему через день. Он со своей пенсии оплачивал ей домашнюю работу. Самому ему ходить за продуктами, а тем более, стоять у плиты было тяжеловато.
 Сегодня как раз был день ее прихода. Он слышал, как во входной двери щелкает ключик, и прикрыл глаза, сделав вид, что спит. Дина зашла в комнату тихо, подошла к окну, открыла створку. Вентилятор глухо жужжал, но он слышал ее дыхание. И это не казалось ему странным.
Ему казалось, что он слышит каждую клеточку ее тела.
-Я знаю, что ты не спишь. Можешь не притворяться.
Он открыл глаза и улыбнулся ей. На нее совершенно  невозможно было смотреть без улыбки.
Она стояла перед ним в сарафане цвета мяты, одна бретелька слетела с округлого нежного плеча. Волосы забраны в небрежный хвостик. На лице яркими очертаниями выдавались губы и глаза. Сарафан начинался от   загорелых коленей, дальше обтягивал бедра, сужаясь на тонкой талии, поднимался к крохотной груди, отчего она была похожа на девчонку. Да и кожа у нее была нежная и гладкая и пахла так же как у девчонки.
-Знаешь, Леня, сегодня пока я шла к тебе, я не встретила ни одного человека на улице. Мне показалось, что город совсем пустой. Я зашла в магазин, там тоже никого нет. Но потом продавщица вышла из подсобки. Я тебе йогуртов купила, что-то мне совсем не хочется сегодня кашу варить... Я пойду переоденусь, помою полы и ... знаешь, я заказала рамку для картины.
- Ты все-таки хочешь ее повесить?
- Там же небо. Там такое небо! Я не просто ее хочу повесить, я хочу ее повесить на самое видное место.
Картина валялась много лет на шкафу, пока Дина при очередной уборке не нашла ее. Он купил ее как-то очень давно в одном маленьком индийском  городке.
 Большую часть картины занимало небо серо-белесого цвета. Снижаясь, это небо переходило в такое же белесое озеро-море, в прибрежных  водах которого  бродили  белые фламинго.  Центральное место в картине занимал монах. Он  стоял на берегу, слегка склонив голову в молитве. Из светлого тумана красок выделялась только одна сочная деталь  - чернильная  решетка в ногах монаха.
- Я вчера ездила в салон, там к мастеру заходила. Он пообещал все сделать в самом лучшем виде... А ты  хочешь меня убедить в том, что не скучаешь по небу?
- Я ни в чем тебя не хочу убеждать. Давай кофе попьем.
- Ах да, - она спохватилась и убежала на кухню.
Стиснув зубы, он пошел вслед за ней, опираясь на костыли. Там на кухне для него стояло старое кресло с куском поролона для мягкости. Кухня окном выходила на запад, и в ней с утра было сумрачно. Дина повернула к нему бледное лицо.
-Сейчас  все будет готово.
Ему нравился запах кофе.  В этом обязательном утреннем аромате вилась надежда на лучшее будущее, да даже  просто на будущее. Хотя в его жизни давно не было уже никакого будущего, одно растянутое настоящее. Блики  грядущего ему в жизнь приносила только Дина. В Дине жило что-то такое. Она иногда напоминала ему нераспустившийся цветок. И сейчас этот мятно-зеленый сарафан только подчеркивал это ощущение. И глаза... Они тоже как будто были поддернуты серой озерной дымкой.
-У тебя сегодня хорошее настроение, - сказал он ей, садясь в поролоновое кресло и отставляя в сторону костыли.
-Тебе кажется, - она улыбнулась, матово блеснув зубами
- Знаешь, сегодня позвонила некоторым своим знакомым, никого с утра уже нет дома. Где они, интересно?
- И ему звонила?
- И ему. Его тоже нет.
- Дина, у  вас с ним все будет хорошо. Не расстраивайся. Лучше тебя в этом мире никого нет.
Ты самая лучшая.
Дина налила кофе в глиняные чашки, достала вазочку с сахаром.
- У меня фигура не та. Ноги, грудь и лицо. Я похожа на ребенка. А ему нравятся роковые женщины.
- Роковые женщины, это те, от которых пахнет театральным гримом? Они ненастоящие. Более того, они старые. А ты юная.
- Я юная? Ну, ты насмешил меня... Ладно, Леня, скажи, тебе на обед сегодня что готовить?
- Что-нибудь холодное, например арбузный суп.
- Знаешь, а я иногда мечтаю о другом, тихом мире. В котором всегда  вечное лето, нет новостей,  и дребезжащих людей. И оттуда можно перемещаться в разные места. Куда захочешь.  Я бы, например, перенеслась  в то фламинговое озеро.  Ты бы хотел туда попасть? Вот когда ты пилотом был, ты тоже быстро перемещался, проходил сквозь небо, ты его протыкал...  А ведь можно  не протыкать, а просто войти в поток, который принесет тебя туда.
- Не думаю, что это озеро существует в действительности.
- Но в потоки ты веришь?
Он ничего не ответил. Ему было приятно смотреть, как она щебечет, двигается... Кофе она выпила быстро, убежала в другую комнату, переоделась в широкие шорты и бесформенную майку. И он услышал шум воды, бьющей в дно тазика.  Дина делала все быстро. Она уже мыла полы, протирала там что-то. В короткие перерывы она заходила на кухню. Она словно бы проверяла там он или исчез, или показывала себя. Она очень красиво двигалась.
- Сегодня особенный день,- сказал он ей.- В этот день я впервые сам управлял самолетом. Правда, недолго... Но знаешь, когда отрываешься от земли, испытываешь нечто восхитительное...
- А, давай съездим в аэропорт по такому случаю.
- Ты это серьезно?
- Вполне. Надо отметить праздник.
- И ты поедешь со мной?
- Поеду, Леня. Я сегодня свободна. И даже если он позвонит, я скажу ему, что занята, даю тебе честное слово.
Она подбоченилась, что-то высчитывая в уме, потом ее плечи дрогнули как у танцовщицы, едва уловимо, в такт неслышимой музыки:
-Так, я покупаю шампанское.  Жди меня. Надо же тебе хоть немного встряхнуться.
Он боялся, что она передумает. Она закружилась по кухне, в ее руках замелькала картошка, морковка, зелень и через полчаса на плите дымился аппетитный супчик. Он лихорадочно перебирал в уме варианты одежды.
- Я тебе поглажу рубашку,- сказала она, прочитав его мысли.
- Скажи, Леня, а почему ты не женишься?
- Женюсь, если прикажешь.
- Дурак, как я могу приказывать.
- Ты знаешь, Дина. Если я женюсь, я каждый день буду видеть только ее лицо.
-  Ну и что. Ведь у нее красивое лицо.
-  Ты же все понимаешь, Дина. Ты хочешь услышать вслух то, что и так знаешь?
-  Ладно, молчи, - смутилась она.- Я не хочу влезать в ваши дела.

