Повесть Штопаный

ПОВЕСТЬ

«Штопаный»

На всесоюзную стройку Байкало-Амурской магистрали, всем известной  как БАМ, народ в свое время ехал со всех республик, тогда еще огромного, дружного и самого сильного Союза в мире… Люди, ехали разного возраста и образования и большей частью, конечно, была молодежь. И стройка-то была объявлена комсомольско-молодежной. Если честно сказать, то комсомольцы и вообще молодежь того времени и раньше сделали очень много полезного для нашей страны и было чем гордиться… А причины у каждого прибывшего в эти, тогда еще дикие края, полные разного зверья, дичи и ягод, были свои. Кто-то убегал от алиментов, кто-то от кого-то, кто-то от тоски, а кто-то и от «самого себя», некоторых притягивали «длинные» рубли и кое-какие льготы, но все, же большинство, наверное, являлись просто неисправимыми романтиками и любителями новых приключений и ощущений…
Но принимали участие в той грандиозной стройке и наши доблестные войска, солдаты Советской, теперь Российской Армии, без которых не обходилась ни одна отрасль большого хозяйства страны, да и до сих пор от их помощи не отказываются нигде, а они не возражали… Вот в их-то числе на БАМе был и я, хотя и служил не в строительных войсках и даже не в железнодорожных. Просто срочно понадобилось прорубить просеки через тайгу под установки опор для ЛЭП (линий электропередачи) к поселкам и будущим железнодорожным станциям вдоль магистрали, а также для прокладки в земле кабеля очень большого сечения к РЛС и некоторым военным установкам стратегического значения…
Поэтому по приказу командующего Краснознаменным Дальневосточным Военным Округом был сформирован, на определенный срок, специальный батальон, по пять человек разного призыва, со всех армейских подразделений округа. Снабдили всевозможными специальными инструментами и техникой, а так же всем необходимым для нормальной работы и жизни в жестких условиях дикой тайги, в сопках высоких или на заболоченной местности…
И были мы такие разные, как по образованию, так и по воспитанию, так же и по характеру и, конечно, по национальности, но всех объединяла наша славная армия и непростые, бурные ее будни, да одна на всех казарма, а здесь - палатка… Как раз поэтому все качества, присущие человеку, хорошие ли, плохие, проявлялись намного ярче и проще, чем на гражданке. Среди тайги, живя в палатках, вдалеке от цивилизации, находясь, порой в экстремальных условиях, у людей пробуждаются и различные инстинкты самосохранения, например. Заботясь же о своей жизни и своем здоровье в определенных не простых условиях, многим становится понятно, что в одиночку это невозможно, а значит, необходимо следовать принципу взаимовыручки и согласованного взаимодействия, а свою жизнь оценивать и ставить наравне с чужой и не выше. Кто-то подобные качества уже имел еще с гражданки от воспитания в семье, а кому-то приходилось приобретать, их, учась на своих ошибках и просчетах, меняя свой характер или дополняя его... Мы становились единым обществом, в котором вместе в сложных условиях жить становилось легче, и с которым выполнять необходимую работу проще, хотя оно все же делилось на небольшие группы и компании, где объединялся народ по определенным  интересам и качествам близким друг  другу, но никогда и никто здесь не оставался сам по себе… Это было бы страшнее природной стихии и самой тяжелой изнурительной работы, одиночество невыносимо и опасно на гражданке, а в армии, да в экстремальных условиях глухой тайги, тем более…
За свою же компанию я был просто благодарен судьбе, что свела меня с такими друзьями, о которых на гражданке часто мечтаем, но находим очень редко…
Гия был из Грузии. Настоящий джигит-горец. Ну, а дружба для него – святое и друг-это брат…
Миносян из Еревана был старше нас на несколько лет и успел окончить институт, только без военной кафедры, поэтому пришлось служить срочную, но всего, кажется, год и потом присваивалось звание офицерское. А он и не сожалел ни о чем, наоборот даже, кажется, был рад: «Мужшына должин испитат все в сваей жызны, или многае, щтоби хоть нэмнога понымать ее и быть настояшшым мужчыном. И дома мне будэт, щто разказат близьким и сваим дэтям, когда оны будут, а нэвэста гардытса мной сэйчас, а потом сваим мужом».
- А с какыми я, здэсь людми встрэтился, гдэ ешче можна найти такых Ара-друзэй? Мы же сэйчас, как мушкэтеры – одын за всэх и всэ за аднаго! Ну, скажи Гыя, развэ я нэ прав?
- Вах! Генацвали Миносян, вэрно гаварищь. Такых людэй рэдко на зэмле найдещь, здэсь, вот они-ми всэ рядом, такой дрюжьба надо всэгда ценить и долга помныть. Била би так всэгда вэзде, толька мыр, поныманные и виручка!
- Эх, хлопци! Гарно размовляетэ. Уси б так жылы, як то мы з вамы, ось тут и сий час. Ны кому нычого нэ трэба друг от друга, уси равни. Нэма ныкому ще раздэляты, – заговорил Ванько, до этого молча занимавшийся костром.- Ни тоби инозэмцив, ни тоби хохлов, або москалив, тильки гарни, добри, та дружни хлопци. Уси просто друзи и всэ… Уси робымо полизнэ дило однэ, як для нашеи вэлыкои, та дружнои хатыны -–страны, так и для нас усих… Гуртом, воно усэ и кругом легко…
- Ощен правылно. Один ковилинка легка, ломать, а когда ешчё есть, то свизат, тогда – будэт вэник, уже не может легко пэрэломать кто-нибудь. И вэник наобарот может всякую мусор убрать, и чиста дэлать,- вступил в разговор и Карим из Ташкента, - а я знаю ещче поговорка хороший: «гурьтом и батька лэгше побить…»
- Шо?! Карым, так цэ ж у нас кажуть так, на вкраине. Видкиля ж ты взнав цю балачку?
- Ее э! Иванко, а я многа знаю пасловиц и поговорка. И грузынский, и армянский, и украинский, и русский, да и многа чей ешче… Когда у нас в Узбэкистане посли етых проклятых зэмлятрасэний Ташкэнт снова строили, тогда со всэх рэспублик ехали к нам на помащь. На какых язиках тогда нэ говарилы, но почьему-та всэ понымали друг друга и очшен дружьна были и жилы, а многа так и остались патом жить у нас. Ее э! А какой красывий горад палущилса и как бистро. О! Эта же патамущта всэ вмэсти и дрюжьна, ми тогда сылный, умный и многа можим помощ, друг другу всэгда сдэлат хараще…
- Эх, мужики! Как я вас всех люблю! Ведь это так здорово, когда все живут дружно, между собой, тогда действительно многое возможно. Взять даже нашу компанию, да и других ребят из нашего батальона. Живем, как одна семья, как братья и всегда поможем друг другу при необходимости и в случае опасности, не задумываясь о своей жизни, главное - друга спасти… Хотя мы все вроде такие разные, а все равны и никому даже мысль не приходит в голову, что кто-то лучше кого-то, или умнее. И делить нам действительно нечего, поэтому нам здесь легко находиться и даже интересно, в этих непростых условиях…- поддержал друзей Санька-москвич. Еще у него была кличка – Кубик, на которую он совсем не обижался. Это мы ему дали почти все одновременно при первой встрече из - за его фигуры. Ростом он был небольшого, но очень широкоплечий и мускулистый, отчего и казался квадратным. Тяжелой атлетикой занимался на гражданке, да и здесь по возможности качал мышцы. Нрава же он был веселого и простым человеком, любил поболтать и посмеяться…
- А че делить-то? – заслоняясь рукой от дыма и отсаживаясь чуть дальше от разгоревшегося сильнее костра, продолжил разговор Николай-приморец, он был родом из Приморского края, очень далекого от нашей столицы и тех мест, откуда были его друзья. – Страна-то большая, места всем хватает, и голодные не ходим, спать у каждого есть где, из дома родного никто никого не выгоняет, наоборот большинство к себе в гости зовут и всегда рады гостям. А нам с вами, здесь, вообще нечего делить, в палатках у каждого своя лежанка имеется и каши всегда достаточно. И тайга большая, деревьев много, на всех хватит, руби, не хочу, а если кому мало будет, я свою норму уступлю, ради друга, пусть мои рубит…
- А, ха, ха, ха, ха! Ну, Колян, придумал… Нет уж, мне и своих деревьев хватает!
