Охотоведы на Сахалине

Общежитие студентов-охотоведов находилось на улице Подаптечной, и представляло из себя жалкое зрелище. Двухэтажные деревянные бараки с покосившимися окнами и прогнившими, местами, стенами. Вокруг всё завалено мусором многолетней давности. «Удобства» были во дворе и ...лучше в ту сторону вообще не смотреть и, тем более, не ходить туда.

Переселение в новые, красивые корпуса откладывалось из года в год, а здесь уже ремонт не проводился, и всё зарастало грязью и прочей нечистью. Но проходная функционировала исправно и бдительно.

Общежитие ежедневно, независимо от времени года, горланило песни своими кривыми окнами под аккомпанемент гитар, ругалось и харкало обшарпанными коридорами, смазывая на стены кровавые сопли, смеялось сальным и дешевым анекдотам, радовалось жизни.

Охотоведы, по натуре своей, были также добры, как и беспощадны.

Комендант общежития, – старый солдат, закончивший войну где-то под Берлином, заходил в эту обитель каким-то скованным шагом. На своей шкуре испытал он гнев студентов, когда осмелился голос повысить на “старичков”. Застал их за увеселением и позволил себе кулаком по столу стукнуть.
 
Двоих потом лишили стипендии на весь семестр, но коменданта они выкинули со второго этажа, прямо сквозь оконную раму.

На кухне, а она была большой и общей,  постоянно пахло вареным или жареным мясом. Разговоры были всякие, – дескать, браконьерят охотоведы постоянно, а то говорили, что с ближайших колхозов мясо таскают или, вообще мол, собачину едят. Но ребята свои секреты не раскрывали, ели мясо и гостей кормили.

Студенты-охотоведы вообще народ ушлый. Соображают. А третья группа подобралась особая, думающая. Там были собраны все женатики и холостяки в возрасте. Они и в общаге селились по этому признаку в первую очередь. Комната “стариков”. Все прочие студенты знали, что в этом крыле общаги не желательно шуметь без причины. И “старички” такие были на любом курсе. Относились к ним не то чтобы с особым уважением, а скорее, с пониманием.

Третья группа отличалась от остальных, в первую очередь, успеваемостью. Ну, какая к черту успеваемость, если житейские заботы заедают. Лёхе Новосоеву жена постоянно звонит, плачет чего-то. Он не говорит, но ходит потом смурной. Виктор Дуваев дочку поднимает на ноги, она с его матерью живет. А мать – пенсионерка, чем она поможет. Гоги, тот вообще решил на заочное переводиться, поедет в свою Грузию, – отец требует. Отец – закон.

Да и у остальных заботы не выводятся. Как-то появилась в общаге миловидная девица, нормального возраста, Виктора спрашивала. А тут Женя, как на грех, – сосед по комнате. Женя этот ловелас был страшный. Для ознакомления с этой личностью можно чуть отступить от темы, один пример привести.

Стипендию в те годы строго платили, день в день. Получай свои законные тридцать рублей и живи хоть весь вечер, хоть на месяц растягивай. Так вот Женя в этот день обычно в ресторан заруливал. Правда, гулял аккуратно, не транжирил зря. Коньячку возьмет для виду, чуть-чуть закусить и ждет, по сторонам поглядывает. А глаз имел наметанный, девиц видел насквозь.
 Выберет себе жертву, за столик усадит, галантно ухаживает, представляется обычно научным сотрудником. Немного посидят, признакомятся, Женя начинает лапшу вешать: некогда, дескать, рассиживать в увеселительных заведениях, работа ждет, ответственность на нем. У той  дуры уши отвисают, глаза круглыми становятся. А этот дальше:
– Если вы  не против, то можно ко мне поехать, видео посмотрим, музычку послушаем, – из Японии недавно записи хорошие привез.

