Прозрение

   С рыбалки мы с отцом возвращались поздно.
Осенняя ночь безжалостно и густо затушёвывала всё, что совсем недавно радовало глаз. Словно в тоннель, вошли в аллею колхозного сада. Здесь тихо и неприглядно. Едва угадывается тропа да торопливая приземистая фигура отца. Под ногами, иногда, звонко, словно словно щелчком выстрела, ломается сухая ветка, пугая проныр-мышей.

   Кое-где шуршат опавшей листвой ежи, тяжело шлёпая по остывшей земле. Со стороны дворов, сквозь колючий кустарник, доносятся деревенские звуки; вот стукнуло о сруб колодца ведро, вот залаяла собака, прокатил по улице мотоцикл. Звуки тянутся сюда и тонут в саду.

   - Черт!- отец, споткнувшись о пенек, укоряет себя:
   - Бывало,  в войну,по каким лесам пробирались, и хоть бы что! А теперь глаза, что-ли слабые стали или годы не те...
До самого выхода к своим огородам, я ждал от отца воспоминаний о войне, но, как всегда, ошибся.

   - А-а-а,- отмахивался, когда при случае просил его.
   - Чего о ней говорить. В книжках и кино всё сказано. Всем досталось. Кому меньше, кому больше... И хмурился, надолго умолкая, видимо, живя своим страшным миром воспоминаний. Зато как загорался, если разговор касался земли. Как радовался первому весеннему дождю после посевной, первым дружным всходам яровых и горячей поре - уборочной. Только глубокой зимой наступала недолгая передышка. Всё потом повторялось. Изо дня в день, из года в год...

   Вышли к убранным огородам, пропахшим жженой ботвой. Сгусток осенних запахов невольно будоражит и томит непонятно-тревожными чувствами. Словно душой угадываешь, что приходит пора прощания. А за ней, за ней.., унылый холод...

   И вдруг неожиданное, ошеломительное прозрение заставило остановиться. Засверлила, забилась в сознании ноющая, больная мысль, что однажды и навсегда придётся расстаться с отцом, который незаметно уходил в ночь. Вот уже и шаги превратились в еле уловимый шорох, а я всё стоял и думал, с грустью ощутив острое одиночество, может быть впервые открыв для себя, что в нашей жизненной правде есть чудовищная несправедливость. Захотелось крикнуть что есть силы:
   - Оте-е-ец! Постой, не уходи!
Но вместо этого, я глубоко и тоскливо вдохнул стылую зрелость ночи и молча пошёл вслед...