ПОМОГИ.
Все-таки  Музыкант решил, что сделает это. Представить, а тем более сказать  это вслух  оказалось совсем несложно. Как молитва на сон грядущий:
- Боже помоги мне перейти в мой самый светлый поток.
Он представил  потоки, заводи, моря, озера и опять потоки, которые разветвляясь, образовывали разные варианты действительности.
С этой мыслью он уснул, и ничего ему особенного не снилось. И пробуждение было довольно обычным, если не считать того, что он проснулся более спокойным. Окна его комнаты выходили на восток, и,  несмотря  на плотные  портьеры,  солнце умудрялось как-то проникать, высвечивать взвесь пылинок в неподвижном, застойном воздухе. Музыкант лежал спиной к окну, и он видел входную дверь, телевизор, шкаф, около ручки,  запятнанный пальцами, кусочек компьютерного стола. Обои, отклеившиеся в уголке вверху, попытались вызвать в нем грустные мысли, но мысли бестолково потолкавшись, ушли.   
 Жена принесла ему чай, оладьи, омлет. Впервые за последние дни она подкрасила губы  и глаза.
- Ты собралась куда-то?
- Нет, просто решила привести себя в порядок. Да и дома сегодня сделаю генеральную уборку.
- А что так? 
- Сегодня первый день весны.
- Уже весна... Когда же я буду здоров?
- Еще два месяца, или чуть меньше.
- Знаешь, мне надо чего-нибудь почитать, время жаль зря терять. Позвони Лике, она там авторов разных знает. Пусть что-то посоветует,  закажешь  в магазине.
- Ты хочешь читать? Ну, значит, точно выздоравливаешь. А тебе звонили, я не стала будить тебя. Твой драгоценный дружок. Хочет тебя навестить, полюбоваться на твои муки.
- Да пусть приходит. И можешь столик нам накрыть.
Музыкант прислушался к себе. Странно, но у него внутри совсем не было злости на Полковника. Более того, сейчас он ощущал себя гораздо более счастливым, чем тот. Откуда-то даже  пришло знакомое  чувство вины как мимолетное облачко. Но, достаточно было ему взглянуть на свою покореженную ногу и это чувство, вернее, даже не чувство, а такая занудно-тоскливая эмоция тут же исчезла. Эмоция ушла, а боль осталась, нога  тоскливо ныла под гипсом.
 Жена принесла ему что-то из болеутоляющего. Он выпил, боль начала   понемногу отпускать. Позавтракав, он запросил себе свежих газет. Новости были самые обычные - обывательские, про цены, про убийства и про тусовки знати. Складывалось впечатление, что общество состоит  только из певцов, политиков и банкиров. Читать ему быстро наскучило. Он немного  повозился с  кроссвордом. А потом опять забылся в дреме. Забываясь в дреме, он просил бога, чтобы тот вынес его к светлому потоку. 
 
