Как Хасана ишак песни пел

В палавина дивятого вечера, как и договаривались, пришла Софико. Я ставиль на стол бутилька «Хванчкара», букет роз и два граненый стакан.
– Какой ты у меня элегантный, –  дэвушка цэлаваль мой бритый щека. – Слушай, Хасан, а почему твой ишак так громко орёт?
– Он тожи лубви хочет, – шутиль я. Однако ишак не унималься. Животное кричало всё чаще и громче. – Не обращай внимания, дарагая, – я виключаль свет и привлекаль дэвушка к сибэ.
– Уйми скатину, Хасан, – Софико отстранилась от меня и включила свет. – Я не могу в таких условиях… – дэвушка поправила прическу.
– Хасан, твою мать! – в комнату врывалься Гоги. – Пачему твой ишак орёт? Пойди, накорми животное, – мой друг увидель на столе вино и сморщился. – Неси чача, хозяин.
Выпили. Посидели молча. Ишак кричаль всё громче и чаще.
– Хасан, давай Deep Purple поставим? – предложил Гоги.
На всю громкость поставили «Woman from Tokyo» любимой группы. Ишак звучал громче.
Распахнулась дверь. С двустволка в руках на пороге стоял дядя Автандил.
– Хасан! Ты читаль конвенцию о защите животных? – зловеще прошептал он и взвел курки. – Зачем ишак мучишь?
Софико бросилась наперерез и прикрыла меня своим чудным телом.
– Дядя Автандил, нэ стриляй! – вскричала она. – Ишак сам кричит…
– Почему кричит? – сосед опустил ружье. – Дурак он у тибя, что ли?
– Он не кричит, а поет. Видимо, самовиражается, – ответила дэвушка.
– Слюший, Хасан, а давай ишак в горы отведем, – предложил Гоги. – Пусть там и самовиражается.
– Шакалы скушают, – вздохнул я.
– А может им понравится, как твой ишак поет, – возразиль мой друг.– Еще и хвалить будут.
Я пожимал плечами: и ишак немножька жалко,  но и голава, как после литра чача, уже болит. Что делать, нэ пайму – можит взять Софико и самому уйти в горы? А ишак пусть поет.