Прерванный полет

Посвящается
курсанту
Павлу Шкляруку

«Я лечу?»
Герман не веря в полёт смотрел вниз. Там была земля. И она качалась.
Наверху небо с высокими перистыми облаками. Так и хочется подняться и врезаться в их белые крылья.
Пришло ликование. Он, Герман, управляет реактивной машиной!
 
...Магнитофонные «Песняры» пели грустную и красивую в своей непостижимой изящности песню. У Женьки была хрупкая талия, а позвоночник  запомнился в танце глубокой колеёй. Его руки запомнили это с первого раза, когда он пригласил на вальс новенькую ученицу, пришедшую в девятый класс.
Женька была самой лучшей девчонкой, и товарищи Германа по классу изощрялись в способах привлечь ее внимание. Один был гимнастом, и ему прочили большое атлетическое будущее, второй так пел, что ни один вечер не проходил без его участия, третий слагал стихи и писал рассказы.
Женька была в его объятиях, но она не думала всерьёз об их отношениях. Она думала обо всех сразу, кто пытался завоевать ее сердце. Она думала о надежности ребят.
Спортсмен Алехин – это человек, не принадлежащий самому себе. До определенного возраста, когда мышцы станут подводить. Жить с тренером маленьких девочек и мальчиков после десяти лет совместной жизни?
Певец Александров? Он же смотрит в зал и выискивает тех, кого можно окрутить на этот вечер. И она, Женька, будет лишь очередной его жертвой. Нет, он какой-то пройдоха.
Школьный поэт Войнов, мнящий себя будущим членом союза писателей?
Прорыв в большую литературу может произойти, если попадется умный редактор. Но попадется ли, и стоит ли рассчитывать на схожесть фамилий с Войнич? И, как всегда, все писатели, музыканты, певцы спиваются. Роди ему, а он полюбит только бутылку…
У нее, Женьки, мудрая бабушка. Она говорила, что лучше офицера нет мужчины на свете. Он защищен государством, он часто переезжает, и в части, где он будет служить, женщин нет, а на шалавых женятся только дураки…
- Меня вчера вызывали в военкомат, - сказал Герман.
Однако как он поймал ее рассуждения! Как ему это удалось?
- Но ведь по возрасту тебе рано?
Женька слегка отстранилась, чтобы посмотреть на Германа.
- Я ухожу сразу после школы в училище.
- Ты уже выбрал, какое?
Герман прижал ее ближе, почувствовав упругость груди девушки.
Она без лифчика!
Он сильнее прижал к себе Женьку, но тут же отпустил, потому что внизу моментально выросла преграда (через два дня спустя к нему подойдет Валерия, которую, по рассказам мальчишек, кто только не пробовал, и скажет, что с поднятым забралом трудно танцевать. Не правда ли?)…
Женька поняла, что он уже и не мальчик, хотя, еще без ожидаемого девушками опыта. А учитель физики Буянов сразу же запустил одну руку под ее кофточку, а другой задрал юбку и, просунув руку под трусики, припечатался к ее лобку. Он что-то стал творить своим пальцем. И неожиданно приятно, и стыдобища! Она вырвалась и убежала, полыхая огнем неведомых чувств. Еще долго хотела оказаться наедине с физиком. Но этого больше не случалось, а вот дела по предмету у нее пошли чрезвычайно хорошо, и можно было не беспокоиться за годовую отметку. Оказывается, как мало было отдано…
- Я буду летчиком.
- Правда?
- Уже почти всю комиссии прошел…

Первый самостоятельный полет у него прошел блестяще. Да и ничего особенного не было. Выводишь, как автомашину, самолет на взлетную полосу, держишь тормоза, а ручкой управления двигателем – РУДом - рвешь двигатель на максимальную мощность. Элка, чехословацкая машина, дрожит, как скакун перед стартом, взмах хлыста и она срывается. А здесь лишь отщелкнешь стопор тормоза и самолет прямыми крыльями рвется в небо. Убирай шасси и машина, и ты – свободны!
Ах, это чувство полета! Воздух - он и пропускает твою машину вперед, и держит ее на своих невидимых ладонях. А ты, летчик, держи эти ладони так, чтобы не соскользнуть с них! Воздух – это обволакивающая субстанция, и здесь надо себя держать как мужчина перед женщиной. Она соблазняет, а ты держишься, потому что знаешь, что хочешь. Ты делаешь все, чтобы остаться при своем главном интересе – лететь дальше!
Полет по «коробочке» - это маршрут четырехугольником. Смотришь вниз и видишь ориентиры. Поворот. И до следующего. Хотя смех разбирает, поле с желтым от пшеницы цветом, и каким-то придурком выкошено: «А хо-хо не ху-ху?». А третий знак – купол церквушки с крестом. «Чур, не креститься! – кричит за спиной инструктор в наушники. – Не бросать РУД!» А четвертый – вид полосы аэродрома.