ДИНА.
  Дина пришла к нему в четыре часа, в самую жару. На ней был тот же самый мятно-зеленый сарафан, только на голове соломенная шляпка и на руке браслет из светлого янтаря, а на плече висела соломенная сумка с термосом
- Шампанское пришлось в термос залить, чтобы холодным оставалось. А на закуску цукаты.
- Иногда мне кажется, что и у женщин бывает ум, - улыбнулся он.
- Пока доедем, пока то да се, там уже и   до вечера недалеко. Так что немного жары придется потерпеть, - Дина сделала вид, что не заметила его иронии.
Она вызвала по телефону такси. Потом критически оглядела его одежду, поправила складки.
-Ты  раньше был  красивый. За тобой девчонки бегали, наверное.
- Бегали, бегали, а я от них убегал. Вот и добегался.
- Да, ладно тебе, - сказала она, мгновенно провалившись в свои какие-то мысли, в которых плескалось внутреннее беспокойство.
Он уловил напряжение. Очевидно, она пыталась выйти на связь с Тем Кто Мучил Её.
- Дина, давай, наверное,  будем уже спускаться  вниз. А то потом такси нас будет ждать.
- Да, конечно, - посмотрела она на него своими печальными глазами.
Они вышли за дверь, сели в лифт. Подъездная дверь со скрипом открылась в горячее дыхание солнца.
- Действительно, никого нет, - сказал Пилот.
Двор был девственно пуст, ни машин, ни прохожих. Правда, минут через пять подъехали желтые шашечки.
-Такси подано, - крикнул  водитель, высовывая голову из  открытого окна.
  Дина помогла Пилоту  закинуть ногу в машину, сама села рядом с водителем.
- В аэропорт! - скомандовала она.
Такси выехало из двора на дорогу и понеслось по пустынной улице.
- Надо же! Ни одной машины нет! Куда же они все подевались?- спросила Дина делая паузы после каждого слова.
- Жара. Все уехали из города, - ответил водитель, жуя жвачку.
Он исправно останавливался на светофорах, но мог и не останавливаться. Все равно не было ни людей, ни машин.
Пилоту было жарко. Пот струйкой потек за воротник.
-Включите, пожалуйста, кондиционер, - сказала Дина водителю.
Тот задраил окна, и в салон поползла долгожданная прохлада. Городские улицы закончились, дома стали маленькими и куцыми, а потом и вовсе исчезли, уступив место кустарникам и хилым придорожным деревьям.
 Площадь около аэропорта тоже была пуста, ни автобусов, ни машин.
-Это напоминает мне фильмы Стивена Кинга, помнишь, про лонгольеров, они время пожирали, - сказала Дина.
-Да никаких лонгольеров не надо. Люди сами время едят.
- Ага, все съели, - засмеялась Дина.- Но все равно, странно.
- Чего тут странного. Они съели время, а время съело их. Змея, кусающая себя за хвост, - ответил Пилот, вглядываясь в дал, ограниченную оконным стеклом.
Они вышли из машины, и даль исчезла, переродившись в душные потоки воздуха.
- Пойдем туда, где малая авиация, - сказала ему Дина.- Ты сможешь дойти?
- Смогу.
- Здесь недалеко. 
Дина повела его уверенно, будто не раз здесь бывала.  Маленькие  самолеты  стояли  вдалеке от здания аэровокзала.  Надо было идти вдоль металлического, решетчатого  забора. Слева от забора  виднелся  небольшой  лесок с высокой травой. Пилот шел, тяжело опираясь на костыли. Дина была чуть впереди него, на полшага. Она старалась идти медленно. Около раскидистой березы  она решила остановиться. Маленькие березовые листики не очень то спасали от жаркого солнца, отбрасывая слабую тень на горячую траву.
- Вот здесь можно присесть. Посмотрим на самолеты, - сказала Дина, поставив свою  сумку на землю.
 Перед ними была  металлическая ограда взлетного  поля. Через прутья решетки было хорошо видно все легкомоторные самолеты и  открытый ангар. Небо над взлетным полем было белым и тихим.  Дина достала из сумки  газету.
- Садись!
Он сел, пытаясь ровно держать больную ногу. Ветки березы как бы отгородили их от остального   мира. Остался только передний обзор взлетного поля.
 Дина достала  из сумки термос и пластмассовые стаканчики, к ним пакетик цукатов и  еще один  маленький пакетик.
- Хочешь попробовать?
- Что это?
- Экстази... Да, ладно. Шучу. Толченые маргаритки. Цветочки такие... Мне одна бабушка дала. А я боюсь пробовать.
- А со мной не боишься?
- С тобой нет. Да они, в общем-то, не страшные эти маргаритки.  Она сказала, что для любви, для счастья, надо  немного подсыпать их в напиток.
-Так тебе тогда надо ему и подсыпать. Ты и так уже влюбленная.
- Нет, Леня, не хочу я так. Давай вместе выпьем. Ну, попробуем. Ты за свое счастье, а я за свое.
- А я только недавно делал комплимент тебе по поводу твоего ума. А ты опять  за всякие эти женские штучки взялась. Ну, ты не переживай, я выпью хоть с маргаритками, хоть с чешуей змей.
Дина обрадовано засуетилась, наливая шампанского, высыпая порошок в стаканчики.
- Леня, я немного, так сказать на пробу.
 Она, наконец-то уселась рядом с ним, подогнув коленки:
- Страшно тебе было первый раз в небе?
- Не знаю. Если это  был страх, то я бы его назвал восхитительным страхом.
Шампанское было холодным, цукаты упруго-сладкие. Дина рассмеялась чему-то внутрь себя.
- Ты знаешь, а я сюда иногда приезжаю, когда мне совсем плохо становится. Я захожу в аэропорт, смотрю на людей, которые уезжают, и через них ощущаю движение жизни. Тогда я могу представить, что у жизни есть цель. Ты знаешь, Леня, а я когда-то мечтала быть стюардессой.
-Жизнь-это движение, ты права.
Она прислонилась щекой к его плечу. Время остановилось,  он с тоской подумал о том, что его надо бы как-то задержать, хоть как.
- Леня, почему я неподвижна? Со мной ничего не происходит.
Она задала это вопрос не ему, а в пустоту. Он любил Дину, он не хотел, чтобы это мгновение заканчивалось, он ощущал ее дыхание на своем плече, и в нем не было желания, только нежность из которой так просто не выбраться..
- Ты слышишь?- она подалась в сторону.- это птицы. И плеск воды.
- Где-то есть озеро.
- Да нет здесь никаких озер, я знаю.
В небе раздался стрекот взлетающего  маленького самолета, заглушающий звуки похожие на сдавленное карканье.
- Леня, я схожу, посмотрю, что там.
- Я с тобой.
Он бы добавил слово «навсегда», если бы Дина посмотрела ему в глаза. Но она уже раздвигала ветки кустов. Казалось, окружающие их деревья стали  выше. Они росли словно на глазах, протыкая головокружительное, обморочное небо Их кроны  густой паутиной сумрака  поглотили  солнце. Сухая земля под ногами  приобрела небольшой  наклон. Пахнуло сыростью, и низина вскрылась светлым пятном водяной глади.

