Лыцари Яицкого войска

(Историческая статья)


Со времён жестокого монголо-татарского нашествия чингизида Бату-хана, или Батыя в простонародье, жило по берегам славного Яика загадочное племя казаков, не похожих ни на одно казачье войско России. По преданию, издревле бытовавшему среди яицких казаков, предки их будто бы вышли когда-то, в стародавние времена, из Скандинавии, с территории нынешней Норвегии. То есть, – были норманнами, или как их звали на Руси – варягами. Смешавшись со славянским населением, с русичами, варяги переняли их язык, обычаи, греческую православную веру, но многое оставили и своего: воинственность, свободолюбие, храбрость, а главное – особенности хозяйственного уклада, связанного с рыбной ловлей на реке Яик. Поступив на службу к золотоордынским ханам, стали именоваться бывшие вольные варяги – казаками, что в переводе с татарского языка и означает – вольные люди. Подчинялись они вначале Белой Орде, являвшейся восточным улусом Золотоордынского ханства. Управлял ордой родной брат Батыя, Шейбани-хан. Во вновь образовавшееся казачье сословие, помимо варягов и славян, входили угры и частично половцы, которые проживали в пойме Яика до нашествия монголо-татар, а также одиночки и группы из других ближайших и дальних азиатских племён, отбившихся от своих улусов.
Яицкие казаки несли в основном пограничную службу по реке Яик – Джаик по киргиз-кайсацки, что значит – «затопляющая», или большая вода. По весне и впрямь разливался Яик-Горынович широко, подтопляя поймы, левобережные низины и конские привольные пастбища. Иногда использовали татарские ханы яицких казаков и в дальних походах, как это делал, например, хромой Тимур Тамерлан. В его орде яицкие казаки считались лучшими воинами, из них же состояла и личная гвардия великого и безжалостного монголо-татарского полководца. Сами себя казаки гордо величали «лыцарями Яицкого войска», что красноречиво свидетельствовало об их привилегированном положении в империи Тамерлана.
За свою безупречную, нелёгкую службу по обороне западных границ Золотой Орды яицкие казаки получали жалованье. Из столицы Белой Орды, города Сарайчика, им присылали хлеб, оружие, одежду. Им выделяли земельные участки под пашни и пастбища и речные угодья для ловли рыбы, освобождали от выплаты ханской дани и подушной подати. В казачьих поселениях всеми административными делами заправляли заезжие ханские чиновники – баскаки. Военных руководителей казаки выбирали сами, на своих кругах, или курултаях, по-татарски. Им разрешалось исповедовать христианство. Со стороны ханской администрации гонений на православную веру не было, в яицких казачьих поселениях строились церкви и храмы. В столице Золотой Орды, Сарае, сидел православный Митрополит, которому подчинялось всё казачье духовенство. Власти не предпринимали попыток насильственного обращения яицких казаков в мусульманство.
Служа в монголо-татарском войске, казаки хорошо освоили и переняли боевую тактику кочевников: в походе, как и те, – использовали заводных коней, перед началом боевых действий проводили глубокую разведку, а в обороне несли бдительную дозорную службу. Во время битвы часто устраивали засады в укромных местах, обманным отступлением заманивая туда противника. Практиковали скрытные обходные манёвры, стремительный охват флангов, решительную атаку развернутой конной лавой. Помимо всего прочего, яицкие казаки метко стреляли из тугих татарских луков, мастерски владели всеми видами холодного оружия, умело метали крепкие волосяные арканы.
Не менее мужчин многими качествами сильного пола обладали и яицкие казачки. Во время нападения врагов на казачьи поселения, казачки нередко заменяли своих убитых в бою мужей. Это к ним в большей мере относятся знаменитые некрасовские строки: «…коня на ходу остановит, в горящую избу войдёт…»
Во время золотоордынских междоусобиц, когда власть в столице ханства, Сарае, захватил безродный тёмник Мамай, яицкие казаки перешли под руку хана среднеазиатского улуса Тимура Тамерлана, – Железного Хромца, как прозвали его на Руси. В войсках Тамерлана яицкие казаки считались лучшими воинами, стремительной конной атаки которых не выдерживал ни один неприятель. Они воевали в Средней Азии, Персии и Индии. Железный Хромец восхищался храбростью и сноровкой яицких всадников и так отзывался об их воинских навыках: «Усвоивши манеру сражаться по казачьи, снарядил свои войска так, чтобы я мог как казак проникнуть в расположение врагов». Это была довольно высокая похвала, – наглядное свидетельство высоких боевых качеств казачьей конницы. Яицкие казаки, в составе армии хана Большой Орды Тохтамыша – ставленника Тимура, – принимали участие в разгроме войск Мамая и изгнании его из Сарая.