Тот полет, ставший последним в жизни Германа, был несложным. Но маршрут уходил в сторону от их городка, аэродрома, цеплялся за Волгу. Именно на подлете к реке двигатель заглох. Поселок слева, поселок справа, назад не повернешь, лишь планирование на воду. Это опасно. Это то же, что воздух, но более плотный - надо держать плоскость.
- Отказал двигатель, - доложил на удивление спокойно. - Не запускается, высота триста, сажусь на Волгу!
Все правильно, по инструкции. Уже подняты пожарные и медицинские машины. Но сюда ехать 30 километров! Успеют ли?
Только случайный прохожий увидит падение самолета. В кабине же все шло мучительно долго, потому что все существо сопротивлялось предстоящей встрече с водой. И время как бы остановилось, хотя событие шло своим неотвратимым чередом.
И снова вспомнился тот школьный вечер, и глубокая ложбинка у поясницы, и острая грудь, сосок которой стал стальным…
И выпускной вечер, когда они снова танцевали, но шампанское и чувство свободы спутали все мысли.
«Трогай меня, трогай!» - твердило тело Женьки. Ее губы были близки, и танцующие слегка соприкасались ртами. Шепот Женьки поставил все на свои места: «Уйдем! Ты же знаешь, я живу рядом. Побежали!» Он, Герман, повел себя как истинный кандидат в офицеры: не торопил, но не давал угасать страсти. Древний инстинкт мужчины держал их в сладостном напряжении, как пробку в жерле вулкана. И лишь одно движение, когда он лишь оттянул трусики Женьки вниз, а она поддержала это, полностью от них освободившись, дало ход безумству.
Они уже потеряли счет совокуплениям, как в дверном замке послышался скрежет от вставляемого ключа. Когда мама вошла, они сидели за столом, и смотрели друг на друга испуганными, но пылающими взглядами.
- Когда поженитесь? – только и спросила мама Жени.
- После первого семестра Германа.
- Понятно, если позже, то вам придется идти в ЗАГС с лялечкой.
Герман сдержал обещание и зимой они расписались. Женьке трудно было склониться из-за живота над документом, чтобы расписаться.
Все его каникулы не выходили из дома, а все десять дней пролежали в кровати. Лишь мама Женьки в первые дни тихо сказала за ужином:
- Вы хоть ребеночка не покалечьте.
Жертвой стала двуспальная кровать, о спинку которой отталкивался ногами Герман. Кровать развалилась, и мама Женьки долго смеялась:
- Господи, какие же вы дураки!
А отец Женьки смущенно восстанавливал мебель. Пахло казеиновым клеем. В эту ночь они сбросили матрац на пол.
...В эти мгновения стремительного приближения к воде Герман как бы "видел", лежащую в нагрудном кармане фотографию дочери. Осенью, после лагерей, он мог бы ее увидеть, но сейчас перед ним вырастала в своей неотвратимости громада волжской воды.
Катерок с мальчиком и девочкой был на курсе планирования. Может быть для Германа всё бы обошлось, но парочка целовалась, не обращая внимания на весь мир. А на них летел самолет. Его трудно было услышать, он падал тихо, как подстреленная в небе большекрылая птица, выискивая место посадки. И чтобы обойти их, Герман повел рудом чуть в сторону, и машина крылом вошла в реку. Вода нее принимала корпус, шасси, сама отталкивала от себя возмутителя покоя...
Крутануло и бросило с бешенной силой. Герман невидяще уткнулся лбом в стекло кабины, не чувствуя ни боли, ни потоков крови на лице.
За кабиной все быстро уже успокоилось. Ил и песок улеглись. Рыбы проплывали рядом, совершенно не интересуясь новым предметом.
Герман «видел» только Женьку, в самых непристойных позах, смеющуюся и зовущую его…