За пивом

       Два автора, два бурливых источника художественных откровений решили поступиться самолюбием и двумя своенравными притоками соединиться в единой полноводной реке прозаического повествования. Как говорится, совместными усилиями взять верхнее «ля» в запредельном диапазоне мастерства. Вытянуть, что называется, пронзительную ноту высокого искусства на новую высоту. Слиться, фигурально выражаясь, в едином контексте и раствориться, так сказать, единополой сущностью в коллективной метафоре. Короче, одолеть неприступную вершину корифейства в одной связке.
       - Значит, так, - украсив собою кресло и раскурив трубку, сказал один из них. - Подход тут такой: ты будешь у нас скрипка, а я - саксофон. Ты – вроде Паганини, а я – как Чарли Паркер. Классика и модерн, традиция и новаторство. Ударим, так сказать, синхроном единомыслия по контрапункту творческого эгоизма! Если споемся - получится черт знает что выдающееся! Лады?
       - Лады! – воткнул в себя сигарету соавтор, которого роль первой и последней скрипки вполне устраивала.
       - Вот и хорошо! Тогда какие мысли по поводу темы? – отставив мундштук, погнал процесс новоявленный Чарли Паркер.
       - А черт ее знает! – искренне поделился новоиспеченный Паганини.
       - Вот именно! - поддержал пухлый Ч. Паркер и вернул мундштук на место.
       Партнеры уставились в воображаемые пюпитры, надеясь разглядеть на чистых листах будущей партитуры хоть какие-то намеки на мелодию. По комнате поплыл первый итог их совместного труда – сизая слоеная смесь двух табаков.
       - Да-а… - протянул один, задумчиво вглядываясь в тающее подобие их мыслей. 
       - Да-а уж… - протянул другой, делая то же самое.
       Конечно, темы  у них были. У каждого свои, заветные. Только кто же захочет делиться заветным даже ради общего дела?
       - Ладно, - выдул, наконец, саксофон. - Пусть будет день объедков.
       - В смысле?
       - В смысле, кто чего не доел, пусть выкладывает.
       - Хорошо, пусть будет день объедков, - согласился смычок.
       - И что?
       - А-а… пойдем за пивом!
       - В смысле?
       - В художественном смысле! Люди на пути за пивом, и пиво, как награда за жизненные тяготы!
       Паркер задумался.
       - Очень уж это как-то прозаично… - наконец обронил он.
       - Так ведь где же еще найдешь жизненную правду, как не в пиве!
       - Ох, уж эта мне твоя жепэ… - пробурчал, хмуря лоб, модернист.
       - Предложи свою! – вскинулся уязвленный реалист.
       - Да, конечно… Вот… Вот, пожалуй… Пожалуй, вот…  - ежился в кресле модернист и вдруг глаза его сверкнули: – А вот моя тема: извечная непреодолимость одиночества! Пусть некто бродит по городу и ищет, кому вручить обручальное кольцо!
       - Кто бродит? Какое на хрен кольцо? – изумился жизнелюб.
       - Да неважно кто! Кто угодно! Бродит и общается с фантомами своего внутреннего Я, которые не пускают его к людям! Чего тут непонятного?!
       - А-а, в этом смысле…
       Теперь уже задумался жепэист.
       - А что! Пойдем за пивом, а по дороге вручим кольцо! – осенило его.
       Модернист воззрился на смесителя жанров и несколько секунд приценивался к его худым обводам:
       - А что! А давай! – кинул он трубку в рот и потер руки. - Давай, давай, давай! Пойдем... Вручим... Молодец... Отлично... - цедил он перекошенным ртом.
       Соавторы воодушевились.
       - Это же какой может выйти сюр! – ликовал модернист, вращая глазами.
       - Ведь это же так облагородит бытовуху! – не отставал бытомаз.
       - Это же может быть потрясающе смешно! Представляешь – смех в гулких потемках внутреннего пространства, искривленного свинцовыми мерзостями жизни! – ухал модернист.
       - Нет, смех не решает жизненных проблем, он их консервирует. Я - против, - насупился вдруг бытолюб и замолчал.
       - Что значит, против? – насупился в свою очередь модернист.