Много славных подвигов совершили «лыцари» Яицкого войска и после развала Золотой Орды, помогая царю Ивану Грозному добивать Казанское ханство. Совместно с донскими и гребенскими казаками они участвовали в осаде и взятии Казани, а также в рядах войска казачьего атамана Ляпуна захватили Астрахань. Во время Ливонской войны яицкие казаки в составе казачьего отряда общей численностью в десять тысяч всадников, куда опять же входили донские, гребенские, а также волжские удальцы, участвовали во взятии крепости Нарва. Командовали войском знаменитый атаман, будущий покоритель Сибирского ханства, Ермак Тимофеевич и атаман Заболотский. А в 1556 году отряд яицких «лыцарей» вместе с армией князя Андрея Курбского осаждал город Дерпт. К слову сказать, оный князь тоже не безызвестен в отечественной истории, но – с отрицательной стороны. Опасаясь расправы над собой своего бывшего благодетеля царя Иоанна IV, у которого князь одно время был самым близким советником, доверенным лицом, членом так называемой «избранной рады», Курбский изменил ему и передался полякам. Мало того, затеял с Грозным горячую эпистолярную полемику, обвиняя царя в жестокости к подданным и злоупотреблении властью, затем возглавил польское войско и вторгся во главе его в пределы своего бывшего отечества. Если взглянуть на деяния Андрея Курбского с современной точки зрения, то планида его во многом схожа с судьбой его тёзки, генерал-лейтенанта Красной Армии Андрея Андреевича Власова. Тот также как и Курбский был любимцем руководителя государства, также по политическим мотивам изменил ему, перейдя в военное время на сторону неприятеля, также до сих пор не реабилитирован и заклеймён как предатель.
Яицкие лихие молодцы участвовали и в знаменитом походе атамана Ермака Тимофеевича в Сибирь, где они, перевалив через Уральский хребет, сцепились с ордой сибирского хана Кучума. В смутные времена пополнили «лыцари» Яицкого войска ополчение Минина и Пожарского, выбивая из московского Кремля засевших там поляков, во главе с гетманом Ходкевичем. Несмотря на своё свободолюбие и бунтарский нрав, яицкие казаки не поддержали ни Лжедмитрия Первого, ни Лжедмитрия Второго, оставаясь верными законным властям. Прохладно они отнеслись и к страстным призывам другого ярого бунтаря, Степана Тимофеевича Разина, пытавшегося поднять Яик против царя Алексея Михайловича. Казаки в Яицком городке, вкупе с государевыми ратными людьми, стрельцами, – встретили воровскую ватагу Разина выстрелами из пушек и пищалей, когда тот попытался к нему приблизиться, чтобы договориться о зимовке. Только небольшая группа отчаянных голов с Яика-Горыновича числом не более двухсот человек последовала за знаменитым донским атаманом на Волгу, неизвестно где сложив свои отпетые буйные головы.
Считается, что официально Яицкое казачье войско, как воинское формирование, поступило на службу московскому царю в 1613 году. Именно в этом году, по завершении великой российской смуты, на Москву была послана делегация яицких казаков с просьбой взять их под свою руку. Вновь избранный Земским собором, состоявшимся в январе 1613 года, новый российский самодержец, шестнадцатилетний Михаил Фёдорович Романов, сын митрополита Филарета, милостиво принял казаков на государеву службу и пожаловал «Владенну грамоту». В ней царь щедро жаловал их рекой Яиком с верховьев до самого устья, со всеми впадающими в неё реками и притоками, рыбными промыслами и звериной ловлею, а равно и солью беспошлинно, свинцом, порохом, крестом и бородою. Казаки как зеницу ока берегли жалованную царскую грамоту, но не доглядели: во время одного из пожаров в Яицком городке ценный документ сгорел, а получить дубликат казаки не смогли, потому что точно не знали, каким Приказом он был выдан.
Впоследствии Яицкое казачье войско неукоснительно выполняло все распоряжения Москвы, посылая свои летучие отряды во все горячие точки, где Россия вела войны с соседними государствами. Участвовали казаки и в Петровских походах, в частности брали с донцами турецкую крепость Азов, и в усмирении бунтовавших то и дело башкирцев, и в неудачном набеге на Хивинское ханство князя Бековича-Черкасского в 1717 году, закончившегося, к сожалению, полным разгромом русского экспедиционного корпуса.
Пожалованные малолетним царём Михаилом Фёдоровичем «крестом и бородою», во времена правления Алексея Михайловича яицкие «лыцари» в штыки восприняли церковную реформу патриарха Никона (Никиты Минова в миру) по введению на Руси обновлённых по греческому образцу, унифицированных церковных обрядов и исправлению богослужебных книг. Начатая в 1652 году, реформа всколыхнула всю православную Русь, поставив её на грань новой жестокой междоусобной смуты и братоубийственной гражданской войны. Церковную реформу Никона поддержали и одобрили церковные соборы с участием восточных патриархов. Царь Алексей Михайлович тоже ратовал за исправление богослужебных книг и унификацию православных церковных обрядов, что было в интересах укрепляющегося самодержавия. В церкви, стоявшей верным стражем у царского трона, не должно было быть разброда, шатания, анархии и вольнодумства! Всё должно быть приведено к единому образцу.