Озеро, в котором стояли  белые фламинго, такие же  как  и на картине.
-Леня, ущипни меня, это мне снится.
Они продолжали спускаться вниз, словно бы по инерции, не в силах остановиться. Фламинго нисколько не боялись их. Они смотрели куда-то в сторону и в даль, словно бы и не видя людей. Дина подошла к самой  кромке, смешалась с ними, войдя в воду. Тихо так, безмолвно, боясь их вспугнуть. Он тоже зашел в воду теплую, похожую на молоко. В воде ему было легко, и костыли он отбросил в сторону. Над озером стояла туманная дымка, отчего не было видно берега, и  озеро как бы сливалось с небом, не признавая границ.  Фламинго,  не  замечая их, стояли в воде. Дина  положила одному из них руку на крыло, но тот даже и не шелохнулся.
Туман начал сгущаться. Дина испугалась и схватила  Пилота  за руку.
- Пойдем отсюда. Я боюсь.
- Подожди, где-то здесь мои костыли.
- Вот они... А это...- Дина замолчала в растерянности.
Прямо перед ними,  на берегу, лежала фиолетовая решетка, сделанная из старого, окаменевшего дерева.
Туман сгустился еще больше, Дина задрожала больше от страха, чем от мороси:
-Пойдем, я тебя умоляю.
Они вышли из воды, к деревьям. Деревья послушно расступились, открывая им  знакомую  березу. Солнце уже садилось за линию горизонта. Раздался рев двигателей, это взлетел тяжелый самолет.
- Ничего себе маргаритки... Что это было? – Дина  продолжала дрожать.
- Ты спрашиваешь меня? Я думаю, что это тот же самый мир, только с другой проекции восприятия.
- Но он совсем  не такой...
- Если смотреть с высоты неба мир тоже не такой, как тот, который мы видим с земли, - Пилот оперся на мокрые костыли.
- Пойдем, Леня, обратно.
 -Дина, я хотел тебя попросить. Знаешь, когда ты выйдешь замуж, не забывай про меня.
- А с чего ты решил, что я выйду замуж?
- Потому что так устроена жизнь... Ты выйдешь за него, а я женюсь на ней. И все встанет на свои места. Но мне надо ощущать, Дина, что ты будешь где-то рядом со мной.
- Я не могу тебе этого обещать... И, знаешь, Леня...
- Знаю. Все знаю...
Они вышли к аэровокзалу. Здесь уже было много приезжих, даже образовалась очередь к такси, но их пропустили, сочувственно глядя на Ленины костыли.
Такси неслось по улице, медленно разгорающейся вечерними огнями. Вокруг было много машин, город гудел, вибрировал, трепетал звуками.
    
