Повесть о Зине. Сновидения. Рассказ Зины. Гл. 6

Сновидения. Рассказ Зины. Глава 6.

С тех пор как я приехала в Москву и стала работать укладчицей, моя жизнь стала похожа на сон. Я ведь никогда дальше Рязани не ездила и вдруг – Москва, Кремль. Когда впервые попала на большой мост и увидела перед собой, чуть справа – кремлёвские башни, слева – Храм Христа Спасителя, а впереди - площадь со светлым зданием на холме, мне показалось, что тело моё исчезло, растворилось в московском небе и поплыло. Теперь я часто хожу по своему первому московскому маршруту, особенно после смены, и всё не могу насмотреться.
Я снимаю кусочек комнаты в ближнем Подмосковье, до работы еду на автобусе, а потом на метро. В метро делаю пересадку или на Парке культуры, или на Лубянке. Моя смена начинается в 8 часов 30минут.
 Работа у меня нетрудная – сижу на высоком стуле рядом с такими же работницами, как и я, перед нами плывёт лента конвейера с коробками шоколадных конфет, мы поправляем, разложенные автоматом голенькие конфетки, и добавляем те, которые завёрнуты в бумажки. Сверху кладём свои визитки – Укладчица №  (у меня, например, номер 1481) и закрываем коробки крышкой. Иногда, кажется, что руки сами знают, что им надо делать, а голова будто живёт своей жизнью. Это очень  обманчиво, потому что надо быть внимательной, права на ошибку мы не имеем, но как бы ни старались, всё равно мысли нет- нет,  да уносятся куда-то. Взять хотя бы меня.
Стоит мне прочитать какую-нибудь книжку, посмотреть фильм или сходить в театр, потом долго-долго не могу понять кто я. Говорят, в детстве это бывает. Хотя я уже давно не ребёнок, мне 18. К сожалению, школу я не окончила, потому что родители мои умерли, а без них оставаться в деревне я не захотела.

В тот день к нам на фабрику пришёл парень, очень похожий на внука бабы Мани, которая раньше в нашей деревне жила, и предложил билеты в театр Луны на спектакль “Жаворонок”. Мы с Варей, моей подругой, решили пойти, а что – всё равно после смены делать нечего. Вот тут-то и началось…

Ночью, после спектакля, мне приснился сон, будто я – это и есть та самая Жанна, которая пришла к будущему королю и спасла свою родную землю, потом вспомнила, что о ней нам в школе историк рассказывал, потом книжку купила.
 К сожалению, библиотеки на нашей фабрике нет, говорят, была когда-то, а теперь все свободные помещения сдают под офисы. Главная по смене сказала, что не только библиотеку, а даже их чудесный детский садик закрыли и теперь если у кого дети, все водят в районные, а вместо садика тоже какие-то офисы.
 Варя посоветовала мне пойти в Интернет-клуб, она часто туда ходит, говорит, в Интернете много интересного, там даже с парнями познакомиться можно. Только я о знакомствах не думаю, потому что до сих пор иногда вспоминаю одного парня из нашего класса.
А вот узнать что-нибудь ещё о Жанне мне очень хотелось.
 В Интернете  я о ней такого начиталась, что в моей голове просто всё перепуталось.

Но мои сны, сначала короткие, какие-то обрывки, стали соединяться и иногда проплывали законченными сюжетами, но чаще это всё-таки были какие-то картинки.… К сожалению, в них я никогда не видела Жанну полководцем, в доспехах, с пылающим лицом, а только простой девушкой, будто она и не Жанна, а так – Манжетта…. Не видела я её ни в темнице, ни на костре…
Правда один раз, когда я в маршрутке подъезжала к Москве, мне приснилось как две девчонки, лет десяти, играют во что-то около каменного дома, одна тряпочки на скамейке перекладывает, светленькая, а другая,  будто скачет на лошади. Эта вторая, черноволосая, привязала к палочке одну из этих тряпиц и размахивает ею в воздухе, как знаменем.
- Ты похожа на принца, - сказала беленькая.
А чёрненькая схватила её за руку, засмеялась, и они побежали в поле…