       - Ну, можно, конечно, немножко… - смягчился его соавтор. - Иначе сочувствие не закрепить. Ведь как-никак наше повествование претендует на художественное, так сказать, сострадательное наклонение…
       - Ну, конечно, конечно! - закивал трубкой модернист. - Конечно, сострадательное, какое же еще! Хотя, знаешь, по мне все эти ваши простые, как мычание чувства – вчерашний день. Все гораздо сложнее, порочнее и разрушительнее. И вообще, есть нюансы, которые невозможно передать простыми словами. А для этого нужно искать другие, чем у тебя изобразительные средства.
       - Это чем же тебе мои средства не угодили? – нахмурился бытогляд.
       - Да ты, мой друг, большей частью простой, как до, ре, ми, фа, соль! – не удержался от порицания Ч. Паркер. - Ты посмотри, ведь ты же скрипка! А скрипке такое доступно, что никакому саксофону не снилось! Эх, если бы я был настоящей скрипкой! – скривились его губы и упали на колени руки с потухшей трубкой.
       - Слушай, - сказал сбитый с толку бытописец. - Кончай ты эти свои скрытые аллюзии! Мы с тобой для чего собрались - шпильки вставлять, или дело делать?
       - Да, да, ты прав, брат, извини. Мы с тобой собрались, чтобы соединить твою безыскусную правду с моим извращенным воображением. Давай дальше. На чем мы остановились?
       - Идем за пивом и по дороге вручаем кольцо...
       - Да, да, именно так, - закивал модернист, но вдруг насторожился. - Только погоди, что же тогда получается… Тогда получается, что пиво, в конце концов, решает проблему человеческого одиночества!? А где же сюр? Где неизбывная бесцельность бытия? Где непререкаемая глупость моногамного сожительства? Где креативно-духовное предназначение порочных связей? Где многозначимая многомерность финала?
       - Слушай! Ступай в ванну и утопись там в слезах! – не выдержал собрат. - До чего же вы, модернисты, любите все усложнять! Давай все-таки пойдем за пивом, а там видно будет!
       - Давай! – вдруг неожиданно легко согласился модернист. - Давай, разворачивай сюжет, а я буду шлифовать.
       Бытописец прокашлялся.
       - Значит так… Встает, значит, утром наш герой с больной головой… Долго сидит на кровати, мучается, вспоминает, где был вчера… Потом идет к холодильнику за пивом…
       - Сколько герою лет?
       - Лет, скажем, двадцать пять…
       - Ладно, годится, портрет потом…
       - Ну, вот... Потом идет к холодильнику…
       - Нет, подожди! Пусть он перед тем, как идти, заметит на ночном столике кольцо…
       - Какое кольцо?
       - Вот именно, какое кольцо? Чье кольцо? Он начинает выворачивать наизнанку память, но ничего от нее не может добиться! А на небо в этот момент набегает облачко, такое, знаешь, выразительное, светлое, загадочное, как чье-то лицо, которое невозможно вспомнить! Он берет кольцо, начинает его изучать, даже пробует надеть на безымянный палец, но оно влезает только до середины, и он мучается и не знает, что и думать…
       - …И тогда он идет к холодильнику за пивом, надеясь вспомнить с его помощью про лицо и про кольцо! – победным голосом завершил эпизод бытоплет.
       - Ну, пусть будет так… - согласился модернист.
       - А в холодильнике-то пива-то и нет! – воодушевился певец низких истин и схватился за сигарету. - И тогда он понимает, что ему обязательно нужно сходить за пивом!
       - Да, да, все так. Я вот только думаю – не подсунуть ли ему в холодильник что-нибудь этакое…
       - Что еще?
       - Ну, этакое…
       - Ну, что, чью-то голову, например?
       - О, господи! Вот она, твоя жепэ! Так и норовишь, чтобы все было, как в жизни! Нет, подложить на передний план нечто вызывающе таинственное, чего там быть никак не должно! Ну, скажем…
       - Замороженное сердечко!
       - Какое, к черту, сердечко?!
       - Ну, женское, какое же еще!
       - Слушай! Ты давно на триллеры перешел? Ты в своем уме? Даже моему извращенному воображению далеко до твоей безыскусной правды! Никаких голов, сердечек, пальцев и ушей! Мы сочиняем воздушную историю сомнамбулического толкования двусмысленных примет бытия! Да, мы населяем наш мир мелочами, украденными у жизни, но не до такой же степени!