  Дина вышла из такси вместе с Пилотом.
- Я зайду к тебе? Что-то домой неохота.
В лифте возникло ощущение финала. Она стояла рядом с ним, ее подбородок касался его плеча.
Он открыл дверь. Дома было так же душно как на улице. И свет от включенной лампы показался ему тусклым.
Как-то и Дина  поникла,  и взгляд у нее стал растерянным
- Ты устала?
- Да, давай кофе выпьем
- А ты не будешь мне маргаритки в кофе подсыпать? А то я сейчас зайду к себе в спальню, а там Ниагарский водопад.
-Баренцево море, как раз в такую жару, - усмехнулась она.- Сейчас я включу вентилятор, открою окна...
- И вместо фламинго проявятся котики.   
- А ведь  мы с ним никогда не сможем выйти на это фламинговое озеро. Слышишь, Леня.
Он ведь этого не сможет увидеть, хоть полведра маргариток ему высыпи.
- Ну, он увидит что-нибудь свое.
В руках у нее зазвонил сотовый. Она напряглась, голос поднялся на высокие, взволнованные частоты.
- Да.... Я иду домой.  Скоро буду.
На город  наконец-то, начала опускаться прохлада, послышались крики подвыпивших мужиков. Мир продолжал принимать свои обычные очертания.