И уговорит ведь. Но самое интересное, это как он их уговаривает в общагу пробираться, мимо помоек, мимо канализации разрытой, искать в заборе дыру и залезать туда, – через проходную же не пустят. О чем они думают, когда он их тащит в эту вонючую, обшарпанную общагу, где в комнате восемь человек живет, а на стене клопами выдавлено:  «Миру – Мир».
 
Музычку послушать... Да там даже радиоприемника-то не было. И ведь приличных девиц другой раз притаскивал. Плакали потом, когда он просил всех обитателей комнаты выйти ненадолго.

Вот таким веселым человеком был Женя.

Так вот, значит, девушка как-то появилась в общаге, Виктора спрашивала и на Женю попала как раз.
– Пойдёмте, пойдёмте, – говорит, – я вас развлеку пока, а братишка подойдет скоро.
Она вроде как к брату приехала, попроведать. Ну и разговоры всякие с ней начал, анекдоты. Та смущается, вроде бы. Женя её уже за руку держит, – он опытный, один раз даже лечился от любовной болезни. Девушка, чтобы тему сменить, спрашивает:
– Как вообще живете, хватает ли стипендии на житье?

Женя ей и объяснил сразу, что трудно, мол.
– Покушать надо, что-то одеть надо, в кино иногда сходить, да и на вас... ****ей, тоже надо.
Та вскочила, руку Женину с коленки скинула, глаза выпучила, а тут как раз Виктор зашёл, последние слова слышал, – не разбираясь, в ухо заехал, Женя чуть не упал. Действительно это сестра была младшая, – инцидент получился.

Так вот, все эти студенты были обременены всяческими заботами, и не малое место среди прочих, занимали заботы материальные. Разгружали вагоны, на мясокомбинате работали, на мельзаводе, – много не заработаешь, – так, на прожитуху. А вот если на практику, куда на месяц раньше уехать, – можно оправдаться. А чтобы раньше уехать, сессию нужно сдать досрочно. Вот по этой части третья группа была мастером. Досрочно сдавали если не все, то уж через одну сессию точно.

Однажды договорились лесоводство досрочно сдать. Синий Натан преподавателем был. Фамилия у него – Синий. Так он условие поставил:
– Если первые трое на пятерки сдадут, тогда и у остальных принимать буду, а нет, значит, не получится досрочной сдачи.

Подумали студентики, получается, что только один у них отличник есть, нужно какое-то неординарное решение. Решили рискнуть.

Приходит группа на экзамен, аудиторию подготовили. Натан пришел, бумаги разложил на столе, билеты. Первых пять человек запустил, те билеты выбрали, расселись, тихо стало. Натан туда-сюда прохаживается, ждет. Внимание привлек графин на столе, с желтоватой жидкостью. Налил себе пол стакана, выпил, – глаза свои еврейские выпучил, на всех смотрит, буравит. А те сидят, добросовестно ответы готовят по билетам, вроде и не замечают ничего.

Промолчал Натан, походил немного, успокоился, еще полстакана налил. Тут все облегченно вздохнули, – значит, сдадим экзамен. В графине том была бутылка водки и две бутылки газировки. Так Натан к концу экзамена действительно синим стал, без закуски же.

Умудрялись всячески, кто как мог. Договаривались. А сессию раньше сдал, – всё, или на ондатровку, или на ореховку, или на охоту можно попасть. Можно и группой куда-нибудь рвануть.

В этот раз договорились группой на Сахалин поехать, на путину. Не вся группа, половина только смогла вывернуться. Петя Остроумов, – штатный бугор во всех групповых делах, – списался заранее с Сахалином. Вызов пришел вовремя,  все путем.

Прилетели в Южный с мечтами, забота была одна – как вместе на один сейнер попасть. Идиоты. Получилось вообще чёрт те что. Оказывается, их не на рыбалку вовсе вызывали, а рыбу обрабатывать на комбинате.

