Первенец
Он чуть не скинул куртку на букет, на привычно отведённое место.
Я закусила палец, будто натворила что-то. Но тут же сжалилась – он спрашивает, что это такое. Он забыл, как выглядят цветы. Надо чаще дарить. Мужчинам так редко дарят цветы… И сами не попросят.
- Тебе, - растерянно выкатилось из моего ослабевшего рта.
__
- Ну ззааччеемм… - в этот раз он захныкал, удвоив все согласные.
- Тебе.
- Тот ещё не завял.
- А он и не завянет. От души. Ни один ещё не завял, смотри.
- Мне некуда класть вещи.
- Вещи не так вещественны, как дети. Цветы ведь дети жизни. Я буду дарить тебе этих детей сколько угодно.
Он знал, что продолжать разговор будет всё болезненнее – настоящих детей я подарить не смогу.
__
- Вообще-то я люблю цветы в руках женщины.
Мне стало неудобно за него.
Теперь, когда он приходил, я сидела с букетом на руках, купленным себе, и бутонами касалась голой левой груди. Они пили молоко моей любви и расцветали.
__
Проснулся он, повернув лицо и наткнувшись на новый цветочный запах. Бутон – так похожий на губы – поцеловал его кончик носа. Он резко сел на кровати, сдавив виски так, чтобы пересилить широкий крик. Хотя бы сузить его.
Крик был долгим, перешёл в вой и в женское слабенькое всхлипывание. Я курила на кухне, стараясь не попасться на глаза. Цветы сочувственно качали головами и даже ради меня не задыхались от дыма.
Я положила голову на руки и уснула от укачивающей гулкой боли. На коленях, свернувшись калачиком как верный щенок, лежал пушистый пион.
Я проснулась от его посасывания моего сердца. Под левой грудью сочилась цветочная жажда.
- Перестань. Перестань сейчас же!! ФУ!! – я пыталась соскрести слабеющий пион со своей язвы, - Ты не чувствуешь, что там яд теперь?! ЯД!
- Это адово пламя!! Мной сейчас нельзя питаться, я отравлена!!
Пион чернел, вспыхивая то красным, то неестественно ядовитым зелёным.
__
Шли дни, и я ждала, пока угомонится тот ЕГО крик в моей сердечной полости. Ну не может так долго резонировать эхо даже в самой гениально продуманной форме.
Может быть, крик любимого был продлён немым криком самоубитого пиона…
Теперь этот крик был фоном всему, словам, дням, ночам, поступкам.
Сама же я стала совсем неслышной. Как цветы. С этим же криком я тихонько купила новые цветы. Белые. На чёрном фоне нашего дома, испачканного цветочной гибелью, они будут особо выигрышны.
- В этот день мы впервые взялись за руки, - испуганно опередила я его негодование.
- И?
- И поцеловались…
- Спасибо…
Он стал сдержаннее, мы уже меньше контрастировали разнополюсными дикостями.
Наверное, мы изрядно довели друг друга. Но не дарить я не могла настолько же, насколько другие не могут дарить. Цветы это всё, и поступки, и слова, и всё, что неудержимо дарится. Соцветия взглядов, букеты чувств, вкус признания, расцветающий на языке и тянущийся к уху. Как к свету.
__
- Сегодня наша дата.
- А сегодня?
- Сегодня ты признался мне в первый раз… В кафе, помнишь…
- И в последний, - сказали брезгливо и жалостливо его глаза в самую мою саднящую глубину.
Признаться, мне тоже было его жаль. Только вместо брезгливости я даже тайно мечтала чуть-чуть испачкаться его холодом, его лекарством от боли. Стать проще, площе.
__
- А сегодня-то что, дурёха? – он пробовал улыбаться, вертя в руках новый веник.
Я тоже рассмеялась – подробность ответа слишком интимна. Я рассмеялась, разбив вдребезги губы, привычно сложенные в затвердевший поцелуй. Даже молоко, которое не пьёт младенец, каменеет в железах. Разламывает грудь. Чего уж говорить о копящихся неиспитых губах. Чего уж говорить о молоке любви под левой грудью.
- Держи… Сегодня большая дата. Мы с тобой…
- Послушай, ты как ненормальная мамашка: сегодня целых три дня как у нас прорезался зубик, сегодня неделя как мы встали на ножки… А сегодня мы кушаем уже как взрослые…
Я серьёзно задумалась. Сегодня месяц как мы встали на ноги из адового пламени страсти. У нас у обоих теперь острые зубки, и мы друг для друга не исключение в выборе жертвы. А кушаем мы совсем как взрослые… Столько всего нахавались, что уже и не рвёт.
Я спокойно и ласково ответила:
- Ну конечно, милый, как ненормальная мамашка. Это же… - и я ощутила бешеную пульсацию полости под левой грудью. Моя слепая любовь. Одна глазница осталась. – Это же мой первенец. Понимаешь??
Он понимал. Он понял, что я о любви как о Первенце. О глобальности нашей Встречи.
- Тем более, больше я не смогу родить…
И тут я вспомнила, что и в прямом смысле – то есть ребёнка – не смогу родить.
Цветы слушали и дрожали. Может, просто от холода. Может, дрожала держащая их рука.
Свидетельство о публикации №210040601226
Из мелочей всё складывается: первой улыбки, первого слова, первого прикосновения, первого поцелуя…
Даже самое что-то большое способно разбиться или сломаться, если упустить из вида одну крохотную деталь.
Владимир Швец 3 25.04.2020 22:17 Заявить о нарушении
Ольга Литера Туркина 18.04.2024 22:35 Заявить о нарушении