СЕРДЦЕ. 
Полковник пришел ближе к обеду, когда Музыкант проснулся. Он выглядел растерянным.
- Как у тебя нога?- задал он дежурный вопрос.
- Говорят, срастется.
- Вчера передачу смотрел про пересаженные органы. Там у одной дамы сердце пересажено. Так она бросила пить таблетки, и вот уже год сердце не отторгается. И знаешь, что она говорит? Ну, типа, я узнала все про своего донора , я его полюбила. И вот она считает, что раз она его полюбила, то и сердце не будет отторгаться. Прямо сказочка рождественская. Значит, по ее мнению, если я полюблю своего донора, то и почка  станет мне как родная?
- Вполне возможно.
А  ведь я даже и не знаю, чья это почка.
- Явно от женщины.
- Откуда ты знаешь?
- У тебя характер изменился, женским стал.
- Да, мой характер изменился. А, представь, если бы ты был на моем месте? Знать, что в любой момент можешь умереть.
- Это неприятно, да.
- Знаешь, Валерка, иногда мне кажется, что во мне живет сильный человек. Я ведь точно был совсем другим, когда в небо летал. А потом это бензохранилище, деньги шальные. И на операцию столько денег...  И ведь в любой момент  почка эта  может отказать...Вот и живет этот сильный человек, но где-то внутри, далеко. Иногда мне кажется, что я его вижу. Я бы с удовольствием с тобой местами поменялся. Лучше бы я лежал с ногой, но был бы здоров внутри. А так, я в размазню превратился.
- Ну, уж ты загнул. Это я размазня.  Лежу вот. Зад оторвать от постели не могу
- Без тебя я никуда. Все мои приятели разбежались. А ведь ты мне настоящий друг. Почему-то я это только сейчас понял.
- Да, ладно тебе. Вот сейчас я  как раз тебе ничем и не могу помочь.
- А мне не надо помогать. Выздоравливай себе. Ты знаешь... Женщина, с которой я живу чужая мне... У нее есть красивое тело, глаза, но она мне куклу напоминает... Нет жизни... Нет полета... Любви нет... Если бы все начать сначала... Мне кажется, что я в жизни никого не любил. Просто так,  не за тело.... Ведь есть такая любовь, наверное.. Что, думаешь, это моя женская почка так действует?
-Тогда считай, что и я тоже не любил. Они все мне кажутся надоедливыми. Им всем всегда чего-то надо. Хотя постой. Есть тут одна женщина. Очень интересная. Если бы ты с ней познакомился... Она почти ясновидящая.
- Если бы можно было начать жизнь сначала, я бы прожил ее совсем по-другому. Пусть я даже был бы инвалидом, но чтобы любить...
В комнату зашла  жена  музыканта с чайным подносом. К чаю она приготовила блины с  клубничным вареньем. Блины, политые вареньем,  выглядели настолько аппетитно, что и Полковник, и Музыкант забыли на время о своих душевных терзаниях.

