Венский вальс

ВЕНСКИЙ ВАЛЬС
(мистическая история периода ВО войны)

     Как-то в разгар боёв под городом Тамбовом, или под Брянском, пошли в разведку пять бойцов и среди них два закадычных друга. Фамилия одного из них, того что поинтеллигентней выглядит - Петров, а второго мужиковатого - Иванов. Петров, как старшина, за главного.  У устальных трёх бойцов тоже фамилии простые, русские: Николаев, Андреев и Сергеев. Рацию не взяли. Недалеко пошли – за день, на худой конец за сутки должны были обернуться.
Забрели в лес у деревни захваченной врагом. Вышли к дороге. Залегли в кустах. По дороге немецкие колонны с бронетехникой идут. А бойцы им подсчёт ведут. Других заданий вроде бы не было. Было лишь добавлено - ориентироваться по обстоятельствам, но стараться в бой не вступать. Если брать языка, так офицера – от которого что-то можно дополнительно узнать о скоплении вражеской группировки войск. От рядового языка толку мало.
Прошли колонны, бойцы лежат не шелохнувшись. Ничем себя не выдают. Опустела дорога.
И тут смотрят,- идёт по дороге подвода запряженная худой лошадёнкой. Подвода чем-то гружена, а чем – непонятно.
Сидят на подводе, беззаботно отложив свои винтовки, два фрица, оба рядовые. Значит, брать живыми нет смысла.
Один из фрицев на губной гармошке наигрывает.
     -Венский вальс играет.. – шепчет старшина Петров.
     -Чего? – не поняв, переспрашивает рядовой Иванов.
     -Ничего, глухая тетеря – бурчит Петров – брать надо.
     –Точно! – соглашаются остальные бойцы. Уж больно подходящий случай. На дороге кроме заманчивой подводы больше никого.
     Взяли ножи в руки, подползли незаметно ближе и – два отвоевавшихся фрица, с перерезанными глотками, спокойно окончили войну в тамбовском лесу прикрытые сверху сосновыми ветками.
Стали бойцы смотреть, что фрицы на подводе в тюках везли. Мать честная – да это ж новенькое казённое обмундирование без знаков отличия и нашивок. А так же добротная армейская обувь. Но и нашивки нашлись в отдельной коробке.
Разворошили тюки с обмундированием, а под ними два ящика шнапса стоит и два ящика с немецкой тушёнкой.
При лицезрении, пока ещё никем не учтённого на нашей стороне фронта поживы, в виде желанного алкоголя и дармового закусона, у голодных бойцов в раз разыгрался аппетит. Тащить всё это богатство к своим нет резона - и спасибо не скажут. Потом же тыловые интенданты с офицерами всё выжрут, разве что малость в санчасть передадут, раны обрабатывать.
Одним словом, чтобы добру понапрасну не пропадать, решили наши русские мужики – подаренное, казалось бы Господом Богом, самим оприходовать. Переоделись бойцы на всякий случай в немецкую форму. Всё ж таки, хотя и наша родная земля, но временно оккупированная. А это значит - во вражеском тылу разведчики находятся.
-Мало ли что – Рассуждал старшина Петров. - Вдруг на их патруль нарвёмся. Издали может за своих примут. Так и проёдём на подводе спокойно, без стрельбы. Сказано же было – в бой не вступать. – Давай знаки отличия цеплять. Офицерские знаки нам ни к чему. Рядовые мы. Бойцы согласились, и солдатские знаки отличия нацепили. Петров по-немецки понимал. Перед войной экзамен по знанию немецкого языка, в своей городской школе, на пятёрку сдал. Успел даже в институте один курс пройти. Впрочем, "Хэнде хох!" И "Ком цумир" – выговорить любой из бойцов мог. Не в плен же сдаваться пошли, а вовсе наоборот.