- Генацвале Колян, маладэць. Каму мало? Я тоже сваи уступлю. А для шашлык мне пожарыть многа нэ нада…
- Вах! И я нэ жадный, чужой мнэ нэ нужьно. Карым, можьет ты хочэщь Коляна дэрэвца порубать?
- Ееээ… Слущий, какой ви всэ щэдрый. Ёкх! Мнэ, штоби здэлать даже харощий плов, и вэточек хватыть. Навэрьно, Ваньку надо? Тогда я тоже сваи адалжю…
-Шоо? Мэни? Так для мэнэ, воны щей свои, лышни будуть. Навищё мэни,як я, свое сало можу и нэ варыты и нэ жарыты, була б цэбулынка, або часнычинка, та хлибынка черна, так я за мылу душу зьим, ще мало будэ, ну и вас угощю, одному ж-то скучно будэ исты, та срамно…
 - Таак. Ну, а где же твое сало, Ванько? Доставай, будем пробовать.
- А чего пробоваты? Сало як сало – ёго исты трэба, а нэ пробовать…
- Тогда давай не пробовать, а есть его…
- Так як бы ж було! Эх!!! Шматок сальца с цыбуленкою, або з часнычинкою, або лупанои ковбаски колэчко, та з часнычком, ни, лучше усэ умисти, та до цёго трошки горилочки. Дааа…
- Ой, хватит душу травить Ванько, а то слюнки текут, выплевывать не успеваем, да глотать! Раз уж зашел такой разговор, то и я добавлю к нашему столу и угощению свою красную рыбку солененькую и копченную с пивом, да икорку зернистую… Не, мужики, правда, давай о другом, - прервал друга Колян,- иначе ночью не выспимся, будут сны сниться про шашлык, плов, бастурма, бочки с пивом и вином, да бутылки с горилкой… Ха, ха, ха, ха! Каждому свое.
- Ага, и мы вокруг этих бочек сидим, да все это едим, вином да пивом запиваем… - добавил, смеясь, Кубик.
- Ееээ, Кубык, а еслы я савсэм нэ пью? Щто делать?
- Тому двойная порция икры будет, тем более ты и сало не ешь, значит его Ваньке больше достанется, а он тебе за это свою икру даст. Якши? Карим!
- Якши, якши!
И все разом громко захохотали. Да! Мы были очень дружной и веселой, интернациональной командой - одной семьей…
- Мужики! А знаете, о чем я подумал?- прервал наступившую паузу после общего смеха Кубик, подбрасывая в костер хворост и задумчиво глядя на огонь. – Оставаться бы вот так, всегда вместе, нашей компанией, или жить где-нибудь недалеко друг от друга, да собираться по выходным и праздникам…
- Ну, в одном-то месте нам жить не придется,  у каждого есть свой дом, своя семья и то место, где он родился и рос. И собираться по выходным, естественно, не получится, живем-то в разных концах страны, а вот через несколько лет собраться где-нибудь нашей компанией, было бы не плохо и, наверное, возможно. Да поглядеть друг на друга, кто кем и каким стал,- поддержал Колян.
- Слухайтэ друзи мои?! А шо, може правда договорымося, и як ото мушкеторы, зустринэмся спустя десять рокив, а потим через двадцать рокив, чи знову чэрэз дэсять, можно чэрэз пьять…
- Генацвале, Ванько! Слущий хараще прыдумал, а?! Канэщно надо встрэтитца, но нэ чэрэз дэсять и двадцать, а чэрэз пьять лэт. И я всэх прыглащаю в мой гостэприимный, горный и курортный, солнэчный Грузыя! Гдэ вас будэть жьдать на столах вкусный щащлык из самый нэжьный молодой барашка, самый лучщий выно и коньяк, отборный виноград и фрукты…
- Вай! Дарагой Арра-друг Гия, а пачему к тэбэ в твой харощий Грузыя? Я тоже хачу прыгласыть друзэй на встрэча, к нам в солнэчный Армэния! Развэ у нас нэту прэкрасный горы? Или нэт вкусный выно и коньяк? А фрукты разный и вкусный и щащлык, я тоже-прыгатовлю-палчикы аблыжещь, гарантырую… Но, я ешчё прэдлагаю нэ проста чэрэз пьять лет, а чэрэз кажьдый пьять лэт. Кто нэ сможет заплатыть за дорога, значэт всэм вмэстэ помочь тому…
- Ее э, э… Уважяемый друзия маи и дарагой льюды! Я савсэм самнэваюся щьто и у Грузия красыва и караще. И Армэний замэчателна… И Гия и Мыносян достойный льюди, друзия, но развэ я в Узбэкистан, у сэбя в Тащкэнт, тоже очшень солнэчнай, нэ сумэю найты для самый дарагой друг харощий выно, фрукт, или барашка на щащлык? А какой у нас арбуз, а какой дыня?! Сама во рту тает. А запах, а вкус? М, ммм… Вах! Я и плов такой здэлаю, вай, палчык аблызать будэщ! А ешчо скажу так, щтоби нэ обидна был, давай встрэчаца чэрэз кажьдый пьять лет, но по очэрэди у кажьдого…
- О! Цэ будэ гарно! Зустринымось по очэрэди у кажного друга, а щоб зовсим обидно нэ було ныкому, пэрва встреча хай будэ у мэнэ на Вкраине, мыли и хлибосольни тоже. Хрукты у мэнэ тэж знайдуться, е и грущи душисти, та мьясысти, и яблучки сочни, и овощи усяки… Всэ свое з городу, а чего будэ ще трэба, достанэмо у сусидэй, та на базари, а вына разни и коньяки тэж знайдэмо гарни и з Грузии и з Армэнии и Узбэкски. Тильки у нас таку горилочку, та буряковочку роблять, шо ныяки коньякы нэ понадоблятця, як ту горилочку покоштуетэ. Цэ я вам размовляю, як воно е… Та ту горилочку пид сальце з прослоичкою, с чисночиною, або ковбаскы лупанои в смальци, -  за ущи нэ одтягнэшь от такого угощения, та ще, як огирочок малосолэный захрумкаетэ, та капусточку квашену з помидоркамы или з яблучкамы, та картоплю мащенну со шкварочкамы, а потим варэнычкы люби, с чим захочэтэ, та со смэтанкою, ух… Празднык, та гульки закатымо на усю мою ридну Полтавщину… А дивки яки у нас гарни, эх! И титьки во яки и ногасти, чорноброви, очима так и стрыляють у самэ сэрдэнько, ух, нэможу бильше вспомынаты, уси конечности задрожалы! Так шо, пэршэ у мэнэ зустринымось, а потим вжэ дали, по очэрэди… Так уж и буты, я буду, як нейтральна сторона…
- Ну, Ванько! Хитрый ты, однако, хоть и добрый, да веселый. На Полтавщине все такие или ты один? А почему бы ни начать с нашей столицы?
- Ха, ха, ха, ха! Та ну, якый же хытрый? Хлопци, я вэсэлый, та добрый! А на Полтавщине почти уси таки, бувають, правда и хытри люды, бувають и поганэньки, но больша часть прости и добри, вэсэли та хлибосольни… А дураков мабуть хватае кругом, як у разных рэспублыках и нациях, так и у разних народов  у другых странах?!
- Слущий, дарагой друг Ванько, правильна гаварыщ! Вэздэ есть и щакалы подлый, и орлы красывый, и гордый-настояший джигит, но в кажьдой сэмье радители хатят, щтоби всэгда было болще гордых орлов-настояших мужчын, чем подлых щакалов, хотя, к сожалэныю, попадаютца и такой льюды…
- Это верно. Так было всегда и, наверное, пока будет, лишь бы не было хуже. Вон, даже пословица есть: «В семье не без урода…».
- Так и есть братья, согласен в чем-то со всеми, но… Я тоже ведь не сказал своего слова, имею в виду встречи наши. И вернусь к этому разговору. Все молодцы и везде, уверен, будет отлично и здорово, но давайте сначала все-таки к нам в Приморье… Тут вам и горы есть и долины найдем, как степи. И реки горные имеются, а главное, море и океан – рукой подать. Выпить же и закусить найдется. Вы еще не знаете, какие питательные, вкусные и интересные блюда можно приготовить из морепродуктов. У нас-то и будет нейтральная сторона, а вот у тебя, Ванько, за столом кому-то, может быть, и не совсем уютно, так как твои все блюда ты готовил со свининой…
- Як цэ так? Кому цэ?