– Нет, нет, не пойдет. Душа моря просит, и вообще, настроились уже, - запротестовала компания.
А директор комбината уперся:
– Я сказал, так и будет.

Покочевряжились несколько дней, работу другую искали. Вернулись. А отношения уже испортили. Директор им:
– Комсомольцы, молодые строители Коммунизма, а легких путей в жизни хотите, обогащения жаждете, позор!

И «телегу» в институт. Хромает, дескать, идеологическое воспитание.

А студентов – на самую дешёвую работу – рыбу потрошить. И даже аванс не дали, а жить на что? Кушать хочется.

Сначала, конечно, рыбу ели. Жареную, пареную, вареную, соленую, сырую, но быстро наелись. Да и к рыбе же водочка нужна, дело ж молодое, а где взять? Рыбу можно через забор перекинуть, много можно, а продать трудно, там же все рыбачат. Бабулька одна помогла, надоумила: – Икру бы взяла, – говорит. Тут и началось. На кишках же свой брат, студент, сидит. И пошла по жёлобу вместе с кишками икра. Только успевай, сортируй, да в полиэтиленовые мешки складывай. Таким же путем, через забор, пакеты попадали в сферу свободного  товарообмена: два мешочка, – это около пяти литров чистейшей икры, – бутылка водки. Иногда удавалось за деньги продать, но тоже очень дёшево, все понимали, что ворованная.
 
Ожили студенты, загуляли.
 Гуляли охотоведы широко, без оглядки, всех угощали, кто поблизости оказывался. Могут, правда, потом и поколотить слегка, под пьяную руку, но на угощения щедры были. Закуси изысканные появились на столах – крабы невиданных размеров в морской воде варёные, креветки даже, не говоря о всевозможных рыбных деликатесах и различных консервах и пресервах. Это уже ребят допустили в центральный холодильник комбината. Там много есть чего вкусного, да не для материка, не для строителей Коммунизма.

На материк всякое барахло в основном отправляли, гнильё, селёдку ржавую, горбушу быгалую. Но тоже не всегда, справедливости ради, нужно отметить. Другой раз и на материк вроде партия готовится, а возле каждой бочки мастер стоит, поглядывает, уже две нормы за смену не сделаешь – аккуратно надо укладывать.

Однажды хорошо погуляли, день рождения у кого-то был. Наутро тяжело проснулись, «загрустили», – ничего не осталось. Туда, сюда, даже к вахтерше общаги подкатывались, в долг хоть чуть-чуть. Бесполезно. Тёть Валя и присоветовала, – вахтерша-то:
– Вон, на помойке-то, кобеля поймайте, да корейцам снесите, вот вам и опохмелиться будет.

Разузнали толком, что и к чему. Оказывается, корейцы скупали собак. Слух пускали, что сами едят, вроде как от болезней разных полезна собачина, а на самом деле они бизнесом занимались. Стряпали пирожки, да торговали с лотков на барахолке. Ну, это уже не наше дело.

Организовать облаву на общаговской помойке, – дело нехитрое, тем более, если этим занимаются охотоведы.

Хороших собак не попало, но пару шавок изловить удалось. Посадили их в мешок и торжественно понесли по указанному адресу.

Корейцы жили в трехквартирном доме. Ограда была общая и поэтому не понятно, – сколько семей там поселилось. Правда, от улицы ограду отделял глухой забор. Двое ребят с мешком зашли в калитку и постучали в окно. Вышел старый кореец, ноги у него были кривые, и поэтому шёл он, широко переваливаясь из стороны в сторону.
– Сто тибе хотел? – приветливо улыбаясь, спросил старик.
– Собачек вот ... принесли, – говорят вам надо.
– Собацка карасо, карасо, - он ощупал мешок, выразил явное неудовольствие тем, что собачки маленькие. Развел руки в стороны и объяснил, - бальсой, бальсой собацка надо, карасо бальсой.