- Н-но кривоногая! Потрусили разведчики потихоньку в сторону от основной дороги по лесным заросшим травой просёлкам. Лошадка без понукания сама их везёт неведомо куда. Видать дорогу знает - вывезет к своим. - Может к партизанам попадём - здраво и расчётливо рассужлают разведчики. - они лучше нас ориентируются на местности. Оперативную бстановку на ближайшие 100-200 километров знают как свои пять пальцев - поделятся. А мы их данные на свой счёт припишем. И завезла их лошадка колченогая в глушь лесную. Далеко в дебри лесные забрались разведчики – никаким фрицам до сюда не добраться. Места дикие, точно никто сюда никогда не хаживал. А лошадка, знай себе дальше шагает. Выехали на большую поляну у речушки, а там деревня по-над берегом речушки красуется. Точно и не избы это вовсе, а теремки из царства Берендеева. Опять же и не деревня перед глазами бойцов, а так деревушка малая в тридцать дворов-домов всего-то. В большом селе на тракте фрицы гуртом стоят. Машины, танки, мотоциклетки – шум, гам. В этой же божьей обители ни о каких таких фрицах точно и слыхом не слыхали, видом не видели. Будто и войны нет. Тишина да благодать. Только петухи на все голоса, что те соловьи, заливаются. Куры-несушки мирно но яйцах квохчут. Гуси да утки со стороны малого прудика голоса подают. Тучные коровушки-бурёнушки в стойлах благодарно мычат. Возле них дородные крестьянки присели, молоко в подойники цедят. У ладных узорчатых изб дивные, едва ли не богатырские кони к коновязям привязанные похрапывают. Хоть сейчас садись, бери мечи да копья в руки и – в поход на супостата! Оглядываются бойцы, смотрят на всё это с удивлением. Везёт лошадка их мимо изб-теремков в центр деревушки, где небольшая православная часовенка стоит. А вокруг церквушки-часовенки, вырезаные из дерева, фигуры древним славянским богам стоят; Роду, Даждьбогу, Сварогу, Перуну, Ярило и другим. И на берёзках ленты девичьи развешены. ЧУдеса!.. Точно весь пантион древних русов собрался разведчиков встречать. Вся сила небесная в этом затерянном в густых лесах медвежьем углу собралась.   И хоть советские бойцы должны быть сознательными и на религиозные предрассудки не обращать внимания, но стали бойци озираясь по сторонам, креститься; "Пронеси, Господи" Один только командир группы Петров не перекрестил лба,- партиец как ни как. Но сделал вид, будто не замечает слабости подчинённых ему солдат. Смотрят бойцы на дома, а из окон на них тоже кто-то смотрит. В окошках занавесочки белые в горошек, И цветочки домашние в горшках. А в палисадниках всё маки да васильки… Дальше смотрят – сады к ним ветками тянутся. Яблони, груши и сливы от избытка плодов ветки в сторону бойцов к земле склонили, точно кланяются.
У крылечек на лавочках седобородые старики да миловидные старушки сидят. Увидели подъезжающих, встали и тоже поклонились. А тут и ребятишки голопузые, что в речке купались, прибежали. Обступили подводу, смотрят с интересом на приезжих, как на невидаль какую. Подошли и красные девицы. Стоят в сторонке; в платочки тихим смехом прыскают, шепчутся, а подойти не решаются. У каждой косы тяжёлые по плечам как змеи ниже пояса вьются. Щёки алым румянцем горят. Подошли чуть ближе и горячие очи скромно долу опустили. Немного девиц всего пять, но как раз на каждого бойца по одной молодушке-зазнобушке выходит.
А наряды у всех странные, точно из позапрошлого века. На стариках да бабах постарше домотканые длинные рубахи, а на красавицах-крестьянках красные или синие сарафаны поверх вышитых белых сорочек. И речь у всех не привычная слуху бойцов. Плавная и с устаревшими оборотами, как в старину говорили.
Вышел тут впереди всех седобородый старец, с ореховым посохом в руке. Посмотрел из под длинных косматых бровей на бойцов – точно насквозь глазами прожог. Души солдатские, как рентгеном высветил:
     -Гой еси, добры молодцы, люди служивые! – Куда путь-дорогу держите?- с добром-миром к нам, али как? – спросил старец и приложив ладонь к уху, приготовился слушать.
     Старшина Петров, как командир группы, стал объяснять деду, кто они такие. Что идёт война, а они разведчики посланные в тыл врага для сбора разведданных о силах противника. И что заехали сюда случайно. Бывшая колхозная лошадь привезла. Что форма на бойцах и на нём самом не наша, а наша в подводе лежит. И что он, старшина Петров надеется на встречу с партизанами.