Основные изменения коснулись церковных обрядов. Вместо традиционного на Руси двуперстия Никон ввёл обычай креститься тремя пальцами, так называемой щепотью, земные поклоны были заменены поясными. По указке Никона слово «аллилуйя» во время церковных богослужений стали произносить не дважды, а трижды, вокруг аналоя двигались теперь не по солнцу, – как тогда говорили «посолонь», – а против солнца. Несколько видоизменил патриарх Никон и облачение священников и монахов. В текстах богослужебных книг производилась замена одних слов другими, мало, впрочем, влиявшими на смысл священных писаний. Так, имя Сына Божьего Исуса стали писать с двумя «и» – Иисус. Слово «певцы» заменили «песнопевцами», «вечное» – «бесконечным», «видевшие» стали «узревшими» и так далее.
Оппозицию Никону, а значит и официальным московским властям, поддерживавшим церковную реформу, возглавил безвестный до того протопоп, уроженец Нижегородского уезда, Аввакум Петров. По сути, он тоже был реформатором, но в пику Никону, подгонявшему всё под греческие и византийские образцы, ратовал за то, чтобы править книги по своим, древнерусским канонам. Разгорелась яростная борьба между сторонниками патриарха Никона и раскольниками Аввакума.
Властный и честолюбивый, – Никон вознамерился заполучить не только духовную власть, но и светскую, разделив её с царём Алексеем Михайловичем, как это было во времена правления его отца. Государь отверг все претензии патриарха на совместное правление, и тогда Никон демонстративно удалился от дел и самовольно сложил с себя сан патриарха. Для суда над бывшим патриархом в 1666 году был созван Московский Церковный собор, который официально лишил Никона высокого сана и отправил простым монахом в Ферапонтов монастырь. Последовавший затем Церковный собор 1667 года поддержал церковную реформу и предал анафеме всех её противников, которых с тех пор стали называть старообрядцами. Собор призвал градские власти вершить над смутьянами и супротивниками скорый и беспощадный суд. А по статье Уложения 1649 года надлежало безжалостно сжигать на костре всякого еретика, возводившего хулу на Господа Бога. Царь Алексей Михайлович, по православной церковной доктрине, считался наместником Бога на земле, и, следовательно, все раскольники, не принявшие реформы и постоянно хулившие царя, подпадали под вышеупомянутую статью. И запылали по Руси костры, сжигавшие старообрядцев. Некоторые скиты, не дожидаясь царской расправы, сами учиняли над собой сей скорый и страшный суд. Последователи Аввакума запирались в избах и церквях и сами себя сжигали. Многих раскольников бросили в остроги и темницы, многих угнали в Сибирь на каторгу, как двух московских знатных боярынь: Морозову и Урусову. Самого протопопа Аввакума, после сибирской ссылки и многолетнего заточения в сырой земляной тюрьме, сожгли на костре в 1682 году.
В связи с этими тревожными событиями на Руси, весь Яик, как один человек, встал стеной за старинную православную веру. Казаки готовы были умереть, но не допустить в свои церкви «диавольской» никонианской ереси! Жалованная грамота царя Михаила Фёдоровича Романова, где он награждал яицких своих «лыцарей» «крестом и бородою», послужила знаменем правого казачьего дела. Слова царя перетолковывали буквально: «крестом» он пожаловал их двуперстным, потому как другого тогда не было, а, следовательно, – царский указ обратного ходу не имеет. Не замай, патриарх Никон!.. Здрав будь, государь Алексей Михайлович, в Москве златоглавой, а мы, казаки, – здеся-ка, на Яике-Горыновиче…
В результате смелого казачьего противоборства новым церковным порядкам, почти всё левобережье Волги-матушки от Астрахани до реки Иргиз и далее на север, почитай до самой губернской Казани осталось в старообрядческой вере. Именно сюда, на Узени, Иргиз, Яик и Илек бежали со всей православной Руси спасающиеся от преследования царских властей раскольники. Яик стал своеобразным оазисом бунтарства и непокорности зарвавшейся, державной Москве. Сюда стекались изо всех казачьих войск и областей отчаянные головы, кому было уже нечего терять и жизнь казалась копейкой. Именно здесь, на Яике, в конце восемнадцатого века разгорелись два кровавых казачьих бунта, потрясших само основание Российского крепостнического государства, ввергших в трепет и шок правящие верхи во главе с императрицей Екатериной, разбудившие в простом народе непримиримую ненависть к угнетателям и страстную жажду свободы.


27 июня 2009 г.