Парни тоже разводили руками, переминались с ноги на ногу и объясняли, что больших нет, но, если попадет, – непременно принесут. А сейчас у них совершенно нет времени, они очень торопятся и хотели бы получить за товар.

Кореец снова поцокал языком, что-то пробормотал и ушёл. Но быстро вернулся, сунул пустой мешок в руки одному и двадцать рублей пятёрками, другому. Парни переглянулись, соображая, мало это или ... Решили, что пойдет, «дурные же деньги», развернулись и шмыгнули в калитку, где их ждали жаждущие друганы.

Вся эта операция закончилась как раз к одиннадцати часам и когда вся компания ввалилась в магазин, – водку уже отпускали.

Есть такая поговорка: «Сколько водки не бери, а всё равно два раза бежать». Поэтому вскоре ребята снова загрустили. Не то чтобы очень, не так как утром, но не плохо бы чуть-чуть добавить.
Вот тут и пришла та самая идея в голову Виктору Дуваеву:
– Давай, Серёга, мы тебя корейцу продадим.
–
Серёга, – это закадычный дружок Виктора, даже не дружок, наверно это как-то по другому называется. Дело в том, что Виктор, – это настоящий русский богатырь, – широкие плечи, могучие, широко поставленные ноги, огромный рост. А Сережа, – это правильно сложенный, но миниатюрный человек. По национальности коми. Его и звали-то все не иначе как «комик». И вот, видимо, в силу своей миниатюрности, он, скорее интуитивно, искал какую-то серьезную опору, укрытие.

Виктор же, имея широкую и бесконечно добрую душу, тоже чисто интуитивно хотел кого-то защитить, охранить. И они нашли друг друга. Все уже привыкли и знали – если есть Виктор, где-то рядом должен быть «комик», или наоборот. По отдельности их видели очень редко. Конечно, зрелище было несколько комичное, когда они шли рядом, особенно, если куда-то торопились, но подсмеиваться над ними могли только самые близкие друзья. И то не часто, и соблюдая определенный такт.

– Посадим тебя в мешок и продадим, а как мы с деньгами уйдем, выскочишь, и ходу.
Сергей говорил с акцентом, русский так и не стал ему родным, а особенно когда он начинал волноваться:
– Нэ знаю, ты болшой, думай.

  Думать было некогда, время уходило, а идея всем понравилась. Откуда-то появился крапивный куль, – в таких на комбинате хранят соль, и каждый стал советовать, как лучше обстряпать это дело. Сергей легко залез в мешок, свернулся там клубком и, действительно, стал походить на большую собаку. Ему посоветовали обхватить голову руками, а локти выставить, – как морда у собаки, так было вообще здорово похоже.
– Всё, пошли.

Зажав мешок под мышкой, Виктор широко шагал по улице, –  торопился. Рядом, постоянно сбивая шаг и, то забегая вперед, то чуть отставая, почти бежал Сергей. Он что-то вполголоса бормотал, видимо на своем языке.
Виктор его ободрял:
– Ничего, не волнуйся, я тебя меньше чем за пятьдесят не отдам, всё будет тики-тики.

Трое любопытных сопровождающих шли сзади, чуть отстав, потихоньку хихикали.
 
Перед самыми воротами корейца Сергей быстро занял место в мешке и принял заученную позу. Мешок покрепче завязали, закинули Виктору на спину и ткнули калитку.

Остановившись под окнами, он осторожно спустил мешок на землю и брякнул в стекло. Но кореец уже видел его и спешил навстречу, раскачиваясь из стороны в сторону. Он сразу зацокал языком и стал ощупывать мешок, обходя его кругом. Виктор стал торопить, потирая пальцы. Кореец направился было обратно, показывая, что он принесет пустой мешок, но тот не пускал его, махнул на мешок рукой, – деньги давай. Кореец вытащил тридцать рублей и неуверенно протянул. Виктор быстро взял их, и уже на ходу сунул в карман, – заволновался, торопливо хлопнул калиткой.

