Анкета для Чингисханши

       С тех пор, как в школе появилась мода на анкеты, Джамиля уже ни о чём так не мечтала, как о том, чтобы ей дали высказать на бумаге всё, что она думает о жизни. Эти анкеты были обычными общими тетрадками – на переменах, да и на уроках тоже, их передавали из рук в руки: каждый отвечал на предложенные вопросы, и не анонимно, нет - каждая анкета была именной!

        - Какие предметы в школе тебе нравятся?
        - Кто из учителей тебе больше всех симпатичен?
        - Кем ты хочешь стать в будущем?
        - Что для тебя любовь?
        - Кто из девочек в классе тебе больше всех нравится? (вопрос для мальчиков, само собой)
        - Кто из мальчиков в классе тебе больше всех нравится? (это для девочек)
        - Твой любимый певец.
        - Твоя любимая певица.
        - Твоя любимая песня.
        - Твой любимый фильм.
        - Твоя любимая книга.
        - Что ты любишь больше всего?
        - Что ненавидишь?
        - В чём для тебя смысл жизни?

        Как в голове шумит, когда есть призыв и повод высказаться, когда знаешь, что любой твой манифест будет выслушан или прочитан, и все будут смотреть на тебя, или хотя бы просто на твою фамилию в анкете, и мнение твоё оценивать! Как ей хотелось этих вопросов!

        Но сборники анкет, само собой, создавались девочками, а с Джамилёй никто из одноклассниц особо не дружил. Отчего-то стеснялись они Чингисханшу – так называли эту неулыбчивую, молчаливо-строгую татарочку в школе. Относились с уважением, даже старостой общим голосованием выбирали дважды - она оба раза отказалась - но во всём чисто девчоночьем Джамиля оставалась в стороне, её не посвящали в секреты и интриги, не приглашали участвовать  в девичьих играх и развлечениях, и о том, чтобы кто-то попросил её заполнить анкету, Джамиля могла только безнадёжно мечтать.

        И она мечтала.

        Сначала просто представляла себе, что бы она ответила, если б её спросили... ну, например, кто её любимый певец? Конечно, Виктор Цой! Кто же ещё? Не из этих же ваших сладкоголосых сопляков кто-нибудь!  А песня? С этим труднее... Но обязательно что-то из чисто мужского, жестокого и стремительного...

        Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать: руки прочь, прочь от меня.
        Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть!
        Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки?
        И вот, ты стоишь на берегу и думаешь: "плыть - или не плыть?"

        Не девичье сердце билось в  груди маленькой татарочки, ой не девичье! Так что ж?

        Когда просто мечтать уже стало слишком тесно, Джамиля завела дневник и отвечала в нём на все вопросы, которые не давали ей покоя.

        Чего бы ты желала добиться в этой жизни?
        Какая мечта твоя - самая главная?

        Эти вопросы были самыми сложными, наверное. Бывает, говорят: ответ родился. Ответы на эти вопросы Джамиля готова была по-настоящему родить - в муках, в тяжком душевном труде. А пока она их вынашивала. Частенько тошнило - и от себя самой, и от мира - от всего. Шутка ли, такую двойню под сердцем носить: двух близняшек – мечту и цель жизни - таких похожих и таких разных. И цель жизни была уже, вроде, ясна даже, а мечта...

        Ох, мечты! Вечно вы сбываетесь смыслом набекрень, да непременно так, чтоб мы в вас чуть ли не раскаивались потом!

        Однажды, на уроке химии её шепотом окликнул Костик Рахлин, сидевший сзади:
        - Ахметханова…
        - Что?
        Мягкий шлепок по плечу – толстой тетрадкой.
        Взяв её в руки – розовую, гладкую, пухлую – Джамиля прошептала:
        - Это что?
        - Анкета, - ответил Костик.
        - Кому?
        - Тебе.

        Маленькая Чингисханша обомлела. В крови мигом вскипел восторг, ошпаривая вены, артерии, мелкие сосуды в самых кончиках пальцев - вот она, заветная тетрадь! Вызов на дуэль, розовая, надушенная перчатка! Ну, держись, мир!

        Она с трудом взяла себя в руки и для начала решила почитать, что пишут другие.