- Кариму наверное, он-то мусульманин и сало не кушает. И придется ему горилочку закусывать только овощами, фруктами ее не закусывают. Хотя он и горилочку-то пить не будет, кажется, у них крепких напитков пить по вере не положено… Так что сначала ко мне, а потом уже решим, к кому и когда дальше…
- Тю! Та Господь з тобою, Мыкола, шо ты такэ кажешь? Хиба ж у мэнэ будэ тильки одна свынына? Та одна горилка? Да я для свого друга нэ пожалию и бычка! И кури у нас е, и кролив дэржимо богато, та у сусида барана куплю, а для такого случая сусид и так подаруе. У нас люды подельчивы и сами рады будуть погуляты з намы вмисти. Лышь бы вы уси зьихалысь до мэнэ поскоришэ, так усэ сэло прыйдэ, або два празднувать, так шо будэ усэ, чого душа захоче! В общем, так! Хватыть тут балакать лышнэ, а давайтэ заручатысь друг другу, що як пройдэ пьять рокив писля дэмбэлю, то уси зараз до мэнэ, тильки щёб я, точно знав колы. И ото давайтэ бэз лышних балачек, я пэрший и всэ тут. Всим ясно?
- Ну, ты глянь на него? Настырный и все-таки хитрый, попробуй такого переговори!
- Генацвале, молодэц, сваего всэгда дабыватца будэт в жизни, сматры упрямый какой и ешчо сыльный. А? Настояшчий мужчына!
- Вах! Ара-друг, хытрый-значыт умный, маладец, но гостепрыимный.
- Ну, как к нэму нэ поехат, слущий, а? Он уже всо за нас расчытал и
 для мэня даже отдэльна, раз я сало не кущию. Ай, маладэц! Дай я тэбя абныму как брата, маладэц. Ха, ха, ха, ха!
          И Карим обнял Ванька за плечи, потом подскочили и Гия с Миносяном, а следом и Колян, они, хохоча, обнимали его, а он в свою очередь пытался схватить всех в охапку и это почти у него удавалось. Парень он был крупный. Высокого роста, длиннорукий и сильный, крестьянин-хлебороб… Потом всей кучей повалились на землю и, громко хохоча и выкрикивая шутки, начали кататься по ней клубком. Немного поборовшись, успокоились и снова расселись у костра. А Кубик, сняв гитару с дерева, заиграл, и запел знакомую всем песню.  Наступила пауза, все сидели, молча, глядя на огонь, слушая музыку, песни, и думая о чем-то близком и родном…
- Как мы сейчас хорошо все вместе работаем, веселимся и дружим, а какие у нас мечты, желания, надежды и мы так беспечны и счастливы, наверное, потому, что еще очень молоды…- после недолгого молчания заговорил Колян. - Только сдается мне, мужики, как бы мы не зарекались, на сей момент о встречах после дембеля, вряд ли это получится и никто из нас после армии никогда не увидится…
- Ееэ, щто гаварыщь Колян?! Пащему так гаварыщь?
- Вай, зачэм так сказал, почэму нэвэрищь? Зачэм?
-Слущий дарагой! Нэ обижяй а? Так нэ гавари, да?
- Тюю! Мыколо! И шо ты такэ балакаешь, а? Чи може ты сам, нэ бажаешь, зустринутысь?
- Ха?! Я? Я-то желаю встретиться. Только подумайте сами, сколько воды утечет за пять лет? И как может измениться личная жизнь  у каждого из нас! У многих появится семья и вместе с ней определенные обязанности и проблемы, которые не позволят приехать в назначенный год, месяц, день и час… Кого-то затянут серые будни, и ему будет не до встреч, а кто-то, может, «птицу удачи за хвост» поймает и поднимется на вершину славы или власти. Появится новый круг знакомых и друзей, перед которыми будут определенные обязанности и долги. О встрече же, которую мы сейчас так разыгрываем в своем воображении, он и не вспомнит, если и вспомнит, то все сроки пройдут. И свою совесть ему придется успокоить мыслями, что на следующую встречу приедет обязательно, но и на следующую тоже не получится… Так с годами мы перестанем думать о ней вообще, поначалу, может, письма с извинениями друг другу слать будем и с уверениями об обязательной встрече в следующий раз, а годы-то будут проходить неумолимо, все дальше и дальше отдаляя нас… А могут быть и другие, даже объективные и существенные причины, о которых мы сейчас и не подозреваем, но которые не позволят встречаться. Дал бы Бог просто не забыть друг друга и это прекрасное и интересное время. Да может, вспоминать добрым словом при случае где-то в компаниях, за столом…
Он замолчал, и вновь наступила долгая пауза, каждый о чем-то думал, глядя в костер. Только слышалась красивая гитарная мелодия и приятный голос поющего…
- А ведь Колян прав, мужики, - прервал молчание Кубик, прекратив играть и петь, отложив гитару в сторону. Действительно, жизнь может так повернуть, такие преподнести сюрпризы, что и во сне не приснятся, а для нас это будет казаться странным и невозможным… (О сюрпризах, которые может им преподнести жизнь, они были правы, но о таких, какие ждали их впереди, через десяток, другой лет, они не могли даже помыслить… Разве могли они тогда предполагать, что когда-то такая огромная, сильная, богатая и разно народная страна вдруг развалится, и братские, дружественные республики станут чужими, соперничающими, даже враждующими государствами, а живущие в них друзья и даже родственники станут иностранными гражданами? Нет, не могли предполагать, такое нам и правда, никому не могло даже присниться…) И тогда о встречах мы перестанем даже мечтать. Может, когда-то, где-то, кто-то и встретится случайно, а вот специально, вряд ли… За год мы как меняемся! И наша жизнь, даже здесь, не говоря уже о гражданке, а за пять, тем более десять лет и говорить нечего…
- Дааа, Так харащё гаварыть нащинали и так грустна законщили…
- Слущий, дарагой! Я нэ согласэн. Мы вэдь можем, постоянна пэрэпысыватца! Всэгда пысьма пысать и о встречах гаварыть, когда и гдэ и у кого… Да?
- Можем… Только могу спорить, что все эти письма, переписывания тоже ненадежно и ненадолго. С каждым годом, даже месяцем, будем писать все реже и реже, пока не перестанем вообще. Так что давайте дружить хорошо сейчас и ценить дружбу на данный момент, пока мы вместе, чтобы было, что вспоминать по-доброму и с удовольствием…
- Эх, хлопци! Нэвжэ ж воно так всэ и будэ?
- Слущий, откуда знаещ, а? Пачэму так нэ хараще гаварыщь, а?
- Потому что примеры знаю. Я бы очень хотел, чтобы было, как мы мечтаем и загадываем, но на гражданке у меня есть старшие друзья, которые при  случае всегда начинают рассказывать о своей службе в армии и о своих друзьях-сослуживцах, да с большим удовольствием. И некоторые так же назначали встречи и ждали их, но по разным причинам так и не ездили на них…
- Дааа…
- Может, у нас все будет по - другому, именно как мы мечтаем?
- Жаль, еслы нэ так, очэн жаль… И все-такы я верю, встрэчи будут…
- Эххх!!! Ну, давайте друзья, сейчас не будем унывать заранее, а дождемся своего времени, оно покажет, кто оказался прав, а пока продолжим шутить и веселиться, как и раньше…
- Согласен, генацевали, давай!
- Кубык, заиграй ешче харощий пэсня, да спой дарагой.
- Да я уже напелся сегодня, пусть Колян с Ваньком  теперь, они тоже   хорошо поют, а Колян и на гитаре играть умеет. Согласны?
- Мужики, я думаю, все согласны, но пора по палаткам, кажется… Поспать хоть немного надо, а то на просеку-то завтра рано ехать, не выходной-то! Да, вон и ротный уже по лагерю бродит с дежурным, сейчас орать начнет, что не спим до сих пор и другим мешаем…
- Точно, до нас идэ, трэба разбигтысь, покы вин нэ дойшов, давайтэ швыдчэ!