 Однажды, но уже не во сне, а наяву, когда шла по набережной с фабрики - перед этим ещё с мастером схлестнулась, та заявила, будто я за стол без перчаток села, это чтобы премию с меня срезать - вдруг впереди свет какой-то появился, будто облачко, в нём дрожали едва видимые полупрозрачные воздушные капли. Вдруг в этом сиянии я увидела маму - она умерла ещё в начале прошлой зимы -  у неё на плечах белел пуховой платок,  мой любимый,  мягкий, лицо было доброе, ласковое, с полуулыбкой: “ Ну, что ж ты, доченька, так и будешь из-за всякой ерунды с людьми сориться и огорчаться, пустяки это всё. Ты лучше в Храм сходи, смотри, как купола светятся” и исчезла. Мне так хорошо от этого видения стало, так легко, и я поняла, что вот такие же видения и Жанне были, и голоса, и что это вполне естественно, и это такая же часть нашей жизни, как и то, что течёт река или дрожат листья.

А весной, когда уже снег сошёл, вспомнила, как земля пахнет, готовясь к пахоте, и как люди у нас в деревне раньше этому времени радовались, и земельку эту в руках разминали, а то и пятернёй в неё влезали, ожидая заветного момента, когда кто-нибудь, скажет тихо: “Пора”…
  Вроде недавно это было, а сколько воды утекло. Поля стоят непаханые, заросли кустарником, дикой травой, бурьяном, огороды заброшены, сады сгорели вместе с домами. “Также и в те времена было, когда сто лет война людей мучила”, - думаю я, - Жалко землю, жалко людей, тревожны их сны.

Вот и в замке, в королевских покоях – мальчик – вздрагивает во сне, шепчет побледневшими губами: “Мессир, дайте мне каску”, ему чудится, что из носа у него идёт кровь, он запрокидывает голову, просыпается. Ему холодно, окно открыто, сырой воздух наполняет его постель, он свернулся калачиком, прижал колени к подбородку, дрожит….
Днём, сбросив наваждения ночи, бежит к своим любимым занятиям – стрельба из лука, метание дротика. Он таким и останется – неровным, болезненным, безумным. Дети его, зачатые в холоде, родятся вялыми, безвольными, зачатые в горячке будут подобны натянутой тетиве, кто дрожать будет, кто огнём гореть…

Девочка спит неспокойно, её ручки дрожат, тельце напряжено, иногда по ночам она вскакивает, плачет, отталкивает подбежавшую мать.
- Что, что, милая, - воркует женщина, - что приснилось тебе? Иди ко мне на ручки, иди, я буду тебя баюкать, как маленькую, носить по комнате, а хочешь, мы выйдем с тобой на улицу, будем любоваться звёздами, я расскажу тебе про Ангелов, Боженьку, Деву Марию,
Святых.
Но ребёнок не слышит ни нежных слов, ни уговоров, он будто где-то далеко, будто тельце его здесь, а что-то другое, душа ли, дух ли, разум ли – в каком-то неведомом мире.
Мать прижимает девочку к себе, шепчет слова молитвы.
 Нестарый мужчина, её муж, с уставшим, недовольным лицом, сильными, но какими-то опустившимися руками, смотрит куда-то мимо женщины и ребёнка, он устал - устал жить, работать, терпеть, бояться.
- Опять? – спрашивает он.
- Тихо, тихо, не волнуйся, иди, ложись, я сама, - отвечает женщина.
И опять она шепчет что-то, уставшей от слёз малютке, и опять понять не может, что с ней, уж не порча ли, не проделки ли Рыжей, что приходила вчера и подсунула какой-то странный предмет, не выбросить ли его подальше, но та пригрозила проклятьем, сказала, пусть всегда при ребёнке будет.
- Это всё война, она мучает нас, наших детей, - говорит она мужу.
- Что ты с ней всё цацкаешься, пусть поорет, лёгкие здоровей будут.
- Зачем ты так, Жак? Она же ещё маленькая. Неужели тебе не жалко её? А как ты думаешь, что ей снится? Вчера она говорила, что ей снились какие-то люди в чёрном с зажженными факелами, отнимали её у меня, и пальцы у них были холодные и какие-то колючие.
- Брось чушь молоть, иди ко мне.
- Подожди, я помолюсь сначала.
 “ Добрая, нежная Матерь, Ты навеки наша любовь и наша надежда! Матерь Божия, пошли нам святых Ангелов, чтобы они нас защитили и отогнали бы от нас злого врага”…

Я теперь часто вспоминаю свою деревенскую жизнь и очень удивляюсь тому, что шестьсот лет назад какая-то девчушка, которая так же как я  бегала по лугу, резвилась, помогала родителям – стала великим полководцем, лучше опытных мужчин разбиралась в сложных военных вопросах. Наверно, - думаю я, - мне никогда этого не понять, мне только одно остаётся – смотреть сны… свои, её.