       - Все, все, понял, понял! – отгородился выставленными ладонями знаток сногсшибательных подробностей жизни. - Понял! Поехали дальше! Итак…
       - Погоди, погоди, как все же насчет сюрприза в холодильнике…
       - Не знаю, решай сам!
       - Хорошо, оставим пока как есть. Если понадобится – потом подсунем.
       - Ладно. Итак, опускаем туалетные и прочие подробности. Отметим только, что наш герой живет один и ему не до завтрака.
       - Так, так, так!
       - …И вот он собрался и уже готов идти за пивом…
       - Так, так, так! Он обводит взглядом комнату и видит… и видит… О! И видит, что из-под его кровати торчит чья-то рука…
       - Какая рука?! Ты же говорил – никаких голов, ушей и других частей тела!
       - Не волнуйся. Как говорится, эта рука - кого надо рука!
       - Тогда я ни хрена не понимаю!
       - Тебе и не надо понимать! Гони свою бытовуху, а я примажусь!
       Жепэист нервно утопил сигарету в пепельнице и сказал:
       - Нет уж! Твоя рука, ты и гони!
       - Ладно, погнали! Значит, так. Герой сначала столбенеет, потом зеленеет, потом бежит к унитазу, где его выворачивает вчерашними остатками. Можно, кстати, перечислить состав рвотных масс. Перечислить?
       - О, господи, да пошел ты!..
       - Ладно, пошел. в смысле, пришел в себя и на цыпочках возвратился в комнату. И что он там видит?
       - Что?
       - Вот именно, что?
       - Руку?
       - Нет! Ничего! Никакой руки там уже нет! Зато есть…
       - Что?
       - Кольцо… Но уже не на ночном столике, а на полу, там где была рука, словно рука примеряла это самое кольцо. Чуешь, чем пахнет?
       - Еханый бабай! Да это же дешевый триллер получается!
       - Не скажи, мой друг, не скажи! – улыбнулся довольный модернист, взял пухлой рукой табак и откинулся в глубину кресла.
       Некоторое время скрипичных дел мастер ждал, пока самозванец от джаза зарядит свой вкусно пахнущий саксофон и примется выдувать из него ароматы витиеватых мелодий. Потом ждал, когда тот кончит улыбаться и перейдет к делу, и они с ним, как тутовые шелкопряды, продолжат слюнявить сюжетную нить.
       - Так вот, мой друг, - дождался он. - Тебе прекрасно известно, что внешний мир зависит он нашего внутреннего состояния, и наоборот, и что от этого никто не может с уверенностью сказать, что есть на самом деле, а чего нет. Мы счастливы, пока наши иллюзии совпадают с реальностью, и несчастны, если не совпадают. Мир снаружи нас не встает на дыбы, пока мы сами уравновешены, пока некие силы - не обязательно злые - не расстроят любовно собранные нами кубики иллюзорного мира. Так вот, единственное, в чем может быть уверен человек, это то, что эти силы существуют. Как снаружи, так и внутри нас. Что есть триллер, как жанр? Всего лишь материализация лукаво скрытых кулисами обстоятельств, порожденных в свою очередь внешними силами. Что есть внешние силы? Это силы, на которые есть управа в виде законов внешнего мира. И тут мне интереса нет, потому что они предсказуемы. Мне интересны те силы, что внутри нас - непознаваемые и непредсказуемые фантомы нашего внутреннего Я. Те, что спят в нас до поры до времени, пока мы, порой против воли, сами не разбудим их. И тогда они общаются с нами, пытаясь сообщить нечто важное о нашем личном будущем. Кто не слышит их, того они разрушают. Ах, будущее! Чего бы я только ни дал за его откровения! Хотя, какие там откровения! Мне бы хоть узенькую щелочку, хоть одним глазком, хоть на секундочку опалить глаз его красками, втянуть его запах, впустить в себя его гул и застыть, как соляной столб!
       Модернист затих, вжавшись в кресло, забыв о трубке, о друге, обо всем на свете, отсвечивая лицом из камня. Друг его, прочно защищенный от услышанной лабуды панцирем трезвомыслия, некоторое время ждал, будет ли продолжение и, не дождавшись, сказал:
       - Ну и причем тут рука с кольцом?