И мы, загасив костер, разбрелись по своим взводным палаткам, где сослуживцы многие уже давно спали, мирно похрапывая и сопя, иногда разговаривая о чем-то во сне…

                * * *

Утром, после завтрака, погрузив мотопилы, топоры и другие инструменты, все необходимое оборудование на «уралы» и ГТТ (гусеничный тяжелый тягач), мы отправились вглубь тайги, к месту, где остановили рубку просеки в прошлый раз. Разбившись по привычным звеньям, в несколько человек, приступили к работе. И тайга стала наполняться громкими разговорами, окриками, смехом на шутки, а также визгом пил двуручных и треском мотопил, порой заглушая стук топоров сучкорубов и впереди идущих рубщиков тонких деревьев, освобождавших место работы для моторизованных звеньев. Но почему-то больше всего обращал внимание на себя особый звук от падающего огромного дерева… Громкий шорох и шелест, словно прощальный стон и шепот, как предупреждение своим родственникам, ожидающим такой, же участи. Или которым пока повезло, а потом, словно предсмертный крик, уже у самой земли и глухой удар всей кроной, с тяжелым последним вздохом, выбрасывая высоко нижнюю часть ствола и после резко опускаясь, приподнимая дрожащую крону… Словно пытаясь еще подняться и встать на свое место, где родила и вырастила их мать-природа. Но после бесполезных попыток немного подрожав, как телом, а вернее своим телом-ветвями и листочками, словно в последней предсмертной агонии и покачавшись из стороны в сторону, как бы с укором, затихало навсегда, погибнув, от рук палачей природы – ее же «венца» – человека… И порой казалось, что мы врезались в чье-то живое тело, нанося нестерпимую боль и огромный вред ему… Вокруг разносился стон и шепот мольбы, обращенной к нам, но который мы не могли расслышать и понять, отдалившись так далеко от великой природы, хотя и являемся определенной частью ее, скорее частицей … И казалось, что из темной глубины и сказочной дремучести величественной тайги, многовековой, чистой и девственной, к тому же разумной, кто-то внимательный наблюдает за тобой то с одной стороны, то с другой, окружая своими лесными магическими существами и духами, о чем-то перешептываясь друг с другом, словно советуясь, как же возвратить нас, приблизив к себе, и помочь нам избежать грядущих катастроф, о которых им известно, показать нам правильный путь… Если же не получится, то просто отомстить нам, наказать за злодеяния. Казалось, мы пробивались не просто через густую растительность, но через плотную энергетическую стену, которая надвигалась на нас своей мощью и громадиной. И как-то жутко становилось порой, оставаться одному, вдалеке от товарищей, даже днем, а ночью вообще казалось, что кто-то или что-то находится прямо рядышком, присутствуя вокруг и около иногда дотрагиваясь и обдавая прохладным дыханием, пытаясь околдовать нас всех, отыскать слабого или сильного и душой и телом, но отделив его от энергии коллектива, хоть на время, для исполнения справедливого приговора… И порой случались очень трагические случаи, и довольно часто, словно и правда великие и таинственные силы и лесные духи гневились. Но, только человек - есть существо в природе  все же особое. И чем дольше мы жили в этих условиях, тем больше привыкали ко всему и уже мало, на что обращали внимание, продолжая свою работу…
После ночного дождя было свежо и влажно… Пришлось ждать, пока взойдет солнце повыше и роса испарится, да спадет с листьев, хотя через пару часов работы мы были мокрые от пота  одежда - хоть выжимай…
День был такой же, как обычно, и ничто не предвещало чего-то плохого. Так же визжали пилы, дробно стучали топоры, зловеще блестя на солнце остро заточенными лезвиями, стонали, издавая последний вздох, падающие деревья. В самый разгар рубки просеки в наш взвод наведался ротный фельдшер. Обходя все звенья по очереди, он подошел и к нашему.
- О! Андрей, Мы тэбэ ради бачить! Як там, хлопци наши поживають, у другых звэньях, та у зводах?
- Да все вроде пока нормально. А у вас как дела?
- Та всэ гарно!
- Ну и ладно. Пойду других проведаю.
Андрей уже спустился по склону сопки почти к самому ручью, где работали другие звенья, как раздался голос Коляна:
- Андрюха! Ты же смотри, от нас далеко не уходи…
- Но, я и так  рядом буду, только в другом взводе, ниже вашего, а потом снова к вам наведаюсь…
- Ты лучше от нас далеко не отходи, или почаще наведывайся, а то не дай Бог чего…
- Да ты  что каркаешь-то? Или уже предчувствуешь чего…
- Да нет! Но всякое же может быть… Сам понимаешь, тайга, деревья падают.
- Брось болтать, что попало! Сплюнь лучше…
- Тьфу, тьфу, тьфу… Просто, когда ты рядом, нам спокойнее…
- Хорошо, соседей проверю и к вам вернусь! Ну, Колька…
Фельдшер продолжил спуск по склону, а лесорубы приступили к своей работе. Колян, срубив очередное дерево и повалив его на землю, проследил, чтобы на месте падения никто не оказался, перешел к следующему. Береза почти у самого корня раздваивалась, образовывая вилку из двух стволов, рядом, почти вплотную, выросла молодая березка, словно дочка, прижималась к матери, надеясь на ее защиту от непогоды, но…
…Но не от жестоких людских рук, в которых находились бесчувственные и бездушные топоры и зло, рычащие механические хищники-пилы… «Да, здесь не просто будет рубить, мало места для размаха. Надо, наверное, сначала кустарник срубить, эту тонкую березу и потом уже браться за остальные стволы потолще. Хотя нет. Скорее всего, надо срубить сначала вот это, правый ствол, и с той стороны, а потом молодую, только тогда браться за следующий…» Николай обдумывал наиболее удобный вариант,  оглядывая со всех сторон деревья. Приняв, наконец, оптимальное решение и найдя более-менее устойчивое положение, став поудобнее, он размахнулся топором. Зловеще блеснуло на солнечных лучах, пробивающихся сквозь листву, остро оточенное лезвие. Очертив невидимую траекторию в воздухе, резко опустилось, с желанием поглубже впиться в тело березы, и…
И скользнув по первому стволу дерева, лишь слегка коснувшись другого, почти со всего размаха, острым концом вонзилось в ногу Николаю, ниже колена, пробив кирзовое голенище сапога!!!
Громко заматерившись, Колян отбросил этот проклятый топор в сторону, сел на сырую траву, инстинктивно зажав рану руками, но голенище сапога мешало, и кровь свободно сочилась в сапог. Боли пока не ощущалось, но нога уже была вся мокрая от крови, в сапоге даже хлюпало при движении ступнёй… Сняв сапог и пережав ногу вокруг, выше раны, стараясь остановить кровотечение, он позвал, к счастью, еще не ушедшего в другой взвод фельдшера:
- Андрей! Андрюха!
Тот, услышав, остановился, повернувшись к нему.
- Ну, чего тебе еще? Колян, дай же мне, наконец, сходить к другим! Вдруг я там уже нужен…
- А ты и здесь нужен…
- Не болтай чепухи! Колян, может, хватит, так глупо шутить?!
- А я и не шучу. Ты действительно срочно нужен! И лично мне…
- Зачем я тебе нужен?
- А, ты подойди, и сам поймешь, только чем быстрей, тем будет лучше…
Находившийся неподалеку Гия, оглянулся в сторону Николая, сидевшего на земле, согнувшись и держась за ногу, почувствовал что-то неладное и быстро подбежал к другу. Увидев его бледное лицо и мокрую от крови штанину, задранную до колена, стекающую струйками кровь по ноге, прямо на траву, громко закричал:
- Вай! Колян, щто случилос, щто с табой, дарагой? Зачэм нога в кровы? Андрэй, Андрэй! Скорэе суда, бэгом, бэгом…
Подбежали и Кубик с Иваном, тоже оказавшиеся рядом.
- Да что там такое? Неужели и правда что случилось? Бегу!
- О, Боже ж мий, Боже! Та ще ж ты наробыв, Мыкола? Андрий, дружэ, скоришэ давай, до Мыколы!
- Да бегу, бегу! Андрей, запыхавшись, несколько раз упав, споткнувшись о нарубленные ветки, подбежал к Николаю.
- Ну, что тут у вас? О! Едрит-твою мать… Коля! Как же ты так умудрился? А? Вот и докаркался! Заранее чувствовал, что ли?
