Глава 29. Из солдат в поселенцы

5 ноября десять славных дней нашего медового месяца закончились, и я вернулся на службу. Это была уже совсем другая служба. Война за независимость подошла к концу, все замыслы были реализованы, цели достигнуты. Последние бои вскоре после моего возвращения из отпуска привели к тому, что египтян оттеснили за границу Палестины.  Теперь они удерживали только узкий береговой сектор около Газы. В иерусалимском секторе находился Арабский легион, также израильские силы не смогли освободить такие важные объекты, как еврейский квартал в Старом городе Иерусалима и Латрун или поселения Етциона. За арабами  остался и «Треугольник» - стратегический выступ между Хайфой и Тель-Авивом, разрезающий Израиль почти надвое. Шамир, ныне командующий этим районом, отклонил мое предложение ввести 7-ю бригаду и выпрямить "Треугольник", по причинам, известным только ему самому. Новый же Иерусалим был надежно в израильских руках, коридор жизнеобеспечения сохранился и даже расширился. На севере, в результате успешно завершившейся операции «Хирам», мы получили контроль над всей Галилеей. После разгрома армии Каюкджи было еще одно маленькое столкновение в нашем секторе. Сирийцы держали небольшой плацдарм возле  захваченного еврейского поселения Мишмар Хайарден, откуда угрожали Рош Пине. Но увидев судьбу Каюкджи, благоразумно воздерживались от провокаций.

После напряженных и опасных месяцев 7-я бригада должна была привыкать к однообразному  пребыванию на позициях напротив сирийцев. В хорошую погоду это, может, и удовольствие, но зимой совсем другое дело. Как иностранцам трудно поверить, что летом в Канаде тяжело переносить жару («Но не весь же снег тает?» - популярная реакция на это заявление), так же тем, кто не бывал в Израиле, трудно поверить, что зимы там бывают холодными. Одна ночь на наших позициях убедила бы их в обратном. На севере зимние ночи холоднее и наша неподходящая форма слабо защищала от холодных ветров, со свистом дующих с горы Хермон.

В таких условиях бойцы быстро стали скучными и раздражительными. Солдаты англоговорящей роты 72-го батальона начали так активно жаловаться, что протест фактически превратился в требование демобилизации. Командир собрал их и произнес убедительную речь, недвусмысленно объяснив какая привилегия им выпала, – снова защищать собственную страну после двух тысяч лет изгнания. Такие подбадривающие речи были обычным делом, но в данном случае имела место заметная разница – в отличие от большинства слушателей офицер был нееврей! Вступая в нашу бригаду, он не скрывал, что служит в британской армии и находится в отпуске. Из-за тогдашней позиции Британии желание выглядело несколько подозрительно. Но я оказал ему доверие и не ошибся. Со временем он стал начальником первого израильского воздушно-десантного училища.

Наша задача теперь заключалась в скучном патрулировании и несении караульной службы, оставляя много времени и сил для более интересных занятий. Вопиюще нарушая закон, мы частенько наведывались за ливанскую границу, где деревенские жители принимали нас очень дружелюбно и кормили по-королевски. Еще одно нарушение закона было более личным. Яэль переехала в Цфат, чтобы жить со мной. До сих пор я категорически запрещал личному составу бригады приводить жен или возлюбленных в наше расположение.  Пытался и сам соблюдать это правило, но Яэль просто сообщила мне, что приезжает в Цфат и делать было нечего. В сложившейся унылой обстановке я не мог впечатлить её своим героизмом. Однако, из-за ледяного тумана, окутавшего отель, где мы жили, да еще и в неотапливаемом номере, моей обязанностью стало первым ложиться в кровать, чтобы согреть холодные простыни для моей изнеженной молодой невесты*.

