Несовпаденье. Часть 1. Глава четвертая

                4

               В музее никто не видел Юрочку пьяным, зато Галина имела счастье почти ежедневно созерцать своего супруга уже на подпитии. После работы Юрочку одолевало желание взглянуть на семейный уют сквозь розовые очки. Получалось только с принятием на грудь...
               Когда наступил этот момент – превращения просто любителя выпить в начинающего алкоголика – никто и не заметил. Поводов для ежедневного «принятия» больше вроде бы не осталось. Но была причина: Юрочка вдруг осознал, что не просто равнодушен к жене, а тяготится этой нелюбовью.  Несмотря на все ее благородство: как защищала его от нападок своих родителей,  как избегала мелочных придирок, не доводила до скандалов,  спала с ним даже когда ей не хотелось (это он чувствовал!), создавала бытовой комфорт...
               Он был благодарен. Но этому сомнительному чувству редко удается претвориться в любовь. Галина не нравилась ему. О природе этого явления – нравится – не нравится – Юрочка не задумывался вообще. Ему не хватало той интуиции, которой наделены с избытком женщины. Уж они-то понимают разницу между нравится – не нравится. И любовь тут ни при чем. Когда человек нравится, на него хочется смотреть, его хочется слушать, ему прощаешь дурной характер. Он – источник твоего любования и душевного комфорта. Его любишь не за что-то – за это самое притягательное «нравится». А не нравится вполне уживается со страстью, желанием обладать. Тянет к человеку – и все! А он не нравится, даже раздражает... Пожалуй, первое состояние и есть любовь –  гармоничное сочетание эстетической потребности и желания обладать.
               На Галину ему не хотелось смотреть. Она была рядом – и этого хватало, чтобы общаться. Ее образованность вызывала уважение. С дурой он бы давно развелся – так думалось иногда, в просветленную минуту. Галина таскала книги из своей библиотеки и пожирала их, пытаясь втянуть супруга в дискуссию, но почему-то с нею не хотелось спорить. Хотя как раз расхождения во вкусах и взглядах к этому толкали.
               Освободившееся от ребенка время  они могли бы проводить и вне дома. В городе все-таки хватало всяких «культурных заведений», как говорила теща, удивленная их домоседством. Но Юрочке и в дом не хотелось возвращаться, и выходить из него, когда уже угнездился на диване, добравшись сюда, в дальний микрорайон из центра, где он работал.
               Галина быстро нашла себе подруг,  тем более что старые дружеские связи она сохранила. Теперь по вечерам она тоже не торопилась домой, уязвленная отчуждением Юрочки – совершенно беспричинным, по ее мнению.
               – Надо вернуть ребенка домой, – все чаще  говорила ей мать, предрекая скорую кончину  их странного брака – без явного обоюдного  тепла, а тем более – признаков взаимной любви.
               И Юрочка нашел себе приятелей. В каждой забегаловке среди алкашей, потерявших облик,  околачивались и высоколобые интеллектуалы, решавшие свои проблемы именно здесь – в пивнушке или кафе. Они имели вполне приличный вид – до определенного момента, который всех объединял, – когда внешность пьющего рядом уже теряла признаки индивидуальности и больше не имела значения.
               Зато как сладко было найти понимающего тебя человека! Вот он, рядом, только что появился, а уже – друг, товарищ и брат! И оказывается, что именно он твои проблемы просек до мелочей, ими переболел и готов отдать тебе последнюю рубашку и даже задержаться тут, «на точке», чтобы тебе помочь добраться  до твоего троллейбуса или трамвая!
               Поздние возвращения Юрочки сердили Галину. Все реже он являлся трезвым. А только в таком состоянии муж был способен исполнять супружеские обязанности.  Иначе валился спать и дрыхнул до утра сном безгрешного младенца, оставляя молодую еще жену без той крошечной дозы ласки,  на которую он   иногда был готов. Все-таки не потерял мужских инстинктов и потребностей. Даже заглядываясь на чужих женщин, помнил, что дома есть своя, пусть не вызывающая нежности, но и отвращения – тоже.
                Конечно, в Юрочке наблюдался некоторый перекос в сферу интеллекта за счет сексуальности. Может быть потому, что его близорукость не позволяла быстро определить на расстоянии чужую женскую привлекательность. Для этого требовалось время. А вот интеллект работал в постоянном режиме,  обобщая, анализируя и даже смакуя интересные факты, в основном почерпнутые из книг и журналов. Быт не давал столько материала для размышлений. Полупьяные дебаты за столиком пивнушки открывали неимоверные широты в темах, проблемах – реальных и гипотетических. Ибо были абстрактными, а значит – неисчерпаемыми.