- Да перепутал малость ствол дерева с ногой…
- Ничего себе, малость! И опять шутишь… Почему сразу не сказал, что с тобой случилось? Крови то вон сколько…
- Дак я сразу тебя и стал звать на помощь…
- Ай, Коля, Коля. Ну, кто же так зовет? «Кажется, ты уже здесь  нужен…» Шутник, блин… Нет бы сразу сказать, что ногу рубанул. Давай сюда ее, выпрями…
            И Андрей принялся обрабатывать рану.
- Так вин, всэ врэмя шутыть, я-то з ным з учебки служу. Помню, булы в Поярково у командэровки, а там ему прыйшлось чыряк выризаты, та бэз наркозу. Бачу, блидние, сознание лышаэтся, начав вжэ падать, та прямо у живит головою мэдсэстри уткнувся. Вона ёго пытае: «Що, тоби плохо?» А вин кажэ: «Ни, мэни хорошо, так мягко, тэпло, аж спать охота…» и вырубывся зараз. Друга сэстра ёму нашатырю пид нис суе, вин тоди очухався трохы, а то знову чирь ковырять. Бррр, фу! Як вспомню, так у самого мурашки по спэни бигають. Як та ёму ковырнула нэсколько разив, вин знову сознание молча лышается, да головою в сэстрин живит…
- Да хотел чуть выше, там такие пышные груди были, но не достал, хотел чуть ниже, тоже не достал, вот и пришлось живот пощупать, хоть головой, руки-то заняты были…
- Ха, ха, ха, ха!
            Все засмеялись его шутке, даже Андрей, пытавшийся сдерживаться, так как был занят ногой Николая. Потом укоряюще покачал головой:
- Снова шутишь, вот же болтун, хотя сейчас, наоборот, шути, меньше боль чувствовать будешь…
- Так я ж нэдосказав. Та, ёго пытае: «Шо, опьять плохо?» А вин шатаясь, и пытаясь, очи открыть, каже: «Та шо вы, мэни так хорошо, просто у вас, такый живит гарный, та мягкый, так и тягнэ лягты на ёго…» Сам ели языком ворочае, а шутыть… А сэстрычки молодэньки  рогочуть мэж собою, та красниють.
- Когда человек с юмором и любит шутить, то это здорово, только здесь-то ситуация другая и условия иные-тайга… Не до шуток сейчас, крови много… И рана глубокая, надо швы накладывать… Я-то жгут резиновый наложил, но больше двух часов нельзя держать. За это время остановится ли кровь? Да и зашивать надо обязательно… Необходимо в санчасть его отправить…
- Андрэй, так ГТТ  на развилке дэжурыт, на этам вэздэходэ Коляна и доставыть…
- На нем –то и доставят, только ГТТ сюда не подойдет. И пока добежим до него сообщить, минут пятьдесят, а то и час пройдет, а там, как назло, еще и ГТТ не окажется. А Кольке, кажется, скоро плохо будет, бледный какой…
- Так, мужики! Быстро думаем, что делать! Каждый свое решение высказывайте, только быстро!- вступил в разговор Санька-Кубик.
- Ээ! Слущий, дарагой?! Да щто думать? На носылки Коляна и самы до ГТТ донысем, быстрэй будэт!
- Гия прав, а кто-нибудь из нас, вперед побежит, чтобы ГТТ навстречу ехал, сколько возможно…
- Носилки-то в вездеходе оставили…
- Та на ще нам ти носылки? Мы ёго на руках, по двое донэсэм! Нэ такый вин и важкый вжэ…
- Вах! Ванько, ты правыльна сказал. Кубык, хватай мои рукы и нэчэго врэмя тэрят… Ну-ка джигиты, памагай Коляну встать!
- Так, Миносян, собери весь инструмент чтобы не растерять, а ты Карим,, бегом до развилки… И посылай ГТТ сюда. Только бегом, изо всех сил, а мы попарно нести Коляна будем. Все, вперед, быстрей, быстрей! До развилки километров пять-шесть будет, а время летит…
Карим, как мог, побежал к развилке, спотыкаясь, скользя и падая. Гия и Кубик подхватили Николая, понесли его, а Ванько с Андреем пошли рядом, чтобы потом сменить друзей…
Нести его на руках, даже в паре, оказалось не так-то просто. Ноги скользили по траве, цеплялись за брошенные ветки и тонкие стволы срубленных деревьев, парни несколько раз падали вместе с раненым, карабкаясь по склону. Приходилось нести и на спине, каждому по очереди. Глаза заливал пот, комары и мошка летали вокруг и нагло садились роями на людей, можно было, смахнуть с лица целую кучу крылатых паразитов. Друзья очень торопились и волновались за своего товарища. Прошли-то всего половину пути, время тянулось медленно, а ему становилось все хуже. Перетянутая жгутом нога занемела, а потом вдруг сильно разболелась. Николай терпел, стискивая до скрежета зубы, и слегка постанывал…
- Андрей, сделай ему укол обезболивающий. Смотри, как мучается пацан, скоро сознание потеряет. Что тогда делать?
- Да я уже вколол ему, там, на месте, сразу два. Остальное лекарство в вездеходе осталось…
- Но у тебя должно, же еще с собой что-то быть, типа морфина или тарена из особой аптечки для боевых действий с оружием массового поражения, тебя ли учить? Там-то сильные вещества…
- Да я, как назло, и эту аптечку в технике оставил…
- Ну, на кой лад ты тогда ходишь во время работы, нас проведываешь, если помочь не чем?
- Первую-то помощь я оказал же все равно и правильно! Без меня оказались бы, наверняка растерялись? Ну, получилось так. Что, с тобой так не бывает? Ты все наперед продумываешь, на несколько шагов, как шахматист?
- Не всегда, но в твоем случае, как фельдшеру, надо бы учитывать условия, в которых работаем…
- Вах! Генацевале, друзья маи! Зачэм сорытца, в такой момэнт? Луще подумать, как помоч Коляну! Он кажется сознаныя тэряет…
- Стойте! Я ему хоть таблеток обезболивающих дам, може, немного полегчает! Где фляжка с водой? Подай ему.
Дав выпить лекарство,  потерев нашатырем слегка виски, и пару раз поднеся к его носу, поспешили снова в путь… Коляну немного полегчало. По дороге дали выпить еще таблеток. Время, казалось, шло еще медленнее, а развилки не видно и вездехода не было даже слышно… Через какое-то время Николаю стало хуже, и он уже начал стонать громче и чаще...
- Андрэй! Дарагой! Ну, дай же ты ему ешчо этих таблэток!
- Да нельзя много, он и так норму перебрал… Дайте ему водички еще и нашатырем подышать… Только осторожно, слизистую носа не обжечь чтобы, дай-ка я, сам поднесу ему…
- Та дэж вин, той ГТТ? Чи Карым ще нэ добиг до ёго? А можэ вин уихав куда и нэма на мисти?
- Не дай Бог уехал, тогда будем прямо по дороге нести на руках, может, кто ехать будет из других взводов, или нашего встретим. Только он обязан там стоять…
- Ага, обязан! Так же, как и в сумке у тебя обязано что-то эффективнее быть?!
- Не начинай снова! Лучше все силы соберем, да попробуем еще быстрей двигаться! Я уже сам себя виню, и в следующий раз такого не повторится!
- Не дай Бог следующего раза… Ладно, припустим еще быстрей!
- Стой, мужики! Стой! Больше не могу… Все! Ногу не чувствую, а боль почему-то невмоготу… - со стоном, кривясь от боли, прохрипел Колян.- Пропадаю, мужики! Андрей, сними этот жгут проклятый или ослабь хотя бы, да убери эту хренову палку из под коленки…
- Но вдруг кровь снова пойдет? Ты и так ее немало потерял…
- Вся не выбежит, и мне останется… Да может не пойдет?! Дай хоть минуту ногу распрямить, передохнуть хоть малость… Давай попробуем?!
- Слухай, Андрий! Можэ и правда попробуемо? Ну, глянь, як вин мучаетца…
- Хорошо. Давай уберем палку, ногу выпрямим, а жгут наложим выше колена, не сгиная ноги. Может кровь не пойдет, и я сделаю перевязку, а за это время как раз и отдохнешь…
- Согласен, только быстрей… - процедил Николай сквозь зубы и вдруг потерял сознание.