Потом, когда Полковник ушел, Музыкант снова заснул. Сон был немного поверхностный, светлый, больше похожий на забытье или на фильм, в кадре которого было туманное озеро с белыми фламинго. На их фоне фокусировалось нежное расплывчатое пятно, оно превращалось в девушку. Зеленый цвет давал ее сарафан.  Лицо девушки приближалось, занимая весь экран. Серые глаза, пухлые губы, родинка на правой щеке. Она поправила рукой светлые волосы. Ее глаза потемнели, и он как в пропасть полетел в их глубину... Все разрушил резкий телефонный звонок. 
 Это была Лика.
- Привет, Валера, как самочувствие?
- Лика, такой странный сон сейчас видел.
Опять свое будущее вспоминал?
- Я видел женщину... Девушку такую... Я смотрел в нее как в отражение.
- Есть контакт! – засмеялась Лика, - Ты видел себя в будущем.
- Ну, ты выдумаешь тоже! Женщины - это  безвольные создания! Ты меня хочешь к ним причислить?
- Вот ты и станешь необычной женщиной... Вернее ты не станешь, ты уже есть... Будущее существует реально как и настоящее и прошлое. Ты и она части одной личности, ее разные маски-воплощения. 
- Я - девушка... Надо же...А Полковник?   Кто он?
- Пилот. Вечный Пилот, который ищет любовь.
- Ты хочешь сказать...
- Да, ваши муки может исправить только любовь. Она же и поможет вам соединиться.
- Мне с Полковником надо соединиться?
-Да, если смотреть на вас с другой проекции, с другого чувственного восприятия мира - вы есть одно целое, но вам кажется, что вы разные люди.
- Мы с ним одно целое? Ты, наверное, видишь ужасный гибрид. Две головы, четыре руки и ноги.
- Валера, я принимаю твою шутку. Но вы с ним мучаете друг-друга вот уже вечность. Ты олицетворяешь женское начало. Он - мужское. В этой жизни ты решил стать мужчиной, и ему пришлось взять на себя роль женщины - весьма своеобразно, прилепив себе женскую почку,- Лика рассмеялась на том конце
провода.
- Откуда ты знаешь все это, Лика?
- Есть такое озеро информации, в нем записано все. Вот оттуда я и почерпнула знания. Его можно иногда увидеть даже в реальности, но все его видят по-разному. А вы с Полковником его видите одинаково.Вы с ним одна и та же душа, если тебе так легче понять. Вы с ним просто на разных гранях одной и той же пирамиды и...
-Ты хочешь сказать?...
-Да, я хочу сказать, что мы все из одной пирамиды. А ее вершина- Бог. Но если, Валера, ты не веришь в бога, то пусть это будет Высший  Разум или Абсолютный Свет.

ДИНА.
Дина долго не могла уснуть. Она так и не могла понять, что же привлекает ее в Пилоте. Что-то вечное, что-то нерешенное.
 Рядом с ней в постели  лежал  Тот  Кто  Мучил Её.  В эту ночь он был необычайно страстен.  Ей было хорошо с ним или казалось, что хорошо. Скорее казалось, потому что ей не хватало  в нем чего-то очень важного... Но чего?
Казалось, что  от темных открытых окон в комнату  вплывает медленным, усыпляющим  потоком тишина фламингового озера с чернильной решеткой на берегу ... 
Он заснул, а она смотрела на звезды, просочившиеся светом сквозь невероятные расстояния, пытаясь что-то припомнить.