       Антагонист очнулся, повел глазами и бесцветным голосом ответил:
       - Ты так ничего и не понял, мой непрошибаемый друг. Хорошо, скажу по-другому. Твой глубоко заношенный реализм нынче не катит. Так яснее?
       Реалист, как ни странно, не обиделся и сказал:
       - Да чего там, я и сам иногда чувствую…
       Оба примолкли. Модернист пыхтел трубкой, консерватор смолил сигарету. Клубы дыма с обеих сторон охотно мешались, наглядно демонстрируя возможности проникновенного сотрудничества. Наконец би-боповец от литературы, не дожидаясь момента, когда молчание станет хуже самых неловких слов, ожил и сказал:
       - Еханый бабай, говоришь? Хорошо, пусть будет бабай! Главное, чтобы не мешал! Итак, где мы?
       - На полу. В смысле, кольцо на полу, а руки нет.
       - Вот именно – руки-то нет. Значит, что?
       - Что?
       - Значит, идем искать руку! Ну, кто пойдет?
       - Иди ты.
       - А тебе что, слава не нужна?
       - Мой девиз - пиши и не мечтай о славе. 
       - Слава приходит не оттого, что о ней мечтают или не мечтают, а из любопытства, а уходит, удовлетворив его. Оттого и получается на одну минуту славы целая жизнь забвения… И все же, иди-ка ты. Посмотрим, как ты усвоил мою сентенцию.
       - Ну, хорошо. Значит, герой поворачивается и опрометью из квартиры…
       - Не торопись. Дай ему поднять и положить в карман кольцо.
       - Ты думаешь?
       - Это он думает избавиться от него по дороге...
       - А, это я не подумал! Хорошо! Пусть он кубарем скатится с лестницы…
       - Пусть...
       - Выскочит во двор…
       - А, кстати, где он живет?
       - А пусть в пятиэтажке живет на последнем этаже, где все чудеса и происходят!
       - Отлично!
       - Выскочит во двор и ломанется через него к ближайшему магазину…
       - Зачем?
       - Ну, чтобы купить пива! Ведь он думает, что у него глюки после вчерашнего, а если он похмелится, то они пройдут!
       - Логично. А что с ним на самом деле?
       - А хрен его знает!
       - Тоже логично! Ну, давай, шевели копытами!
       - Значит, выскакивает он на улицу и несется к магазину…
       - Да, а по улице катятся осанистые авто, в которых телефонные трели распирают карманы важных водителей, которые говорят в них тихим голосом, чтобы не помять чувством лицо! Вальяжные хищники, одним словом!
       - А навстречу, а навстречу-то!..
       - А навстречу ему кукольные личики, взбитые прически, полуголые животики!..
       - Точно! А он их не замечает, потому что у него одно желание – скорее хлебнуть живительного напитка, который мягкой лапкой скользнет по пищеводу до самого желудка и оттуда, как благая весть о скором воскресении разбежится по жилам…
       - Да, да, точно! А на небе у нас в этот момент что?
       - А на небе у нас настоящая кутерьма из пьяных бледных облаков! Они пытаются выпрямиться и падают, встают и падают и, пьяные, скатываются по кривой голубой дорожке за горизонт!
       - Ах, это волшебно, мой друг, это просто волшебно!..
       - Да, и вот он подлетает к магазину, хватается за ручку…
       - А магазин закрыт!..
       - Что значит закрыт?
       - Просто закрыт, и все!
       - Да, но ведь ему надо пиво!
       - Пусть идет в другой магазин!
       - Да, но ведь другой хрен знает где!
       - Вот и пусть он идет хрен знает куда!
       - Ты думаешь?
       - Однозначно!
       - Хм, хм…
       - Да, да!
       - Ну, хорошо… Тогда…
       - Тогда он случайно сует руку в карман и натыкается там на кольцо…
       - И что?
       - А то, что он выдергивает руку с кольцом и отбрасывает его от себя, как гранату…
       - Да, пожалуй… И бежит дальше, вытаращив глаза?
       - И бежит дальше, вытаращив глаза!