- О, Господи! Лишь бы это не болевой шок… - Андрей срочно приступил к своим обязанностям врача, точнее фельдшера. Через несколько секунд, к Николаю сознание вернулось,  и послышалась тихая шутка: «Чего рты разинули, а не поете? Я уже выспался, можно снова шуметь…» Все с облегчением вздохнули. – Ффффуу… Слава Богу!
- Вах! Генацевали, джигит!
Сделав перевязку, облегчив хоть немного страдания друга, двинулись в путь. Пройдя несколько метров, услышали рычание двигателя и лязг гусениц вездехода. Они ускорили шаг, и через  несколько минут на опушке увидели, наконец, и сам вездеход. Все до единого, неожиданно для самих себя, как, сговорившись, закричали от радости и опустились на траву в изнеможении, со слезами на глазах…
- Уурррааа!
- Ну, наконец-то…
- Мыкола, друг! Ще трошки…
- Ну, сейчас поедым дарагой!
- Не, мужики, может, не будем ехать? Железяка, она и есть железяка, а на руках ваших, да на плечах, так мягко было…
- Снова шутит! Ну, тогда жить будет и ходить тоже! Теперь, скорее, в санчасть, Андрей, а мы по времени успеваем со жгутом? Может, попробовать снять? Ты же сам говорил, что больше двух часов не нельзя держать, но когда доберемся до санчасти, больше двух часов будет. Пока шли, час точно прошел, а то и больше, ведь километров пять прошли и шли-то не с пустыми руками.
- Да, ты прав, но я уже пробовал только сейчас, пару секунд назад, жгут снять, Колян шевельнул ногой и кровь опять пошла…
- Так, до санчасты нэдалэко, а на вэздэходы мы домщимся быстра, как на горячем скакуне…
- Ты забыл, Гия, что санчать недалеко от лагеря нашего, а от этого места часа два ехать, ну, пусть полтора даже…
- Ну, не в вездеходе же зашивать-то? Да и надо же знать точно, что он повредил, может, кость задел, почему кровь долго идет, может, венку или сосудик какой перерубил? В любом случае ехать надо к врачам, меньше время терять лучше будем на эти разговоры и соменения… Не дай Бог инфекцию занесем…
- О! Слухайтэ друзи мои, Андрий! Можэ поихать у Корэйский городок? Вин тут зовсим нэдалэчко, хвылынок дэсять ихать, ну пьятнадцать…
- Точно, мужики, здесь рядом корейцы из Северной Кореи, по договору лес себе рубят, давно уже, несколько лет, - вступил в разговор старший лейтенант, который был старшим наряда и дежурным машины, - а у них в городке и больница есть и врачи неплохие. Лечат нашими лекарствами, и своими и травами какими-то… Андрей, решено, поехали…
- А вдруг не пустят нас в городок? Все-таки чужие люди, из другой страны…
- Як цэ нэ пустять? Шо ж шо люды чужи, так на нашои ридни зэмли…
- Вот именно! Мы же не в гости напрашиваемся, а с раненым за помощью…
- Да успокойтесь, все будет нормально, я их не первый год знаю. Там все в городке дружелюбные и относятся к нам очень по-доброму… Ну, или  очень умело притворяются… Только нам какая разница, лишь бы помощь квалифицированно оказали… Ты давай, жми на газ, но будь внимателен, за дорогой следи в оба! - снова скомандовал уверенно, офицер.
Вскоре показался и городок. Шлагбаум у въезда был открыт и вездеход, не останавливаясь у ворот и не сбавляя скорости, въехал на территорию. Водитель, быстро сориентировавшись, повернул к зданию, над которым развевался белый флаг с красным крестом. Подъехав к самому входу, резко затормозил, подняв пыль, лязгнул звонко гусеницами и, газанув дизелем, выдал черный выхлоп.… Из здания выбежали в белых халатах, ошарашенные корейцы, возбужденно переговариваясь между собой, уставились на наш вездеход. Первым из него вылез старлей и направился к врачам, за ним по очереди Гия с Кубиком, а затем и Андрей с Иваном, помогая Николаю, которого сзади поддерживал Карим. Все последовали за старлеем, который уже беседовал с корейскими врачами через переводчика, некоторые изъяснялись и сами, на очень плохом русском, но понять можно было…
- Ой, капитана, сьто слусилоси? Каму помося нузен?
- Да, нужна помощь. Мой солдат ногу топором прорубил. Много времени уже, прошло, и крови потерял немало, надо быстрее помогать. Понимаете?
- Понимать, понимать, канесьна, зольдата нузен бистра помоси…
            Два врача подошли к Николаю и присев, начали осматривать рану.
- Ооо… Капитана ранена-увидев лычки сержанта на погонах, один из них обратился к нему, - ай, ай, ай… Капитана, мале-мале нога руби? Капитана плеха? Иди в больница, нада сматрети, косити рубить, или нет рубить…
- Плесим, – второй врач знаком пригласил в здание больницы. Уже у самого входа он пропустил вперед старлея и Гию с Иваном, которые вели, или скорее несли, пострадавшего. Остальных отстранил рукой и показал на скамейку у крыльца.
- Там, мозьна зьдати, туда нет нада, многа льюди…
Старлея, Гию и Ивана заставили переобуться в тапочки и надеть халаты. После рентгена, пока проявлялся снимок, Николаю предложили пройти в операционную, снять брюки и лечь на операционный стол. Привязали ноги к столу, руки Колян привязывать не позволил, показав на товарищей, и раскинув руки в стороны. Ребята встали рядом и приготовились держать, а старлей, на всякий случай, встал у головы… Санитары, перебросившись между собой несколькими фразами, согласно закивали головами, и улыбнулись. Наконец, в операционную вошли двое, уже знакомых, врачей со снимком. Один из них показав карандашом на снимок и на ногу лежавшего, заговорил, радостно улыбаясь и успокаивая травмированного:
- Капитана, нога калясе, косити целий, калясе! Рана плеха, глюбока, сосюда кровиный рубить мале, мале, но Капитана, боятися нету нада, мы засивай, карасе, лецить карасе и капитана будет карасе…
- Понятно, понятно. Карасе, так карасе, только давай быстрей, зашивай! - кивнув согласно, поторопил Колян.
- О! Засивай, бистлей, бистлей! Канесьна, канесьна!- ответил врач, еще раз улыбнувшись. Потом повернулся к свои помощникам, и что-то сказал на своем языке, подошел к столу. Другой врач, положив снимок, тоже подошел к больному. Помощники-санитары или фельдшеры занялись приготовлением инструментов.
- Вы, побачтэ хлопци, як воны обэззаражують иголкы, та други струмэнты…
- Во, не кипятят почему-то? И даже спиртом не смазывают, а на огне спиртовки греют…
- Вах! Генацевали, на огнэ, навэрно ешчо чишче будэт, он тощно мыкробы всэ унэщтожэт…
Тем временем врачи обработали чем-то рану, полили какой-то жидкостью, посыпали прямо на рану какой-то порошок и помазали третьим раствором, который был густоватый, как клей. В ране сначала зажгло, потом стало прохладно, затем появилось ощущение, как будто рана стала стягиваться, врачи повернули головы к Николаю и стоящим рядом друзьям, радостно, с каким-то гордым выражением улыбнулись, подмигнув.
- Ишь, загордились…
- А что? Дело-то свое знают…
- Та як бачу и нэплохо-кровь вжэ нэ выбигае з раны… Як, там боли е?
- Вроде не болит…
            К столу подошли фельдшеры и подали врачам иглу с нитками, зажимы и они приступили к своему основному делу…
- Слухай, товарыщу старшой, а шо воны ему вжэ штопать начинають и ныякого наркозу нэдають? Хоть бы ж заморозылы чим…
- Вай! И правда, ныкак нэ обызболили. Или у них савсэм нэт такых лекарств тогда пусть падаждут, я у Андрэя спрашу, да вон и он, сам идет суда. Ты им скажьи, пускай малэнька падажьдут…
- Спрошу сейчас. Товарищ доктор, у вас есть наркоз, обезболивающее лекарство? Может, мы свое дадим, вон фельдшер наш подошел! А то больно будет сильно, наверное, он уже итак натерпелся… Укол есть? Или мы дадим? У нас есть!