Внимательно выслушал старшину старец. На счёт партизан ничего не сказал, а о войне спросил: - И кто же ноне супостат, с кем война? – Не крымский ли хан набег сделал, али псы-рыцари лютуют?
Переглянулся Петров с Ивановым – не в своём уме старик, что ли?!
     -С немчурой война отец, с фашистами – ответил Петров.
     А Иванов добавил – А то, что они псы бешенные, это дед ты правильно сказал!..
     Отошёл старец от бойцов, поговорил о чём-то с другими старцами. И вернувшись, сказал, расправив бороду:
     -Милости просим, ратники отдохнуть у нас, силушки для победы над супостатом набраться!.. А мы, старцы, помолимся и попросим у Богов наших - чтобы отпустили они грехи народишку заблудившемуся и дал силы для победы.
Развернулся и ушёл куда-то, видимо по своим делам. За ним, молчаливым гуськом, ушли степенно и остальные седобородые старцы.
     Хотел было ещё спросить старшина – как здешний колхоз называется, и почему в деревне ни мужиков, ни парней нет - ни одного не видно. Толи на фронте все, толи в партизанах по лесам прячутся?..
Но что-то удержало его, точно печать кто на рот наложил. Такая вот чудная деревня.
Ох, и погуляли тогда бойцы вволю. И шаньки,и сметанку, и других щедрых деревенских харчей поели досыта. Точно в сказке побывали. Вдруг очутившись вне войны отъелись и разомлели. Дня два шнапс пили, а потом деревенскую самогонку на меду испробовали и про шнапс забыли. Точно напиток богов познали.
Вольготно и счастливо зажили разведчики, но и совсем сложа руки бойцы не сидели. И травы косили, и стога метали, и дрова кололи. Окунулись будто в нереальную, и в тоже время настоящую мирную жизнь Так пролетело ещё пять дней. А в целом неделя. Последний седьмой день уж к вечеру тянулся, когда старшина Петров достал трофейную губную гармонику и попытался сыграть на ней тот самый Венский вальс, что немец на подводе играл. Думал с девицами танцы -обжиманцы устроить.
     И только он запиликал – потемнело небо, и загудело моторами вражеских бомбардировщиков, не только кресты на фюзеляже и крыльях несущих но и смертоносный бомбовый груз внутри себя. Задрожала от тяжёлого грозного звука земля. Серой, порохом и дымом пожарищ с неба пахнуло. Точно от зловонного дыхания Змея поганого, летучего!.. Всполошились девицы, забеспокоились:
     –Черные бесы прилетели – кричат!..
     Подошёл тут седобородый старец и повёл по воздуху своим ореховым посохом - будто магический круг над деревней очертил. И поднялся над деревней туман и срыл с виду терема резные. Тут бойцы и встрепенулись, как от спячки. О присяге и солдатском долге вспомнили, и что война идёт!.. Лишь по окончании семи дней счастливого пребывания в затерянной лесной деревне опомнились. И как не милы, не румяны были молодухи, что дюже не хотели бойцов от себя отпускать. Но служба есть служба. Свои, то есть наши, от разведчиков донесения ждут.
     Жаль было сельчанам хороших работников отпускать, но ратная служба дело святое! Собралась вся деревушка бойцов-соколиков провожать. Все собрались от малого до старого - стоят, вздыхают. Особливо девицы красные запечалились, слёзы в платочки свои роняют. Поняли красные девицы, что не удержать им подле себя бойцов. Но по наказу седовласого старца, видимо старосты этой деревни, что хлопцев по православному перекрестил, указали потайную дорожку по дну оврагов через фронтовую полосу на нашу сторону. Оставил саршина Петров им в знак благодарности и памяти губную гармонику, чтобы те на ней Венские вальсы играли, бойцов вспоминали. И двинулись разведчики к своим в сторону фронта!