       - Да, точно! Он знает, что здесь неподалеку есть один симпатичный ларек, и бежит туда!
       - Пусть бежит!
       - Он бежит, и внутри него зарождается беспокойное чувство, что…
       - Вот, вот, вот, пусть зарождается!
       - …Что с ним не все в порядке!
       - Точно! Этакое преддверие панического страха…
       - Да! Кольцо, рука, магазин, который должен быть открыт 24 часа…
       - Вот именно…
       - И вот он добегает до ларька…
       - А ларек…
       - Тоже закрыт!
       - В точку! И что герой?
       - Герой уже не герой, а смятая, скомканная, подавленная личность, которая, к тому же, едва дышит!
       - Ах, как волшебно! Ах, как аппетитно!
       Сочинители откинулись в креслах и уставились друг на друга влюбленными, сияющими глазами. Только соавторы в творческом экстазе могут позволить себе такой взгляд, не опасаясь при этом за свою сексуальную ориентацию. Не желая соскользнуть с гребня вдохновения, они заторопились дальше.
       - Он не понимает, почему на него вдруг окрысился привычный ход вещей! Он не понимает, почему эти удовлетворители спроса, эти хозяева предложения отказывают ему в такой крохотной малости, как банка пива, от которой зависит его жизнь! Его корежит незнакомая метафизическая тревога и сотрясает смутный гул внутреннего океана, встающего на дыбы. В нем крепнет недоверие к происходящему, его мутит от желания проснуться! – металась по воздуху трубка.
       - Точно! – подхватила, подпрыгнув, сигарета. - Он в полной заднице и не знает, что делать!
       - И тут…
       - И тут?..
       - И тут над его головой раздается громкое «Кар-р-р!»
       - Кар-р-р?
       - Вот именно, кар-р-р! Он вскидывает голову и видит над собой ворону, сидящую на ветке дерева, под которым укрылся ларек. Ворона сидит так низко, что он различает в ее клюве нечто маломерное, отдающий желтизной.
       - Желтизной…
       - Но это не сыр, как могло бы показаться на первый взгляд…
       - А что же это?
       - Ты не поверишь…
       - ?!
       - Кольцо!
       - Кольцо?! То самое?! Не может быть!
       - В жизни все может быть, и тебе, как реалисту, это известно лучше других!
       - Ладно, тогда скажи мне вот что…
       - Да, да!
       - Ведь ворона каркнула?
       - Ну, разумеется!
       - И кольцо не выпало?
       - Ах ты, черт! – почесал затылок конец трубки. - Действительно, неувязочка вышла!
       - И что теперь?
       - А ничего! – тут же исправилась трубка. - Пусть на ветке сидят две вороны – одна каркает, другая кольцо держит!
       - Хм, ну пусть…
       - Главное не в этом! Главное в том, что как только герой задрал голову, так ворона тут же отбомбилась, да так ловко, что кольцо угодило прямо в нагрудный карман его рубашки! Представляешь?
       - Ну, угодило, а дальше что?
       - А что дальше - давай смотреть!..
       - Давай!..
       - А, кстати, как оно выглядит, это наше кольцо?
       - Это уж тебе знать, твое кольцо…
       - А вот давай-ка и разглядим его вместе с героем! Значит так. Герой некоторое время стоит, раскрыв рот, в который чуть не угодило кольцо, потом лезет в карман, достает его и, держа двумя пальцами, разглядывает. Ну, что сказать? Кольцо, как кольцо. Безусловно, золотое, с неподражаемым, будто исходящим изнутри отсветом, без изъянов, свойственных долгой службе или частому хождению по рукам. Без особых примет и со скромным, чуть заметным на каплеобразном наплыве вкраплением породистого вещества размером не более песчинки, но искрой превосходящего небольшой бриллиант. По внутренней стороне отчетливая надпись «Верни меня...». Вот, пожалуй, и все. Кольцо, как кольцо.
       - Кому, ты сказал, его вернуть?
       - А никому. Это слово затерто.
       - Ну, и зачем эти загадки?
       - Откуда я знаю, ведь не я же его затер!
       - Как не ты? А кто же?
       - Откуда я знаю! Наверное, те самые неведомые силы! Ведь я же тебе про них битый час твержу!
       - Но придумал-то его ты!