- Нет, нет! Капитана укол нету можна ему сецяс! Мы полить рана и мазать спесиалная льекараства ис трава, сьтобы зазивать быстра, капитана… Надо терпеть мало-мало, капитана, цюць, цюць… Мальенька времия нада, патом укола мозьна, сецяс нету нада. Панимать?
- Понимаю. Хотя и не совсем…
- Карасе,  нацинаем. Бистра нада…
- Я что-то не совсем понял… Может, и правда пока нельзя уколы обезболивающие? Народ-то чужой совсем, у них все по -  своему…
- Ну шо ж, Мыкола, гарный мий друже, Мабуть ихни лэкарства, якись особи и нэ можна их совмэщать с нашими уколами, а можэ воны хочуть бачиты, як русский солдат будэ орать и корчытысь от боли, а то и плакаты…
- А вот этого они хрен дождутся! Не дам порадоваться моим страданиям, я российский солдат, а наши люди и не такое переживали и терпели…
- Да, прыйдэтся трошки ще потэрпить…
- Дайте мне руки, мужики, да постарайтесь побольше разговаривать со мной, разные вопросы задавайте, короче, болтайте что попало...
- Хараще Колян, тэрпи, генацвале, ми с табой рядом дарагой…
И началось. Доктор зжав на ране кожу, начал протыкать иглой и… И с первого раза не смог это сделать, лишь причинив боль…
- Ах, хорошо…- промолвил Коля, слегка стиснув зубы и соорудив скорее на губах что-то похожее на улыбку. Доктор повторил попытку, но игла вдруг согнулась…
- Ффффф! Опять хорошо…
- Ай, плясти, капитана, извеньять нас. Иголька плёхой попалься…
И взяв другую иглу, доктор наконец проткнул кожу одного края раны и протянул сквозь нее нитку. Колян чуть поморщился, заскрипев зубами, но снова растянул губы в широкой улыбке. Проткнуть кожу другого края раны, из внутренней стороны, прямо в самой ране, чтобы сделать первый шов, снова не удалось… Игла опять согнулась, причинив боль еще сильнее, ведь ковырнули рану, прямо внутри ее… На глазах солдата выступили слезы, было слышно, как заскрежетали в очередной раз зубы, но широкая улыбка на губах так и осталась. И только очень сильно сжал руки державших его товарищей.
- Уфф… Вот это кайф, мужики… Наверное, с женщиной переспавши, не прочувствуешь такого…
- А ты когда будешь спать с ней, проси, чтобы она тебе вышивала крестиком на ноге чего-нибудь…
- Точно, я так и буду делать. Вот только одно плохо, старшой…
- Что не так?
- Все так, да я чуть не описался…
- Ах, ха, ха, ха, ха! Ну ты сказанул!
            Николай тоже расхохотался вместе со  всеми. Врачи повернули головы и удивленно посмотрели на смеющихся. Один из докторов, взяв уже третью иглу, покачал головой, зацокав языком, не скрывая восхищения.
- Ца, ца, ца… Капитана оцень клепкий, оцень сильнай! Руськи сольдата-каласе, оцень каласе…
- Ха! А вы шо думалы, мы тут хлюпики якись собралыся? Та од ваших поганэнькых голочек плакаты будэмо? Нэ побачэтэ цёго, як своих ушей зэркала…
- Ай, калясё руськи сольдата, ай, калясё! Молодеся, клепкий… Колея и Руськи оцень дрюзьба, всегда…
- Знай наших! Мы все здесь такие! Давай быстрее зашивай! Шей, шей, че стал?-громко и скаля зубы в улыбке обратился Коля к доктору. И уже тихо, чтобы слышали только друзья, проговорил:
- Мужики, отвлекайте меня, как можете. Они же там по живому, гады, ковыряют… В последний раз чуть сознание не потерял…
- Дэржысь, дарагой, тэрпи, джигит, ешчо чуток, Колян… Слущай старщей, еслы они сэйчас, ешчо загнут ыголку, я им всэм по башке настущу, тогда быстра, крэпкий ыголку найдут! Зачэм так издэватца над нашим братом?
- Ты, что Гия? Не вздумай, скандал здесь учинить! Может им самим уже стыдно, за свои иголки и за то, что не смогли быстро помощь оказать? Мы же не разбойники, а солдаты…
- Не надо шуметь, Гия. Я пока терплю и дальше попробую, а если тебя за меня накажут, не дай Бог, тогда себе не прощу. Сам, по неосторожности своей же вавку сделал, значит, и терпеть буду, чтобы в следующий раз внимательным был…
- Зачэм сэбя ругаещ? Так с каждым слущитца может, нэ кто нэ застрахован, особэнно в таких сложьных условыях, щто мы находымся… Нэдаром жэ имэетца русский пасловица «от турьмы и от суми нэ зарэкайся»…
- Ага, но чаще, наверное, мы опираемся на другую русскую пословицу: «авось повезет»…Слишком часто на «авось» надеемся, а надо все же другой пословицы придерживаться: «семь раз отмерь, а один раз отрежь…» Вот! Фффф, ух!
- Ну, Мыкола, в тэбэ й кожа, як у дэбэлого кабана…
- У какого?
- У дэбэлого-хорошего значит, сыльного и крепкого…
- Не, Ванько, мне кажется, что дело не в коже Коляна. Они просто на огне сталь «отпустили», она стала мягкая, и от этого иглы потеряли свойства свои, вот и гнутся легко…
- Оппанькиии… Ффуу, кажись, прокололи, в очередной раз. Вроде первый шов вяжут… Оп, еще прокололи. Шьют кажется… Неужели пошло?
- Шьют, Коля, шьют! Пошло, родной. Терпи, уже скоро… Представь, что тебе такая крепкая и сильно желающая тебя женщина массаж делает… Еще немного и ты такой неописуемый кайф словишь…
- Да, представляю, старший, но, кажется, женщина попалась какая-то злая и грубая, мазохистка… От ее массажа только писить хочу, как раз таки кайф и получается описуемый, от слова писить…
- Ха, ха, ха, ха, Колька, не смеши! Мы тебя держать не можем, дергаемся от смеха и докторам мешаем… Ну сказанул…
- Ай, карасе, руськи сольдат какой сильный! Лазьве Капитана савсем нет больна? Капитана всегда улыбатца весело…
- Они че,  издеваются?
- Больно, очень больно, но я - то русский человек и  тем более солдат, а мы терпеливые очень, и ко всему можем быстро привыкнуть. Понятно?
- Канесьна, капитана, понятна, ты сильный сольдат, калясе терпис… Есе цець, цюць… Ваша сольдата всегда клепкий, музества многа есть. Наша, ваша уважай, друзьба…
- Дружба, дружба! Ты шей, шей, доктор, да быстрей!
- Да, да! Бистлей, бистлей. Есе цюць, савсем мале… Узе сколо, сколо…
- Ох! Мать твою, мужики, что они там копаются так долго, да прямо в ране, что ли? – процедил Коля сквозь зубы и занемелые губы, раздвинутые в искусственной улыбке, при этом все сильнее сжимая руки друзей.- Ффууффф, мужики, в глазах потемнело что-то… Хоть бы сознание не потерять прямо сейчас, не хочется перед чужаками опозориться… Надо было хоть нашатырь захватить… Сил уже нет даже говорить, скоро замолчу, наверное…
- Надо было захватить, но что теперь говорить об этом. Но осталась всего пара швов и все! Терпи, сержант, терпи родной, ты же из разведки…
- Терплю, старшой, терплю… Уши! Скорее уши мне потри, сильнее, сознание теряю…
- Держись, родной… Андрей, подойди сюда! Чего ты там стоишь, иди обутый, и хрен с ним, с этим халатом, они не будут ругать!
- Слухай, старшой! Та на ще вона, ця показуха, старшой кому вона так важна?! Може хай збигае Андрий за нашатырем? Да нэ вжэж у ных нэма ёго? Давай спросымо…
- Да хрен их знает, что у них есть! Давай, Андрей, сбегай…
- Стоп, Андрей! Мне чуть полегчало. Без паники, лучше дайте мне воды напиться, да мокрую тряпку на лоб положите…
- Дайте ему скорее! Что-то сами раньше не догадались? Заболтались, да растерялись или разволновались…
- Эх! Спирту бы сейчас полстаканчика хотя бы, вот и весь наркоз…
- Точно! У Андрэя ж есть, слущий а? И нэкто нэ подумал об этом, вай, вай, вай…
- Так хто ж знав, шо воны даже нэ заморозять… Садюги якись, а нэ врачи… Нэвжэ ж воны и своих так, чи тильки нашого брата?