Жанне, когда она ещё была Жаннетой, часто снился юноша, почти мальчик, он был грустным и слабым, а глаза его казались ей такими бесконечно-печальными, что она начинала плакать. Вот он  во дворце, вот на мосту, где падают от ран люди, а он стоит, прижавшись к каким-то перилам, то c какими-то мужчинами в карете, которая мчится по тёмной дороге, то один – вздрагивает, плачет. Этот мальчик как наваждение – стоит закрыть глаза и он перед ней, дороже и ближе её родных братьев, почему она всё время думает о нём.
Однажды, ей тогда только двенадцать лет исполнилось, приснился Жаннете сон – вокруг неё младенцы голенькие. Лежат они на большом покрывале и так их много…. Вдруг слышится голос чей-то:

 - Cреди них и тот, которого ты ищешь, если найдёшь и увидишь, что на тельце, над сердцем, у него синеют жилки в виде крестика, знай - это король и только от тебя зависит жить ему в славе, или умереть в сыром подземелье. Спасёшь его – землю родную спасёшь, мать, отца, близких, далёких…

Стала она этих младенцев осматривать - один, другой, а вот и тот, у которого крестик у сердца, а глаза на детском тельце – взрослые и печальные…
Не забылся тот детский сон – часто вспоминался он Жанне, даже в темнице…. Как и мне, который перед смертью Егорушки видела….

Наш Егорушка очень живым рос, его со мной оставлять не любили, боялись – не догляжу, взяла мама брата с собой на колхозный двор, так он там и остался, под ток попал.… Только давно это было, я ещё и в школу не ходила.

 В те годы тоже много несчастий людям выпало, конечно, не больше, чем потом. Потом, то есть сейчас, уже никогошеньки из наших в деревне не осталось, кто уехал, кто умер и всё пожары, пожары… Я вот сейчас конфетки по ячейкам раскладываю, а моего дома, может быть, тоже уже нет, не дай Бог, конечно.

Жаннин дом как-то уцелел, не знаю, тот ли, или заново отстроили, под музей.
Хорошо бы в эту Домреми как-нибудь съездить. А что? Я ещё молодая, кто знает – вдруг повезёт. Вот в Москву и не мечтала попасть, а живу, хожу, любуюсь, разве это не чудо….
Разве не чудо, что до сих пор можно войти в Её дом, старинную церковь, постоять у статуи святой Маргариты, перед которой она молилась, услышать колокольный звон. Удивительно - шестьсот лет прошло…, а от нашей деревни уже сейчас - один бурьян да полуразрушенный Казаковский Храм Спаса Нерукотворного с расстрелянными фресками святых.

После того как я прочитала в Интернете, сколько неразгаданных тайн в Жанниной жизни, мне вспомнились слова мамы:
- Если бы ты узнала, что не мы с отцом твои родители, любила бы нас также
как сейчас?
или
- Родители не те, которые родили, а те, которые вырастили.
Стала я над этими словами раздумывать. После смены, как обычно, бродила по Москве, забрела в Нескучный сад, присела на скамеечку, что около беседки, задремала и снится мне Жанна.
 Будто пришла она на исповедь и призналась священнику, что слышала от своей матери такие странные речи, что усомнилась – родители ли её Жак и Изабелла. И услышала в ответ:
- Все мы дети Божьи. А родители, это лишь те, кому ОН вверяет нас.
Тут я проснулась и почувствовала какой-то великий смысл этих слов, и уже не таким важным показался вопрос, который последнее время тревожил меня.

