Вокзал для Тортиллы

       Умереть для него - что может быть страшнее? Если только умереть для себя. Где найти сил и смелости, чтобы не бояться этой смерти, потому что жизнь без него будет мучительной и долгой, но рано или поздно все равно кончится.

       Налево пойдешь...

       Та я, выжившая в борьбе за право быть собой и одновременно потерявшая свой, возможно, последний шанс обрести внутреннюю свободу, находясь в любых, даже самых жестких рамках, слишком скоро начну ненавидеть выходные и праздники, вписывая хаотичные частицы отвоеванной у зрелости себя в каждую мало-мальски стоящую историю, дабы окупилась цена, бездумно заплаченная за сомнительное удовольствие вставать с левой ноги. Трусливо заменяя громким словом "свобода" другое, запретное, пугающее навязчивым духом вечности, я в который раз почувствую себя археологом-недоучкой, неожиданно уставшим от столь любимых прежде раскопок на почве самопознания. Одиночество - вот истинная цена столь бережного отношения к загримированным под индивидуальность комплексам.

       Где она, та грань, за которую можно перейти только один раз, потому что обратной дороги нет? Зачем так настойчиво искушать судьбу, добывая вожделенный адреналин из пирамиды иллюзий и наотрез отказываясь признавать в себе типичную жертву Мавроди? Пирамида, по всем законам жанра, обязательно рухнет, а вместе с ней накроется бордовой шляпой все то, что могло бы считаться состоявшейся личностью, научись я, раздавая и даже, порой, откровенно втюхивая ответственность, оставлять хотя бы половину себе.

       Направо пойдешь...

       Нелепо и дико обидно мечтательно собираться в путь, тщательно подбирая направление, придирчиво взвешивая каждую вещицу нехитрого багажа, влететь наконец-то на вокзал и... отказаться от этой поездки, потому что самонадеянно не купила билеты заранее, полагаясь на родимый авось и удачу, которая, по законам жанра, отвернулась вместе с последним доставшимся не тебе пропуском в железнодорожный рай.
       Назад? Но там никто уже не ждет, кроме глухонемого попугая, доставшегося тебе вместо совести. Когда-нибудь ты устанешь его кормить, забудешь закрыть клетку, и мстительная птица-мозгоклюй сделает из тебя нового Прометея. Ты возненавидишь зеркала за свой страх захлебнуться от брезгливости.

       Ну же, давай, делай что-нибудь! Заплати три цены за билет с рук, уболтай проводницу, упади в ноги начальнику поезда, залезь на третью полку и прикинься чемоданом, ляг на рельсы, в конце концов! Это твоя жизнь, твой поезд, твой шанс! И не смей уговаривать себя дождаться следующего или, тем более, ехать в свое светлое будущее на электричке!

       Прямо!

       Как же трудно, оказывается, сделать выбор, который заведомо лишает тебя многих других, легких и приятных выборов, удержаться от великого искушения выискать привычным способом очередную лазейку для ничегонеделания!
       Пожалуй, даже бешеного напора вкупе с непреклонной решимостью будет недостаточно для реализации столь смелых начинаний - они хороши для первых шажочков, дальше потребуются железная воля и сильная-пресильная вера. Без последних сей тернистый путь грозит оборваться малодушными позывами дернуть стоп-кран и соскочить с поезда раньше времени, разумеется, изыскав предварительно всяческие оправдания своему бегству - от невыносимых соседей по купе до живописных пейзажей за окном.
       Мяса в дороге никто не обещал, но наградой за проявленное мужество обязательно станет  второе дыхание - оно придаст сил и уверенности, что ты на правильном пути, на своём! И тогда, оставив позади сотни тысяч километров, ты сможешь без малейшей тени страха мысленно перенестись на тот вокзал, с которого некогда начиналось движение. Ты, совсем как тогда, стоишь одна на краю платформы и точно знаешь, что ни за какие коврижки не променяешь свой старенький поезд ни на что иное, даже если иное предстанет в виде мчащего тебя в аэропорт BMW. Ни одной минуты из прожитой доселе жизни ты не захочешь изменить, потому что какими бы трудными не казались те минуты - они все и каждая в отдельности - звенья одной цепи. Этой цепью скованы воедино те люди, которые стали много больше, чем  попутчиками, они и есть твоя жизнь, и единственное, о чем можно теперь мечтать - поскорее опять оказаться в том же самом вагоне, чтобы еще раз прожить ту же самую жизнь.