- Андрей, лети за спиртом, пошло оно все… Показали себя немного и хватит! Сколько можно терпеть и страдать солдату…
- Старшой, вжэ нэ трэба. Кажись на послиднему шви нытки вьяжуть…
- О! Точно, сержант, все, родной, все! Последний шов завязали, мажут чем-то швы, сейчас салфетку пластырем прилепят и все…
- Да скорей бы уж…
- Все, капитана, мы засили, мозьна иди, слузи, больсе нада нету болеть. Быдь здаровия, да свиданя руськи сольдат, калясе. Нася, васи друзьба и мира!
- Фффффу! Ну, наконец-то! Скорее на вездеход, мужики! Сознание теряю, все… Слабость сильная и в глазах темно, сам не встану… - последние слова Коля прошептал чуть слышно, не открывая глаз.
Друзья подхватили его и, подняв со стола, повели к выходу, точнее, понесли под руки, он ногами почти не двигал. Старший лейтенант задержался на некоторое время. Пожимая руки, стал благодарить врачей, которые кланялись ему, улыбаясь и что-то, бормоча на своем языке. Когда друзья вывели Коляна на крыльцо, он уже был без сознания, голова наклонилась на грудь, тело обмякло, глаза были закрыты, он никого не слышал и сам не издавал ни стона, ни тяжелого вздоха. Подбежал на помощь Карим, а так - же водитель вездехода, которые начали помогать втаскивать друга в кабину. Положив Коляна на сиденье, Андрей замерил ему давление на руке специальным аппаратом, посчитал пульс и стал готовить какие-то уколы. Простившись с корейскими врачами и подарив им фляжку со спиртом, старший лейтенант забрался в вездеход, весело, спрашивая:
- Ну, что тут у вас? Как наш «герой-руськи сольдат калясе…?»
- Без сознания. Андрей уколы какие-то колет ему, в себя приводит…
Через какое-то время Николай открыл глаза и, вздохнув, улыбнулся, пытаясь снова шутить: - Так, кто здесь? Ага, свои, значит я уже в этой жизни. Андрей, ты как доктор, скажи прямо. Я жить буду?
- Теперь будешь, еще как…
- Доктор, а ходить, буду?
- Бегать будешь, не только ходить, да в основном по девкам…
- По девкам? Тогда и дети могут быть, доктор?
            -А вот это будет зависеть, только от тебя и от Бога…
            -Да, хорошо, что я не выше колена рубанул, а то не известно, куда попал бы…Я по поводу детей-то… А, мужики?
             - Леха, заводи движок и поехали, а то его не переслушаешь! Только давай в санчасть езжай!
             - В санчасть? Так с ним же все в порядке? – переспросил старлей.- Может, в лагерь, да пусть отлеживается в палатке…
- Не совсем в порядке, старшой. Крови-то многовато все-таки потерял, он же без сознания был, не только от боли, необходимо дней пять укольчики кое-какие поколоть, да и рану надо нашим врачам показать, а они уже, там, на месте решат, что и как дальше…
- Ну, ты медицина, тебе видней. Раз надо, значит надо. Давай Леха, трогай! Газуй прямо в санчасть, слышал? Да, только сильно не тряси, постарайся…
- Понял старшой! Доставлю целыми и невредимыми… И Леха, развернув вездеход, переключил передачу с одной на другую, повел его по дороге в санчасть, объезжая ямки и бугорки, стараясь вести технику ровнее и плавнее, чтобы меньше трясти больного товарища…
Через несколько минут все ребята, кроме старлея, уснули. Сегодня они устали, пожалуй, больше, чем в рабочий день, при рубке просеки. И это понятно… Старлей взглянул на свои ручные часы, и заметил какие-то синяки на руке выше часов, поглядел на другую руку и там обнаружил такие же синяки, как будто от чьих-то пальцев… Задумался, подняв бровь и недоуменно пожав плечами. «Странно, вроде не ударялся нигде… О! Так это сержант пару раз сдавил руки мои, припоминаю, когда зашивали ему…» Посмотрел еще раз на свои руки и оглянулся на спящих солдат. У Гии и у Ванька на руках выше запястья тоже виднелись такие же синяки, как и у него, только их было намного больше, перевел взгляд на Николая и его ногу. Тяжело вздохнул, потом улыбнулся, покачал головой и о чем-то снова задумался, глядя в боковое стекло, за которым картинки с пейзажем менялись одна за другой, но уже такие привычные за все проведенные здесь дни и все же почему-то радующие глаз, волнующие душу и сердце…Хотя временами некоторые картины предстающие пред глазами, (голые сопки после вырубок деревьев корейцами)  огорчали его. « Ну, понятно, они чужие люди и им наплевать, что останется после них, но мы-то, мы куда смотрим…Вернее те, кто отвечает за лес и природные богатства страны, и которые заключают договор на порубку…Они-то куда смотрят? Или им все равно, лишь бы заработать побольше денег на сей миг, а там хоть трава не расти, действительно? Ведь можно было при заключении договора забить пункт о посадке  саженцев на месте вырубок. Пусть бы одна бригада рубила, а следом шла другая, и сажала. Ведь срубив дерево без восполнения, мы нарушаем определённый природный баланс по всей земле, что может привести к изменению климата, а потом и к глобальным катастрофам. Пусть даже не сейчас так в будущем. Ведь наверняка в природной кладовой всё учтено и на своём определённом месте находится…Хотя такое  отношение у многих не только к лесу, но и к другим богатствам природы… Да а а…Не ценим мы свое достояние и те богатства, что имеем, как будто все это бесконечно и никогда не закончится. Эх, люди…»  Неожиданно вездеход тряхнуло, видно, водитель все же пропустил какую-то неровность на дороге. Оглянувшись на спящих солдат, которые даже не пошевелились, офицер ухмыльнулся: «Эх, молодежь! В голове пока только романтика и бравада, мечты о геройстве… Но все же эти ребята почему-то вселяют уверенность у меня, как у командира. Да, они младше меня, а я уверен, что, не дай Бог война или другие сложные опасные ситуации, не уронят достоинства и тогда придут на выручку друг другу, рискуя собой. И не подведут своего командира, выполняя любое, самое сложное задание…» Старлей, сам себе, улыбаясь, продолжал смотреть на мирно и так сладко спящих его подчиненных... « А такие парни, как этот «штопанный», всегда веселый и неунывающий шутник-сержант, никогда не  допустят паники и не потеряют самообладания, даже в самой страшной ситуации, а уж я в людях немного умею разбираться, два года боевых действий в «Афгане» до ранения и до перевода на материк что-то значат… Конечно многое в армии зависит от нас, отцов-командиров… А с этими ребятами, как говорится, в разведку пошел бы… Они научились уважать другу друга и ценить дружбу… С ними, должно быть, везде надежно… Могут ли такие совершить героический поступок? Могут, уверен! Все ли? Большинство точно, а может, и все… А что? Русская земля никогда не испытывала дефицита в героях или просто в настоящих крепких мужиках и достойных людях, способных творить добро и полезное дело для других и своей Родины, их во все века хватало… Хотя дураков и подлецов тоже достаточно, но очень хочется, чтобы их становилось меньше и меньше с каждым годом и веком, а не наоборот. Только интересно, почему каждое поколение хвалит свое и ругает другое? Мол, с каждым новым поколением становится все хуже и хуже… Наверное, и  я  в старости буду ворчать на молодое поколение, глядя на него и ими творимое  с  высоты своей лестницы прожитых лет и полученного опыта… А может, в этом все-таки есть определенная доля правды и правоты? Неужели есть? Ну, придет время, узнаю…»
- Че сказали? Товарищ старший лейтенант, я не расслышал…- обратился к офицеру Ленька, не отрывая взгляда от дороги.
- Что? - очнулся тот от своих мыслей и повернулся к водителю.
- Че сказали мне или спросили?
- Я? Да ничего…
- А, ну тогда показалось…
- Показалось…- подтвердил старлей и снова отвернулся к окну, ухмыльнувшись. «Наверное, я о чем-то помыслил вслух…»
А за окном продолжали меняться картинки с пейзажами самого великого художника – природы…
                1980г.