За брусникой

ЗА БРУСНИКОЙ

      В 1992-м году, к середине сентября, под енисейским селом Никулино был бо-о- ольшой урожай брусники. Засобирался народ по ягоду, заторопился. Неровен час, похолодает на столько, что снег валом пойдёт, мороз ударит, Енисей станет. Уже на 10 сентября над крышами никулинских домов кружились, попархивали одинокие снежные хлопья.
А что будет через неделю, другую?..
      Заторопился за брусникой и Серёга со своим дядькой Василием. И собаку- помесь волка и лайки с собой взяли по кличке Лапоть. Лапы у мудрого пса были широкие, что у медведя. На улежавшемся плотном снегу, как снегоступы держали... - наверно поэтому пса и назвали таким странным для животного именем - Лапоть.
      У старожилов села Никулина вся окрестная тайга с ягодниками меж собой поделена на участки – на чужой, по крупному сбору, посягать не моги! Суровы законы тайги. Приезжие горожане могут на любом участке собрать ведра три-четыре, не больше. Да им более того и не собрать. Навык не тот.
      Идут Серега с дядей Васей по заросшей мелколесьем и кустарником старой заброшенной узкоколейке… что между Кривляком, (излучиной Енисея), и Никулино в тайге затеряна. Лапоть впереди них бежит,
Узкоколейка эта от одного из лагерей ГУЛАГА осталась. Раньше, в войну, по ней вагонетки с лесом ходили. Из глубины тайги к Енисею до Никулина заключённые их едва не вручную катали. Сколько там мужиков полегло – страшное дело!
Прошли это гиблое место, идут дальше.
А вот и их семейная делянка. Брусники столько – аж в глазах горит, ни концов, ни краёв ей не видно. Только мелкий березнячок, кусты толокнянки, ольховника и тальника островами темнеют в этом рубиновом море. А за ними в стороне кедрач да пихта стеной стоит. По кустам же: и куропатки и тетерева с тетёрками сидят, До того птицы брусникой спелой объелись, что летать не могут. Хоть голыми руками подходи к ним и бери.
А вот и избушечка бивака показалась. Разбили подле избушки, средь поляны, на сухом взгорке стан, приготовили заранее из двух брёвен «надью» – особый склад костра так у местных называется. Пошли бруснику брать.
Серёга поначалу специальным совком привезённым из города помахивал, а потом, по примеру Василия, пустое жестяное ведро из бивака достал, сплюснул слегка – и пошло дело! Лапоть неподалёку по кустам шныряет, вынюхивает что-то, мышкует. Ему до брусничного моря дела нет. Хотя, наверное, и у него от изобилия ягоды в глазах горит.
Это нынче с каждым годом брусника всё хуже и хуже – день упирайся, а всё брусники мало соберёшь, В семидесятых же годах – взмахнул два-три раза ведёрком – оно уж и полное до краёв! Наберёшь вёдер десять, больше вдвоём не унести, и на пристань, туда, где разные суда из Красноярска и со стороны Норильска швартуются.
Продашь не дорого, а всё равно прибыльное дело – да опять на свою делянку, за новой партией брусники.

      Смотались Серёга с Василием два раза до пристани и назад, в один конец километров пятнадцать будет, да назад столько же. Умаялись.
А Лапоть хоть ты что, носится по воле, задрав хвост - потяжелевших тетёрок, объевшихся брусники, с кустов спугивает.
И вдруг, притих пёс, уши наострил, клыки с глухим рыком, обнажил, хвостом по своим бокам бьёт, и в тоже время ближе к Василию – своему хозяину жмётся.
-Что, Лапоть? – старым стал, давнего знакомого не узнаёшь? – потрепал Василий своего верного пса по вздыбившейся холке.
И обернулся к своему племяшу.
-Ну, всё Серёга, зажигай костёр! – говорит дядя Вася, успокаивающе поглаживая собаку, - Хозяин пожаловал!
-Что за хозяин? – недоумевает Серёга – делянка-то наша, по закону наша семья на ней десятки лет промышляет.
-Не то Серёга, не то, это настоящий хозяин прибыл, на нас поглядеть, - медведь здешний. Михайло Потапыч хозяин серьёзный, шутки с ним плохи. И кто его знает – что у него сейчас в башке. А у нас и ружья с собой нет.
-И деревьев поблизости не видно, - сокрушается Серёга, поспешно раздувая слабый огонёк.
В тоже время начало быстро вечереть, подул холодный ветер
и едва не захлестнул своим порывом язычки ещё неуверенного огня. Но пламя поднималось всё выше, костёр весёло потрескивал, топоры и нож в руках придавали ягодникам большей уверенности в своих силах.
Наступила ночь. Медведь так и не подошёл, только слышно было, как он, ворча и тяжело посапывая, бродит где-то неподалёку.
Немного покрапал дождь, потом пошёл неспешный снег. Он был не долог, но всё побелил к утру. Над Енисеем и над всем таёжным миром разгоралась и ширилась заря нового сентябрьского дня.