Поскольку активных военных действий не было, можно было больше времени уделить порядку и учебе в бригаде. Пришла пора также заняться тем, что давно беспокоило меня. А именно тем, что до сих пор израильская армия не имела нормального кодекса военных законов. Я не раз убеждался в его насущной необходимости. Однажды во время галилейской кампании я объявил тревогу в одном из батальонов. Это означало, что все без исключения должны занять свои места. Проверка обнаружила, что на месте нет... командира батальона! Это был столь шокирующий пример его солдатам, что я решил привлечь его к ответственности. Поскольку в армии не было юридической структуры, не было смысла в  формальном обвинении. Когда я доложил о происшествии командованию, оно «наказало» этого человека переводом в другую часть, где он продолжал служить офицером!

Отсутствие военной юриспруденции снижало эффективность и плохо отражалось на рядовых солдатах. Я помню один особенно вопиющий случай, свидетелем которого был, служа в Иерусалиме. Офицер Пальмаха построил весь свой батальон, чтобы наказать солдата, которого он обвинил в трусости под обстрелом. К моему ужасу офицер вытащил мальчишку из строя и несколько раз ударил, в том числе и кулаками, чтобы «наказать» за такое поведение. Сознательно опозорив его перед товарищами, наблюдавшими за этим в полном молчании, он втолкнул сгорающего от стыда парня в строй. Кроме полной деградации меня поразила сама идея наказания за то, что у семнадцатилетнего юнца, возможно  впервые столкнувшегося со смертельной опасностью, отказали нервы. Я не могу обвинять этого офицера. Дисциплина Пальмаха во многом опиралась на общественное мнение, возникающее в крепком каркасе взвода или отделения, где все друг друга знают. В такой крупной структуре как батальон это уже не работает. Не имея хороших военных законов, командир теряется и просто сам создает систему правил и наказаний.

Настало время поработать над своим любимым проектом. Был у меня подходящий для этого человек, один из бригадных офицеров А. Хотер Ишай. Послужив в британской армии юристом, он стал экспертом в области военной юриспруденции. Я усадил его за разработку собственного кодекса на основе британской модели. В результате кроме других  «первостей», 7-я бригада  стала и первой израильской частью с официальной юридической системой. Копия была отправлена высшему командованию и произвела такое глубокое впечатление, что Хотер Ишай был сразу же переведен в штаб армии для разработки основ общеизраильского кодекса военных законов.

Как оказалось, после успешного завершения операции «Хирам» участие моей бригады в активных боевых действиях не предполагалось. Но возобновление военных действий в будущем все еще было весьма вероятно. На этот случай я подготовил план наступления на сирийцев. Внимательно изучив местность и диспозицию противника, я убедился, что усиленная подкреплениями 7-я бригада могла бы окружить сирийскую армию, захватить Кунейтру и идти на Дамаск! Я представил эти планы в Северном командовании Моше Кармелю и его начальнику штаба Мотке Маклефу. План выглядел грандиозно, но не более амбициозно, чем предыдущие планы захвата Назарета и операции «Хирам», которые были блестяще выполнены.

Меня вызвали на встречу с Бен-Гурионом обсудить эти планы для Сирийского фронта. После полезного обсуждения мы продолжили рассмотрение общих вопросов военной организации, учебы и тактики, в результате чего он попросил меня подготовить подробную докладную записку. К концу января 1949 года я завершил многонедельные обсуждения  и исследования представлением ему двух отчетов по нескольким важным темам: обучение, дисциплина, отбор офицеров, мобилизация резервов, тактическая роль бронетехники, взаимодействие бронетехники и пехоты.

Бен-Гурион высоко оценил мой отчет по военным вопросам, позже он был принят израильской армией и полностью реализован. Бен-Гурион выразил надежду, что я останусь в армии и предложил возглавить все бронетанковые войска! Принять такое предложение было большой честью и большим испытанием. Согласие открывало путь к самой верхней ступени военной иерархии. Приняв этот пост, я получаю звание «Алуф» - полный полковник**, что означает подчинение только одному человеку – начальнику Генерального штаба. Это надежное и многообещающее будущее в Израиле.