       - Я ничего не придумывал!
       - Слушай, я совсем запутался! Ведь все началось так просто и замечательно – парень с бодуна бежит за пивом! Ему бы купить его и успокоиться! Так нет – ты подсовываешь ему какое-то дурацкое кольцо и теперь вместо того, чтобы вылечиться он должен ломать больную голову, кому его вернуть! Ну, не глупость ли?
       - Нет, мой друг, не глупость. Глупость это то, что ты сейчас говоришь. Ты забыл, ты, конечно, забыл, что я тебе говорил полчаса назад про наши внутренние фантомы, которые не следует будить. Твой парень каким-то образом их разбудил и теперь должен действовать. Он либо услышит то, что они хотят ему сообщить, либо пожалеет, что разбудил их. Вспомни: «Кто не слышит их голоса, того они разрушают».
       - Но причем тут твое кольцо?
       - А притом, что кольцо после этого переходит к другому...
       Реалист яростно скормил пепельнице очередную сигарету, вскочил и заходил по комнате.
       - Так выходит, герой должен теперь бегать по городу и предлагать кольцо разным людям?
       - Он должен не столько предлагать кольцо, сколько прислушиваться к себе.
       - Что за чушь! Как можно прислушиваться к себе без пива?!
       - Согласен – трудно. Но по-другому никак нельзя.
       - Да, но причем тогда «Верни меня…..»?
       - Согласен, можно пойти по этому пути. Но тогда здесь два варианта: пока герой не вернет кольцо кому надо, магазины с пивом будут для него закрыты. Или если он сплавит кольцо кому попало, он не услышит себя, и ему, так или  иначе, крышка. 
       Реалисту, по всему видно, надоела эта игра на чужом поле с теряющимся в психоделическом тумане финалом, и он решительно заявил:
       - Вот что я скажу. Давай покончим с этой бодягой, и пусть он предложит кольцо первой попавшейся девице! Кольцо ведь женское?
       - Не знаю, не знаю...
       - Пусть будет женское!
       - Хорошо, пусть будет женское.
       - Вот и пусть предложит!
       - Хорошо. Как скажешь.
       - Значит, так. Герой наш, наконец, сообразил, что может отделаться от кольца вполне, так сказать, законным образом. Он крутит головой по сторонам и среди редких прохожих видит молодую женщину, что идет ему навстречу и скоро с ним поравняется. У нее толстые ноги и нос картошкой, у нее рот подковой и грация чугунной станины, а волосы торчат, будто она только что с кровати. Она добрая и несчастная, как недоенная корова. Она ему нравится. Почему? Потому что женщина, идущая вам навстречу по пустой улице, звучит совсем по-другому, чем эта же женщина на шумном проспекте. И вот он, дождавшись, когда она с ним поравняется, делает шаг ей навстречу и просит его выслушать. Она соглашается, и он говорит, что случайно подобрал кольцо, но как человек христианских устоев не хотел бы извлекать из своей находки какую-либо выгоду и потому просит красавицу принять от него это кольцо в дар, дабы окончательно не растерять те добродетели, которые в нем еще остались, несмотря на порочный местами образ жизни. Девушка поначалу удивлена, даже растеряна и не соглашается принять кольцо, видя в этом какой-то подвох. Но герой всячески убеждает принять его, проявляет необычайное красноречие, подходящее скорее служителю культа, чем человеку с похмелья, подкрепляет свою речь крестами и, наконец, достигает успеха - девушка принимает кольцо, которое герой собственноручно надевает ей на безымянный палец…
       - На мизинец.
       - Почему на мизинец?
       - Потому что ни на какой другой палец оно ей не налезет.
       - А ты откуда знаешь?
       - Знаю.
       - Ладно, пусть на мизинец, - подозрительно посмотрев на друга, согласился соавтор. - Главное, что приняла.
       - Хорошо, пусть приняла.
       - И вот что интересно: ларек, возле которого все происходило, тут же открылся! Девушка с кольцом ушла, а наш герой, купив пиво, тут же вылил в себя всю желтую банку объемом 0,5 литра! Вот и все! Вот и вся любовь! Каков финал, а?
       - Ты думаешь, это финал? – скрывая взгляд, усмехнулся приятель.