     А на нашей стороне бойцов тех уже и ждать перестали. Домой каждому похоронку отправили. Подумали – накрылась разведгруппа. Погибли мужики! А они возьми да явись. Всё до одного живые, вместе с командиром своим - старшиной Петровым! Аки из мёртвых воскресшие, только пьяненькие! Поэтому, наверное, и перешли фронт и минные поля незамеченными, без единой царапины.. Точно шапки невидимки на себя и на лошадь-доходягу напялили, или заклинание какое от смерти знали. Здоровую лошадь у деревенских постеснялись брать, на старой линию фронта переехали. Не заметила их костлявая, упустила. Редчайший случай для боевой разведгруппы. Возможно единственный в своём роде за всю войну. А и то правда, невероятно чтобы можно было туда и обратно, под почти непрерывный прицельным огнём пулемётов с обеих сторон, через громыхающий и полыхающий фронт, через натыканные повсюду минные поля проскочить. Нет, не проползти и даже не пройти, а на телеге с запряжённой лошадью посвистывая проехать. И не то чтобы без потерь, а вообще без синяков и малых ссадин. Такого в природе не может быть.
Возможно помогло ещё то, что перед самой линией фронта, прежде чем на прорыв идти, приказал старшина Петров бойцам снять с себя чёртову вражью амуницию и облачиться пусть и в старую, но в свою родную красноармейскую форму. Переоделись бойцы и сразу на людей стали походить. И правильно сделали. Потому как, наши же, не разобравшись, могли свободно всех пятерых положить рядком, и фамилии б не спросили! Фронтовикам-окопникам не до выяснения кто и зачем со сторону вражеских позиций на нашу сторону прёт. Враг хитёр и коварен, и потому – огонь!
     -Мужики, ребята! Не стреляйте! Мы свои! Русские!.. – закричали во всё горло с подпрыгивающей на выбоинах подводы бойцы-разведчики.
     – Из разведки мы, не стреляйте, славяне!..
Распознали окопники своих, не постреляли, пропустили.
     Проскочили бойцы разведгруппы ночью в расположение наших войск на лошади. -Тпру, кривоногая!.. Остановились. Слезли с подводы, ноги разминают. Сапогами новенькими трофейными игриво поскрипывают! Обступили их красноармейцы, разглядывают:    
     – Уж не с того ли света разведчики вернулись?!
     – Вас же все погибшими считали!..
     -Это вы рано нас похоронили! – смеётся Иванов и, покосившись на Петрова, шепчет:
     -Ну, мужики, разведка удалась, что надо! И хотя языка не взяли, но шнапс и кучу немецкого сукна на портянки вам привезли. Правда немного задержаться пришлось, всё ж таки далеко зашли… и осёкся на полуслове. Точно слова забыл. Так о деревне ничего и не сказал.
И уж собрались разведчики разлить шнапс по фляжкам и котелкам сбежавшихся к ним друзьям-товарищам. Да повязали их вскоре и посадили под замок.
А ведь думали мужики, что за такое отбитое у врага в бою добро их наверное в герои запишут и по медали, а то и по боевому ордену выдадут. Да не тут-то было.
     После недолгих разбирательств, всех бойцов бывшей разведгруппы определили в штрафники и отправили на передовую. Со старшины Петрова сорвали погоны, и хотели было расстрелять, но в последний момент в рядовые разжаловали.
     Очутились на передовой два друга. Оба рядовые, но без всяких знаков отличия. В руках по винтовке с примкнутым штыком. А в каждой винтовке всего одна обойма.
Пошли штрафники в атаку. И оба друга были в этой атаке ранены. Искупили свою вину кровью.
     После выписки из лазарета, Петрову вначале присвоили звание сержанта, а потом восстановили в звании старшины. Поручили ему переводить взятых в плен и допрашиваемых немецких офицеров. За знание немецкого языка через три месяца был повышен в звании до лейтенанта.
Влились друзья в геройски наступающие передовые войска. И дошли так до Венгрии. Взяли Будапешт. Петров дослужился до капитанского звания и был назначен командиром военного патруля. А Иванов, так и остался в рядовых. Не выслужился солдат. Да и грамотёнки не хватало. Венские вальсы не слыхивал. Зато девок любил, страсть как! Ну и они его. Точно искал солдат, выбирал себе из местных красоток, ту что на деревенскую зазнобу бы походила, но так на чужой земле и не нашёл. А капитан Петров о чудесной лесной деревне похоже забыл, и вспомнать не досуг было. Отдалились друг от друга друзья. Ясное дело,- офицер рядовому не простой братишка, друг и товарищ, а бери выше – товарищ командир! Война шла к концу. Наши войска вот-вот Берлин возьмут.