Выскочив на улицу, он широко зашагал в противоположную от общаги сторону. Один из сопровождавших кинулся за ним. Двое же остались, – любопытство взяло верх, – приникли к щелкам  в заборе и наблюдали за тем, как Серега будет выскакивать из мешка и убегать. Кореец ходил вокруг мешка, и всё щупал его, довольно улыбаясь. Затем он ушёл. В ограде всё было тихо. Немного погодя появилась молодая женщина и следом за ней кореец. В руке у него была какая-то болванка, напоминающая бейсбольную биту. Он ещё раз пощупал мешок и..., коротко взмахнув битой, врезал, что есть мочи предполагаемому кобелю в лоб.

Что тут началось! Раздался страшный рёв на чистом человеческом языке, который здесь же перешёл в тарабарщину, непонятную даже корейцу, только иногда проскакивали международные маты. Кореянка, стоявшая рядом, отпрыгнула в сторону, не спуская глаз с мешка, пробежала круг по ограде и со всего маху влетела в забор.

Парни, наблюдавшие за этой картиной в щелки, кинулись в разные стороны очень быстро.

Кореец сидел на земле и что-то бормотал, придерживая себя одной рукой за грудь. Глаза его были широко открыты и становились ещё шире, по мере того, как на мешке расплывалось тёмное пятно.
Мешок теперь принял какую-то неестественную позу и раскачивался из стороны в сторону, все тише и тише постанывая.

Кореянка, наконец, сообразила, куда ей надо бежать и кинулась туда, далеко огибая мешок.
В это время в ограду влетел Виктор. Губы у него тряслись, глаза были бешенные:
– Убью, убью! - орал он.

Подскочил к мешку и трясущимися руками стал развязывать его. Кореец повалился набок и заныл:
– А – а – а ...
Из-за угла высунулись и заголосили три женские головы.
– Убью, суки, убью, - повторял Виктор.
Наконец он смог развязать мешок.

Зрелище было, конечно, жалкое. Сергея спасло то, что он локти вперед выставил, а голову руками обхватил. Одна рука распухала на глазах и становилась фиолетовой. С головы по волосам уже нехотя, уже останавливаясь, капала кровь. Глаза были закрыты, он тихонько что-то бормотал.

Виктор осторожно поднял его на ноги и, придерживая, повел к калитке. Там их встречали ещё двое горе-собачников. Вся процессия направилась потихоньку в сторону общежития. Эксперимент не удался.

Некоторое время спустя группу разбили, и шестеро счастливчиков уехали на остров Медный, где занимались заготовкой котика. Так называется эта работа. А на самом деле это ужасная бойня молодых морских котиков. Бьют их большими деревянными молотками, или битами, наподобие той, которая была у корейца. Котята, в силу беспомощности не могут убежать от так называемого  охотника.
 Целыми днями и ночами охотники с головы и до самых последних пальцев на ногах в крови и сале, в кишках и дерьме. И длится это удовольствие почти месяц, но платили за это хорошо. Правда, ребятам, что попали туда, показалось, что можно бы и побольше платить. В целях восстановления справедливости они законсервировали себе по десять шкурок. Кто в трусы, кто в майку, кто в сапоги.

В общем, все попали. Неприятность была серьезная, – из института отчислили, но не совсем, через год они восстановились.

Остальные же честно и добросовестно, в меру своей воспитанности работали на комбинате. Получали зарплату, курковали ее в разные потайные места, чтобы потом увезти семье. А как же, семья – это святое, ее же кормить надо.
 За хорошую работу директор комбината разрешил выписать студентам по два килограмма копченой рыбы. Но они отказались, – им ее уже некуда было складывать. Все чемоданы, сумки и даже чехол от баяна, были заполнены этой самой копченой рыбой. Никто и не думал, что директор таким добрым станет.