       - Да! Решительный и бесповоротный! В письменном виде можем оформить хоть завтра!
       Когда они прощались, тот, что Ч. Паркер сказал Паганини:
       - У меня есть знакомый полковник милиции. Очень, знаешь ли, образованный человек. Так вот он однажды мне сказал за рюмкой чая: «Я бы каждого в России проверял на исторические корни 2-м концертом Рахманинова: если после исполнения прослезится – значит свой. Если нет – к стенке. Вибрация этой музыки совпадает с генетическим кодом русского человека». Каково, а?
       - Ты это про что?
       - Про вибрацию.
       На том и расстались. Даже чаю вместе не попили. Уж очень Ч. Паркер куда-то спешил, а куда – не сказал.
       …Наутро адепт скоропалительных финалов проснулся среди голубых бликов своей холостяцкой спальни, имея состояние снисходительной важности и неуязвимого превосходства. День обещал быть безоблачным, голова была свежа и независима, сухое поджарое тело подрагивало от жеребячьего нетерпения. Он потянул с прозаическим хрустом суставы и, плавно извернувшись, сбросил ноги на пол. Наполнив собою халат и сунув в карман мобильник, он пружинистым манером достиг кухни, где первым делом снарядил кофеварку, намереваясь укрепить утреннюю гармонию вкусом и запахом кофейных миражей. Запустив аппарат, он полез в холодильник, чтобы извлечь оттуда сыр и масло, специально созданные господом богом для атеистов вместо утренней молитвы. Холодильник охотно распахнул ему свою нетающую душу и представил его взору…
       Что такое? Что это такое?! Как это понимать?!!
       Прозаик тупо смотрел в хорошо освещенные внутренности, пока его утреннее благодушие таяло, словно лед в горячей воде. На самом видном месте (а холодильник холостяка есть одно сплошное видное место) маячило нечто вызывающе таинственное, чего там быть никак не должно, а именно: желтая банка из-под пива объемом 0,5 литра! Он смотрел и смотрел на нее, а благодушие таяло, пока не растаяло окончательно, и на орошенном им пустыре не взошла репейником одинокая мысль: «Подсунул-таки, подлец…»
       В следующую секунду внутри него родилось беспокойное ощущение, что с ним не все в порядке, этакое преддверие панического страха на почве сомнамбулического толкования двусмысленных примет бытия. Только это не было преддверием того дежурного страха, что является по первому зову и так же легко отступает. Это был метастрах, некий мегасантимент из глубин ДНК, прямой потомок прадедушки ядра и прабабушки протоплазмы, древнее, чем состояние предодиночества в пра-океане в доисторический шторм! Слизь, выделяемая им, способна прожечь в настоящем крохотное отверстие, вполне достаточное, чтобы через него одним глазком взглянуть на будущее и опалить глаз его красками, втянуть его запах, впустить в себя его гул и застыть, как соляной столб!..
       Помертвевший, пустой, как воздушный шар прозаик оттолкнулся  и поплыл, не помня себя, туда, куда погнал его ветер интуиции, туда, где могла находиться разгадка желтой банки, туда, где эта разгадка грозила обрести роковой смысл – в спальную. Он плыл, не чувствуя пола, сопротивления дверей, невежливых углов, потеряв обоняние, осязание и слух, широко открыв глаза и приготовившись к их последнему докладу. Он проник в спальную и, вцепившись взглядом в янтарь ночного столика, потянул себя к нему, как канатом. Теряя силы, достиг лакированного островка и застыл, ослепленный.
       На столике лежало кольцо. Безусловно, золотое. С неподражаемым, будто исходящим изнутри отсветом, без видимых изъянов, свойственных долгой службе или частому хождению по рукам, без особых примет и со скромным, чуть заметным на каплеобразном наплыве вкраплением породистого вещества размером не более песчинки, но искрой превосходящего небольшой бриллиант. Если бы сочинитель мог взглянуть на его внутреннюю поверхность, то обнаружил бы там отчетливую надпись «Верни меня...». Одним словом, кольцо, как кольцо.
       В кармане халата взорвался телефон. Крупно вздрогнув, хозяин спальни вытащил его бесчувственной рукой и приложил к чужому уху.
       - Ну как тебе финал, мой друг? – услышал он знакомый голос.