     Ходил по улицам венгерской столицы армейский патруль во главе с капитаном и своих же бойцов-самовольщиков вылавливал. Поймался раз и рядовой Иванов. Выручил его Петров с трудом. От нового направления в штрафники спас. А Иванов возьми да попадись во второй, в третий раз. И кабы один Иванов. Случаев самоволки стало через чур много. Всех в штрафники не загонишь. Да и обстановку понимать надо. Пришедшая в Венгрию мирная жизнь, как разлившаяся, полноводная весенняя река постепенно входила в своё русло. По улицам Будапешта стали прогуливаться красивые женщины. Появилось много проституток. Как тут в самоволку не уйти. Природа зовёт! Посидел положенный срок на губе пойманный в самоволке Иванов и вышел, как всегда готовый к новым подвигам на женском фронте..
     Не выдержал, дрогнул, сдался напору мирно наступающей жизни и строгий командир военного патруля. Стал капитан Петров заглядываться на одну местную венгерочку, что в комендатуре полы мыла. Начал ей подарки дарить в виде дополнительного продовольственного пайка. Шоколадом угощал. Венский вальс с ней танцевал. Влюбился до беспамятства. Дошло у них дело до физического сближения .И стал советский командир на свой страх и риск у венгерской девки ночи проводить. Хотел на ней даже жениться и к себе домой в Рязанщину увезти. Мирная жизнь тогда офицеров с рядовыми сблизила. Каждый о возвращении домой думал. Думал о доме и капитан Петров, но возвращаться на родину без своей венгерской крали не мыслил. И как, вышедший из кутузки друг, не уговаривал его одуматься и не валять дурака – ничто не вразумило свихнутого на женском поле мужика. Точно помешался он от любви.
     А тут и совсем война закончилась. Стали венгерские мужчины, что воевали, и живыми остались домой возвращаться. Вернулся из советского лагеря и парень этой девушки. Она взяла да и ушла к своему венгру.
Затосковал наш доблестный командир по потере любимой бабы, задурил. Да так сильно, что взял и застрелился.
     А Иванов демобилизовавшись вернулся в свою сибирскую деревню, что в Томской области, на берегу реки Томи раскинулась. Женился на своей землячке, что и обликом и статью, и сердечным добрым хорактером ему подощла. И наплодил он со своей бабой дюжину детей. Недавно кажись таки помер.
     За три года до смерти сумел съездить в группе таких же ветеранов-фронтовиков по местам боевой славы. Были в его группе в числе однополчан, и те три оставшизся в живых бойца, из той самой проштрафившейся разведгруппы. Николаев, Андреев и Сергеев. Все трое седые старики. Порадовались ветераны встрече, обнялись, расцеловались крепко. А потом, сидя в туристическом автобусе, разговорились. Вспомнили свои похождения в тылу врага. И о той загадочной деревушке вспомнили, где их красные девы сердечным вниманием и лаской окружили. И где они забыв про трофейный шнапс, меды волшебной крепости распивали. Проезжали Тамбовщину .
     Расспрашивали Иванов и его товарищи у местных жителей о деревне: Сосновке, Сосенки или Сосновичи где он с товарищами ... Так кажется чудная лесная деревушка называлась? Не знают местные такой деревни, не помнят. И ни на одной старой карте не обозначена. Не говоря уж о современных красочных атласах. Точно и не было её вовсе. Наваждение какое-то, мистика. Огорчился Иванов, запечалился. Поездка ветеранов ВОВ по местам боевой славы подошла к концу. Распростился Иванов с друзьчми-однополчанами. А когда домой вернулся, всё о чём-то напряжённо думал - захворал даже. Отчего и умер. Точно заснул сидя за столом у замолчавшего патефона. Хороший был мужик, заводной. И хотя не грамотный, но очень к музыке тянулся.
Одним из первых в своей деревне заимел патефон и пластинки к нему. Особенно же он любил слушать Венский вальс.
22.06.09г.