Однажды во время обеда забралась в подсобку и не прошло каких-нибудь пяти минут, уснула.
 Вот тут то мне и приснился самый главный Жаннин сон.
 Идёт она по своему любимому дубовому лесу (у нас тоже за оврагом такой был, мы называли его Заовражный, пока почти весь не вырубили), ловит лицом солнечные лучики; вдруг наклонилась, а у её ног – птичка мёртвая. Заплакала девочка, ямку вырыла, закопала птичку, из веточек крестик сложила, травинками переплела. Пошла дальше – вышла на поляну, где любимое дерево раскинулось и видит прямо к ней идёт лосёнок маленький, а за ним его мать. Детёныш подошёл к Жанне и лёг у самых ног, а лосиха носом подтолкнула и стала лизать, сначала его, а потом  девочку, языком как рукой по голове погладила. В эти минуты на них как будто райская благодать спустилась, и Отец небесный смотрел сверху и улыбался.
 Но только это ни минуты были, а всего лишь миг, потому что почти сразу после этого в кустах они услышали страшный топот, треск сучьев. На поляну выбежал молодой мужчина в охотничьих доспехах, одежда у него была разорвана, лицо в крови, а за ним, сметая всё, поддевая рогами землю, нёсся громадный лось, казалось, это сама смерть настигла охотника. Жанна подбежала к мужчине, встала перед ним, руки распахнув, и вот уже на поляне – никого, только она и мужчина этот. Он упал, лицом в землю, его плечи дрожали. Жанна села рядом, стала по голове гладить, а потом встала перед ним на колени и говорит:
- Мессир, всё у Вас хорошо будет, не печальтесь и не бойтесь никого – ни людей злых, ни молвы не доброй, ни зверей, ни воды, ни огня. Вам скоро королевством править, вижу корону на Вашей голове. Встаньте, дайте мне Вашу руку, я из леса Вас выведу.

 Тропками незаметными вышли к деревне, а там уже охотничий кортеж в сборе.
Перед тем как расстаться, Жанна сказала:
- Милый дофин, скоро я приду к Вам. Помните мои слова. Вам скоро королём быть.… Не возражайте, Вы ЕГО сын.
- Кто ты?
- Также как и Вы, дочь божья. Мы все ЕГО дети.
Перекрестила, прошептала:
- Да, хранит Вас Бог.
Сказала и исчезла, лёгким облачком над землёй поднялась, будто и не было.
А мужчина только и успел запомнить тёмные волосы, глаза слезами наполненные, что в душу к нему заглянули, согрели, обнадёжили, колечко металлическое на узком пальце и ладанку крошечную с изображением Пресвятой Девы, точно такой же, как у него в ларце…

А когда они в Шиноне встретились, то у Карла и сомнений не было, что это ОНА. Посмотрели друг на друга, вспомнили лес, поляну, глаза.
- Вот я и пришла. Помнишь меня, узнаёшь?
За Жанной шёл невидимый никому кроме них Ангел, в руках, над головой, он нёс корону.

Когда я проснулась,  то очень удивилась, потому что это был не мой, а ИХ сон, Жанны и Карла, но то был и мой сон, и моя явь, потому что в нём явился мне наш лес заовражный и дерево моё любимое на поляне, и лоси, которых я часто у того дерева видела.  Так мне грустно стало, так жалко свою деревню, вспомнила я кладбище у колодца, могилы родителей, брата, родственников, соседей, домок свой. Посмотрела на серые стены, наши одинаковые шкафы для переодевания, стол длинный, на трубы какие-то, что под потолком проходят, лампочки неяркие, надела резиновые перчатки, поправила волосы, чтоб не вылезали и пошла в цех.

Весь тот день настроение у меня было такое же унылое, как стены у нас в подсобке.

 Мне  мечталось о свежей, отдохнувшей за зиму земле, подснежниках, которые уже, наверно, показались под заветным дубом,
о небе, которого у нас в деревне больше, чем земли…

Я пишу эти слова в воскресенье. Весна, уже прилетели жаворонки, у нас в деревне в конце марта, кажется двадцать второго, раньше всегда пекли птичек, а вместо глазок вставляли ягоды рябины, до апреля осталось всего три дня, а там и Пасха, и Первомай, и Жаннин праздник, и день Победы, и лето…

Завтра к нам на фабрику после смены придёт тот парень, который приносит билеты в театр. У него голубые добрые глаза и необыкновенный голос.  Мы пойдём с ним по набережной, по мосту, по моему первому московскому маршруту и я расскажу ему про мою Жанну…

28 марта 2010г.

Глава 7 - http://www.proza.ru/2010/05/20/828