Рецензии
Кимма!
Опять мне понравилось твоё произведение.
Нельзя Лике так растрачиваться - должна она подумать о себе. Хочется для неё счастья.
О потоках я подумаю, потому что я верю только в Высший разум, другие миры - параллельные и... все.
Спасибо!
С уважением,
Таня.

Пыжьянова Татьяна   22.12.2014 11:22     Заявить о нарушении
У Лики есть счастье.

Кимма   22.12.2014 15:00   Заявить о нарушении
Тогда всё нормально!
А я, когда прочла про подругу, то подумала, что она живет одна. Одиночество - не дай Бог.

Пыжьянова Татьяна   22.12.2014 19:09   Заявить о нарушении
Татьяна, лишние герои отягощают. Но я люблю у-единение.

Кимма   22.12.2014 20:36   Заявить о нарушении
Кимма, здравствуйте снова и снова!
Опять шедевр! Надо перечитывать!
Я читаю ваши произведения, они относятся к настоящему немногих, они из будущего взяты))))
Уединение это лучшее, что может быть, это сознательная отдача (У) энергии ЕДИНОМУ, ВСЕОБЩЕМУ, ЭТО СОСТОЯНИЕ ВЫСШИХ МУДРЕЦОВ!
Я думаю о ядрах: Сердца, Земли Солнца, Галактики, Вселенной.
Я напишу отдельно об этом в письме, как созреет)
Однако на Высшем плане всё Сущее не является ни покоем, ни волной,
Скорее всего это есть пульсация Его вне отсутствии как времени и пространства.

А все мы пока лишь ученики Его начальных классов))))!

Благодарю вас за творчество, зацепило сильно.

Валерий Василёв   29.05.2018 09:18   Заявить о нарушении
Когда то давно я ломал правую ногу)))) Лёжка со спицей знакома)))))!

Валерий Василёв   29.05.2018 09:21   Заявить о нарушении
Персонаж реален.
Он звонил мне иногда, пока я не переехала.

Кимма   29.05.2018 09:21   Заявить о нарушении
но это были лишь вялые цветочки)))

Валерий Василёв   29.05.2018 09:22   Заявить о нарушении
я многие ваши шедевры воспринимаю как реальность((())))
наверно что то со мной не так????

Валерий Василёв   29.05.2018 09:23   Заявить о нарушении
Не смешите меня, Валерий:)

Кимма   29.05.2018 09:25   Заявить о нарушении
смех это хорошо!

Валерий Василёв   29.05.2018 09:27   Заявить о нарушении
однако мысли о смертности цепляют и меня, хотя страха смерти тела нет:
ведь тонкие электроны в тонких телах не умирают ДОЛГО.
А в преобазованном виде могут существовать вечно.
Вы знакомы с учением розенкрейцеров?
НАДО ЗАНЯТЬ СВОЮ НИШУ ТОЛЬКО.
Вот выбор её для меня главное вот уже как последние 20 лет.

Валерий Василёв   29.05.2018 09:32   Заявить о нарушении
Надо ознакомиться

Кимма   29.05.2018 09:38   Заявить о нарушении
Тады и я пошла знакомиться с учением. Спасибо!))

Пыжьянова Татьяна   29.05.2018 10:31   Заявить о нарушении
Интересно, что замечания Валерия проявились только сейчас.

Кимма   29.05.2018 10:40   Заявить о нарушении
Лен, я почитала учение - интересно.
Особенно - для твоего Ай, кью.
Уезжаю, но выходить иногда буду, как всегда.
Не теряй.

Пыжьянова Татьяна   29.05.2018 11:53   Заявить о нарушении
"...замечания проявились только сейчас..."
Так я и "Музыканто" только этим утром прочёл, и то поверхностно...
А зацепило это:
..." лишние герои отягощают... я люблю у-единение". Близко мне это)

Валерий Василёв   29.05.2018 12:24   Заявить о нарушении
На это произведение написано 19 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.