В тот момент начала ощущаться другая половина моего двойного подданства. Я уехал из Канады почти год назад, за это время женился, жена еще не знакома с моей семьей. Хотя доставка почты в Израиль во время войны была далека от совершенства, даже это не могло остановить поток писем от родителей с требованием показать им как можно скорее молодую сноху. Поскольку переговоры на Родосе о перемирии с арабами продвигались хорошо, я чувствовал, что спокойно могу съездить на несколько недель проведать родных и попросил отпуск. В конце концов, получив разрешение, 7 октября 1949 года мы с Яэлью отправились в Канаду.

Это был запоминающийся полет. В то время из Израиля летала только бельгийская "Сабена", чьи самолеты не имели постоянного расписания. Яэль летела впервые в жизни и была немало напугана. Я, естественно, с уверенностью рассказывал ей, как хорошо эксплуатируются современные самолеты, как редко случаются неполадки, и так далее. Моя беззаботная рекламная болтовня моментально прекратилась стоило мне увидеть старинный "Дуглас" DC-3, который должен был нас везти, и услышать неприличные замечания наших собратьев-пассажиров - группы пилотов-добровольцев, возвращающихся в США.  В воздухе мою пропаганду развенчали их громкие комментарии по поводу сбоев двигателя. Они тоже были правы. Пришлось сделать две вынужденных посадки, прежде чем самолету удалось перевалить через Альпы. Вера Яэли в самолет и мужа слегка поколебалась. Но в качестве компенсации, пока самолет ремонтировался, мы наслаждались незапланированной остановкой в Ницце.

В Нью-Йорке нас встречали мои сестры Зельда и Ронни. Взглянув на девушку из маленькой страны, которую я привез с собой, они обе, красивые, утонченные, модные леди, потащили ее в основательный поход по магазинам, превзошедший самые бурные  мечты. Следующая посадка была в Торонто, где с великой радостью семья приветствовала Яэль и радушно встретила меня после почти года войны. Это здорово – быть дома.

Но мыслями я еще был в Израиле. Пока мы путешествовали, арабы решили, что у них нет надежды на окончательную победу. Наоборот, перед прекращением огня их армиям грозила неминуемая опасность распада. Они решили остановиться на достигнутом. 24 февраля 1949 года Египет и Израиль достигли соглашения. В этом же месяце подобные соглашения были достигнуты с Трансиорданией, Ливаном и Сирией.

1 апреля 1949 года мы вернулись в Израиль. Я долго думал и в конце концов с сожалением отказался от ранее предложенной Бен-Гурионом должности командующего бронетанковыми войсками. Блестящая перспектива находиться у самой вершины, риск и ответственность со славой и почетом, все это могло стать большой удачей, определенно изменившей бы мою жизнь. Но в итоге я все же отказался по той же причине, по которой отказался от должности командира 1-го батальона Собственного Королевского полка: я не солдат. Если во время войны потребуются солдаты – я буду там, в мирное же время хочу снять форму и вернуться к нормальной штатской жизни.

Бен-Гурион, принял аргументацию моего отказа. Принял и предположение, что сейчас я буду более полезен на гражданском поприще. Однако, взял с меня обязательство: «Военным ли, штатским ли, обещайте мне, что останетесь в Израиле!» Я пообещал.

Но обещание сдержать не смог, хотя искренне намеревался это сделать. Первые несколько месяцев по возвращении в Израиль мы снимали небольшую квартиру в Хайфе на горе Кармель. Вскоре обнаружилось, что Яэль беременна. Моя бурная радость была омрачена сообщением из Торонто, что у мамы серьезные проблемы с сердцем.

Тем временем я с энтузиазмом и энергией погрузился в деловой мир Израиля, что весьма удивляет и огорчает меня сейчас, когда вспоминаю об этом. Экономика нового государства в жалком состоянии, если мы не наладим ее, банкротство сделает то, что не смогли сделать арабы.

Главной причиной экономических проблем была иммиграция. Во время провозглашения государства 14 мая 1948 года еврейское население Израиля было чуть больше 600 тысяч.  В ноябре 1949 года оно достигло миллионной отметки и продолжало расти по мере того, как постоянный поток иммигрантов вливался в страну. Большинство были без гроша в кармане. Для их обеспечения не было почти ничего – ни работы, ни продовольствия, ни жилья. Нищенские транзитные лагеря из лачуг и палаток расползлись по всей стране, власть отчаянно пыталась справиться с возникшей проблемой.