               Иногда, вернувшись после таких дебатов домой, Юрочка пытался продолжить их с женою, к которой испытывал на тот момент почти симпатию.  После трех бутылок пива, к которому он пристрастился, считая его даже полезным для организма, Галина  в его глазах вдруг обретала привлекательность. Тут свою роль играла и косметика, увеличившая зрительно ее небольшие глаза. Юрочка не мог различить, где кончались прежние брови, а начинались новые, подведенные аккуратно. Раньше ему не нравились широкие  по-мужски брови Галины, теперь они вроде бы стали изящней... Или он не замечал – брови были и тогда вполне даже ... приличными?
               – Ты чего это меня рассматриваешь? – хмуро спрашивала Галина, когда пьяненький супруг ласковым взглядом обозревал ее лицо, точно художник, желающий запечатлеть его потом. – Давно не видел?
               – Реснички у тебя вроде бы... выросли?
               – Ду-урак, – бормотала Галина, отворачивая лицо.
               Ей казалось – он издевается. Иногда она готова была заплакать от обиды: муж избегал смотреть в ее глаза. Она понимала, что это значит. Она понимала главное: ее план захвата не удался. Она вышла замуж и родила дочку, но завоевать мужчину  не смогла. Из нелюбви не получилось даже простенькой дружбы.
              Она бы развелась, но... Можно по пунктам перечислить причины ее сомнений в пользе развода. Во-первых, у всех ее подруг супружеская жизнь либо рухнула уже, либо шаталась перед обрушением. Счастливых в браке она лично не встречала. Во-вторых, Юрочка был не худшим вариантом мужа. Он не изменял, дочку любил, был добрым. Вернее – безвредным. В других семьях – ссоры, драки, измены – у нее – тишь. Пусть только внешняя, но все же – приличия соблюдены. И третье соображение носило уже благородный характер: куда он пойдет после развода? К мамочке своей уедет? В провинцию, где нет работы?
              Была и менее благородная мысль-мечта: появился бы кто-то другой на горизонте... Но  горизонт был пуст...
              И тут случилось неожиданное – толчок Судьбы, вернее – пинок, который эта капризница дала вроде бы одному – Юрочке, но досталось всем.
              Умерла сначала Надежда, а через два дня – после второго инфаркта – ее мама. Смерть Дарьи Ивановны была понятной и оправданной – потерять дочь, здоровую и  даже счастливую, – не всякому дается без сокрушительных последующих ударов. Но Надя! Сломать шею! В своей же кухне – таком неопасном месте!.. Полезла вытирать полку над мойкой, не могла дотянуться до какой-то кастрюли, что сушилась там. Подставила табурет и – упала... головой в мойку. Шея сломалась точно цветочный стебелек...
              После похорон детей разобрали по домам. Ухаживать за бабушкой Дашей осталась старшая – Елена.
              Вторая смерть вновь созвала семью, не успевшую распаковать сумки. Не было только Анжелы, у которой, наоборот, отыскался Ангел-хранитель, быстро решивший все ее проблемы. Анжела с мужем уехала в Нью-Йорк, прихватив Катерину.            
              Их дом стоял заколоченный с крупными буквами на входных дверях: ПРОДАЕТСЯ.
              На семейном женсовете решено было родовое гнездо продать – даже по дешевке. Никому не хотелось застревать в этой дыре на всю жизнь.
              Разъезжались без всякой надежды на скорое решение проблемы: за то время, что Анжела начинала новую жизнь в далекой почти вражеской державе, не нашлось ни одного дурня-покупателя. Зато нашлось много практичных воришек, раздевающих дом последовательно и даже аккуратно. Сначала сняли ставни...
              Теперь уже два дома стояли без всякого прикрытия от воров и бродяг...
              Как же удивился Юрочка, получив вскоре от соседки телеграмму: «Приезжай срочно есть покупець».
              Вернулся Юрочка почти богатым. «Покупцю» понравился сельский пейзаж, обозримый с того пригорка, на котором тянулась их улица. Пруд с березовой рощицей напомнил русской душе покупателя его северную родину, и он, человек явно не бедный, отвалил сумму, о которой Юрочка с сестрами не мечтали. Большая часть денег досталась ему – после разговора с сестричками.
              – Юрочка, – сказала самая практичная из них, Елена, – положи деньги в сберкассу. У тебя с Галкой не ладится, мы видим. У нас  у всех есть жилье, у тебя же... Если разбежитесь, куда тебе деваться?
              – Откуда ты взяла, что мы...
