Дежурная женщина на вечном посту

      
     Он разбудил меня внезапным вечерним визитом, когда открывал скрипучую входную дверь. Удивительно было, что умудрился за столько лет не потерять ключи от квартиры . Бегло поздоровался, как ни в чём не бывало, и тут же бесцеремонно похитил у меня последнюю сигарету. Чуть не свернул себе шею, услышав телефонный звонок, пытаясь разглядеть через моё плечо высветившийся телефонный номер. Беспрерывно наливал и  прихлёбывал кофе, перебегал из угла в угол, и говорил, говорил, говорил.

     О себе и, снова о себе, потом о себе и своих мифических, многочисленных подружках. О том, что он - вольный ветер и летает, где хочет, спит, где придётся, ест, чем накормят. Трижды женатый, но вновь холостой. Папашка-кукушка, он представлял себя  то капитаном Немо и адептом хатха-йоги,  то последним героем в «Доме – три».

     Мне же казалось, что в  палате номер «шесть» ещё не успели провести вечерний обход и пересчитать всех пациентов.

     Даже из вежливости он не поинтересовался, как мои дела.

     Я поуютнее расположилась в глубоком кресле, закуталась в коричневую шерстяную шаль  и, ритмично постукивая пальцами по больной коленке, мурлыкала про себя песенку о синем-пресинем море. Таким образом, я пыталась защититься от него, не подпускать близко к сердцу. Пускай жужжит. Словесный фон мне не помешает. Вижу его насквозь. Слава богу, отвыкла.Не хочу больше. Не хочу. Но сквозь синее море  настойчиво пробивались другие мысли: "Неужели возможно было так слепо сходить с ума от его выходок и чувствовать себя постоянно в чём-то виноватой. Бережно хранить все его фотографии, защищать хорошие воспоминания о нём от всех и от самой себя. Трястись за него, любить его, молиться о нём. Идеализировать мелочи, незначительные знаки внимания, возводя в степень редкие встречи и  телефонные звонки.

      Посмотри же на него повнимательнее. Вольный ветер… Кто он на самом деле? Растерянный, голодный, никому ненужный постаревший пёс. Очень похож. Брылья небритых щёк, глубокая морщина поперёк лба. Пожелтевшие от сигарет усы Сальвадора Дали. Собака лает, ветер носит. Седые волосы, закрученные в конский хвост, колечко в ухе, браслет из бритв  на запястье. Парень на выданье. Сейчас попросится переночевать"

    - Можно у тебя переночевать? - Спросил небрежно и тут же подумал: "Она ещё не догадывается, что я пришёл к ней навсегда, окончательно отчаявшись. У меня ничего не осталось в этой жизни. Ничего. Пусто. Ни денег, ни любимого дела, ни любимой женщины, ни любимой собаки. Даже сигареты и те кончились. Она одна сможет меня выслушать, вытерпеть, обогреть, принять любым, даже таким, в кого я превратился сегодня. Враль и полное ничтожество.  Она всё понимает и чувствует. Самая добрая из бескорыстных. Самая щедрая из небогатых. Самая постоянная из многочисленных. Дежурная женщина на вечном посту. Почему  я всё время возвращаюсь сюда не только мыслями, и мне так хочется упасть ей в ноги и просить, умолять о   прощении, каяться во всех своих грехах. Довериться ей. Но я этого не делаю и  даже сейчас я несу всякую ахинею и причиняю ей боль"

   
   - Конечно, сынок. Оставайся ради бога. Твоё любимое постельное бельё в шкафу на верхней полке. Завтра мне стукнет восемьдесят пять. Отпразднуем вместе, по-родственному. У меня наливочка домашняя есть. Клюквенная, сама настаивала. Правда, может ещё Галочка забежать из социальной службы. Хорошая девочка, из магазина продукты мне таскает и уколы-массажи бесплатно делает. Дай ей, Господи, здоровья. Да ещё внучки, Олечка с Наташей, от твоей первой жены Ленки, обещались навестить. Увидят тебя наконец. Обрадуются. Наверное… Они заходят ко мне иногда, балуют. Вот компьютер подарили и  Интернет провели. Потрясающая штука, скажу я тебе. Ноги уже три года как отказали. А Интернет для меня  теперь и ноги, и путеводитель,  и Клава Шульженко с  Фаней Раневской, и даже Храм божий. Нашла себе друзей по переписке, в том числе и православного батюшку. Исповедует меня, грешницу старую, наставляет по электронной почте. Видишь, какая я у тебя задвинутая старуха!

    - Продвинутая… Прости меня, мам. Я не знал про ноги. И про твой день рождения забыл. Без подарка пришёл. Прости меня.

   - Ладно, ты, сына, иди,  ложись спать. Завтра обо всём вспомнишь. Устала я что-то, да и ты тоже.  Давай на ночь поцелуемся. Доброй ночи.

    -Доброй, мама.

     Он поздно поднялся  с постели, проспав в общей сложности пол-суток.  Первая  мысль, пришедшая ему на ум, была о том, что жизнь налаживается и ещё всё можно поправить. Принял душ, побрился, взглянул на себя в зеркало с одобрением, и слегка поиграл мускулами. Зашёл в мамину комнату.

      Мама, наклонив голову, спала в своём кресле-каталке на колёсиках, очки  сползли на самый кончик носа и держались только за счёт красной резинки, предусмотрительно приделанной к дужкам. В линзах маминых очков он увидел своё  искажённое  клоунское отражение и так оглушительно засмеялся, что сам испугался своего громкого смеха. Но мама не услышала и  не проснулась. Лицо её выражало удивительное спокойствие и уголки губ были слегка приподняты. Наверно, приснилось что-то хорошее, подумал он. На коленях у мамы лежала тоненькая книжка, открытая на седьмой странице.

      Он осторожно взял книжицу и с недоумением прочитал: «Всеблагий Боже! Соделай меня матерью, веселящеюся о детях своих, да будут они отрадою моею в дни жизни моей и опорою мне в старости моей. Удостой меня, с упованием на Твое милосердие, предстать с ними на Страшном суде Твоем и с недостойным дерзновением сказать: Вот я и дети мои, которых Ты дал мне, Господи! Да совокупно с ними, прославляя неизреченную благость и вечную любовь Твою, превозношу пресвятое имя Твое, Отче, Сыне и Душе Святый, во веки веков. Аминь»

     ОН машинально перечитывал седьмую страницу  снова и снова, а в это время в парадной  пронзительно, по-детски  заскулил щенок немецкой овчарки. Он впервые вышел с мамой и хозяином на прогулку. Щенок пребывал в радостном нетерпении и ему очень  хотелось играть, гулять и есть одновременно. Ну, хотя бы научиться лаять и кусаться, как взрослые псы. Мама-овчарка заботливо облизала сына  с головы до ног. Она ещё не догадывалась, что  завтра им придётся расстаться.

     Но ведь это случится завтра.
.