В такой обстановке при поддержке Бен-Гуриона я занялся рынком жилья. Мне удалось привлечь инженеров ведущей американской компании по производству стали U.S. Steel к строительству специальных ангаров. Безобразные как грех, они были дешевы, легко устанавливались и выглядели идеальным решением в условиях отчаянной нехватки временного жилья. Весь Кабинет министров приехал инспектировать их. Удовлетворившись увиденным, они дали мне письменный заказ на 5 тысяч единиц. Вдохновленный этим я заключил еще одно соглашение со стальной компанией на импорт легко монтируемого мобильного литейного цеха, весьма полезного для такого производства.

Поскольку этого было мало, чтобы занять меня работой полностью, я, с официального разрешения, обзавелся франчайзингом на разлив кока-колы в Израиле. Само по себе  возможно и второстепенное производство, оно было важно как символ, поскольку его наличие в Израиле вероятно привлекло бы в страну, весьма нуждающуюся в инвестициях, другие американские компании.

По той же причине я ужаснулся, узнав, что значительная часть валюты тратится на импорт униформы из Европы. Я немного разбирался в организации фабрик по пошиву формы, имея некоторый опыт в 1939 году в Канаде. Я занялся и этим проектом, арендовал фабрику в Акко, подыскал необходимое оборудование в Канаде, там же подобрал основных специалистов, которые приехали в Израиль, и дело пошло.

Все три моих бизнеса шли хорошо, и верилось, что вложенные сто тысяч долларов окупятся, когда проекты заработают. Но была и пара тучек на горизонте. В одной из официальных строительных инстанций с сожалением посмотрев на меня, спросили, почему я перестал сотрудничать с Солел Бонех (крупнейшая израильская строительная фирма, принадлежащая профсоюзной федерации Гистадрут и поэтому имеющая большое политическое влияние). Идея франчайзинга Кока-колы несомненно была непопулярна среди израильских производителей безалкогольных напитков. Несмотря на помощь, оказанную мне Голдой Меир, министром труда, фабрика по пошиву формы встретила сильную оппозицию профсоюзов (снова наши друзья из Гистадрута), поскольку она, как и любая другая эффективно работающая пошивочная фабрика, должна была работать по системе сдельной оплаты. Мои заявления о получении разрешения на ввоз необходимого оборудования для этих проектов все еще ждали официального рассмотрения. Без сомнения это были просто бюрократические задержки...

-------------------------------------
*По еврейской традиции первое время после свадьбы жену называют невестой. Прим. перев.

** В современной Армии обороны Израиля соответствует генерал-лейтенанту. Звание генерал-полковника имеет только начальник Генерального штаба. Прим. перев.

Глава 30. Мой дом Торонто http://www.proza.ru/2010/03/10/215


Рецензии
Уточнение: Начальник Генштаба - генерал-лейтенант, звания генерал-полковник в Израиле нет.

Геннадий Шлаин   28.08.2022 23:50     Заявить о нарушении
Да, по европейским стандартам так. По советским (российским) иначе. Проблема в том, что первое генеральское звание в Европе имеет командир бригады, в российской армии - дивизии. Поэтому первые три генерала в России майор, лейтенант и полковник, а в Европе - бригадный, майор и лейтенант.

В ЦАХАЛе есть три генеральских звания: «тат-алуф» (генерал-майор), «алуф» (генерал-лейтенант) и «рав-алуф» (генерал-полковник).
http://arktal.livejournal.com/200846.html

Так что мы оба правы, как и положено евреям.

Спасибо за рецензию.
С уважением,

Марк Дубинский   30.08.2022 00:28   Заявить о нарушении
Благодарю за детальное пояснение.
Успехов.

Геннадий Шлаин   30.08.2022 10:33   Заявить о нарушении
На это произведение написано 7 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.