              – Ой, не надо, родной! Если вы при нас не грызлись, это  не значит, что все у вас о’кей! Ты у нас воспитанный мальчик. И не вздумай Галке говорить о деньгах. Отберет. Не дергайся! Я имею  в виду  – лапу на них наложит.
              Воспитанный мальчик долго потом ломал голову, по каким же признакам его сестрички и мама вычислили это неблагополучие? Он так старался скрыть...
              После таких семейных потерь пребывать в трезвости Юрочка долго не мог. Первый раз он напился до полусмерти на маминых поминках, потом на бабушкиных. Это всеми простилось, потому что было оправданным.
              В город они тогда вернулись втроем – пришибленные событиями.
И только вернулись – у Юрочки случился сердечный приступ.
              Галина сначала испугалась, потом обрадовалась. При ней врач со «скорой» сказал Юрочке:
              – Пить вам нельзя. Это первый звоночек. Но уж слишком рано, молодой человек!
              Ему даже больничный дали – Галина постаралась, как Юрочка ни отбрыкивался.
              Пришлось несколько дней  полежать дома и даже побыть нянькой для Наташки,  которую надо было оформлять в детсад.
               Девочка от папы не отходила, заглядывала в глаза. Бродила за ним  по квартире хвостиком – на пятки наступала. Молчаливым ребенком оказалась – в маму и любознательным – явно в него. Тащила детские книжки  к нему на колени, сваливала кучей:
              – Почитай.
              Зачитывались до одури, забывая про еду.
              – Юра, ты с ума сошел? – сердилась Галина, вернувшись с работы и обнаружив нетронутым обед для дочки. – Сам можешь голодать, но ребенок!
              – Ой, извини, мы зачитались!
              А Юрочка смотрел на кудрявую головку дочки, любовался ее длинными ресничками и бархатными темными глазами (в него пошла!) и думал смятенно: «И куда я уйду от нее?»
              Это он вспоминал слова Леночки, предрекающей возможный развод.
«Не гонят пока – и хорошо! – думал, тут же  успокаиваясь.– А пить брошу. Может, все и утрясется...»
              Не утряслось. Не совсем понятно, о ком теперь Судьба решила позаботиться, но только развод, как и мамина бессмысленная смерть, грянул неожиданно и без всяких вариантов.
              Просто однажды, когда Юрочка явился домой в своем обычном состоянии опьянения третьей степени – по определению супруги, та  сказала ему:
               –  Сядь, поговорим! Я ухожу. Вернее, ты уходишь.
               – Куда? – тупо спросил Юрочка,  мигом трезвея.
               – Не знаю. Ищи себе комнату.
               – Что случилось? А как же Наташка?
               – Она тебе нужна? С каких пор? Давай не будем. Только не тяни. Можешь переночевать.
               – Спасибо.
               – Чемодан я собрала.
               К такой быстрой расправе с их браком Юрочка был не готов. Все-таки Галина казалась ему особой рассудительной, решающей свои проблемы не наскоком, а после длительного раздумья. Никаких симптомов внезапной любви супруги  к кому-либо со стороны не наблюдалось. Скандалов в ближайшее время не было. «Предки» на пороге у них не  возникали  больше месяца. И даже два последних загула, печально закончившиеся сердечным приступом, не изменили ровного отношения Галины к своему мужу. Это было равнодушие. Но равнодушие может тянуться годами без постороннего вмешательства, мирно перерастая в привычку жить рядом, не замечая друг друга. Юрочка считал жену существом хоть и рассудительным, но пассивным.
               Как человек абстрактного мышления (вперемешку с романтическим), Юрочка был никудышним психологом. Он не заметил главного: в Галине всегда таилась внутренняя энергия, готовая взорваться в нужный момент. Она сработала, когда потребовалось срочно выйти замуж, она же привела к разводу. Галина не просто влюбилась – она встретила своего мужчину и не собиралась упускать. Она за него боролась и победила. Будущий отчим Наташи ушел из своей семьи ради женщины, которую все вокруг считали  образованной, неглупой, но совершенно неинтересной внешне. Из-за таких семью не бросают – так втайне думали даже ее верные подружки.
               Только через год узнал Юрочка об этом, уже обитая в крохотной кооперативной квартире, которую сестры помогли ему купить на его «очень большие»  деньги. Зато это была его собственная квартира, пусть и   в старой хрущевке, на последнем этаже (пятом), с протекающей крышей и всего одной комнатой – на солнечную сторону, где летом можно было сдуреть от жары. Еще у него был балкон, совмещенный  санузел, два встроенных шкафа...


Продолжение  http://www.proza.ru/2010/03/30/65