        Чужие анкеты её откровенно разочаровали.

        Парни - все как один - юродствовали и представлялись. Иногда мелькало искреннее чувство в чём-то, но в основном их ответы были чистой воды шутовством.

        Девочки на все вопросы отвечали ПРАВИЛЬНО - это было главной девчачьей "фишкой". Правда, у каждой было своё мнение о том, что правильно, а что нет, но чувствовалось, что ни одна за рамки общей девичьей правильности ни за что не выйдет.

        "Какая тошнотина!" - возмущалась Джамиля, листая тетрадь. Но вот и последняя анкета. Она выделяется из общей массы уже с первого взгляда: она заполнена красными чернилами и очень короткая - Артём Кирдаков доотвечал до вопроса "Кто из девочек в классе тебе больше всех нравится?"

        "Джамиля Ахметханова", - так ответил Артём на этот вопрос.


        Джамиля захлопнула тетрадь.

        Раскрыла вновь.

        Джамиля Ахметханова - Джамиля Ахметханова - Джамиля Ахметханова - Джамиля Ахметханова - Джамиля Ахметханова - Джамиля Ахметханова - Джамиля Ахметханова - Джамиля Ахметханова...

        Она пожирала сочащиеся кровью буквы своего имени и никак не могла насытиться.

        Едва опомнилась, едва пришла в себя.

        Ей  вдруг не то чтобы расхотелось - размоглось о чём-то думать и писать - кричать на весь маленький этот мирок, душный и тесный - о том, что она любит и что ненавидит.

        В голове шумело уже от иного восторга, иного вызова.

        Она нравится! Это чувство было так ново - его ещё не случалось испытывать в этой жизни маленькой Чингисханше. И кому нравится! Артём Кирдаков был кумиром для всех девчонок их класса!

        Минут десять Джамиля пребывала в таком восторженном состоянии, что, казалось, вот-вот взлетит под самый потолок! Но потом...

        Потом ей вдруг стало озверенно тревожно и тошно: что если она напишет сейчас что-нибудь такое, из-за чего разонравится ему! Она ведь и хотела ответить на все эти вопросы так, чтоб никому - никому! - это не понравилось! Хотела плюнуть своей душой в лицо всему этому миру! А теперь...

        И ведь что интересно: до этого Чингисханочке нашей было абсолютно безразлично, что этот красавчик-отличник-спортсмен думает о ней. А тут вдруг... И ведь надо ответить, кто из мальчишек нравится ей - вот в чём ужас-то весь! Ясно же, ради чего ей в кои-то веки подсунули эту анкету! И если ответить честно, то это ведь не Артём совсем! Джамиле нравился хулиган и двоечник ШмальнОв. Тут уж просто вилы: если сказать правду - Кирдаков её возненавидит, если соврать, что нравится он - можно забыть о том, кто на самом деле нравится. Но Шмальнов-то к ней равнодушен... Он вообще ко всем и ко всему равнодушен, этот хмурый молчун Шмальнов! Как же быть?

        Джамиля чувствовала, как горит её лицо, как вздрагивает сердце в груди.

        "И ведь никто не станет читать, - понимала она и едва сдерживала слёзы от слепящего этого озарения, - во всём этом подлом мирке интересна я только ему! Так может..."

        Она опять захлопнула тетрадь.

        Совсем недавно мама сказала Джамиле:

        - На самом деле, всегда женщина выбирает мужчину, а не наоборот. Но выбирать она должна из тех, кто сам ищет её выбора.

        - А если выбрать того, кто не ищет? - спросила Джамиля - так, без особого интереса - этот вопрос показался ей логичным развитием разговора.

        - Попробуй, - пожала плечами мать, - пока ещё можно, пока ты совсем ребёнок. Вряд ли тебе понравится то, что получишь.

        Шелестят тетради, звенят пузырьки с реактивами - класс получил задание, но Джамиля всё прослушала. До того ли ей сейчас!

        Снова раскрыла анкету.

        Как странно и страшно написано её имя... Это даже не ручка с красной пастой - это перо и чернила! Чернила ли? Как кроваво... Чёрные сгустки в завитках букв...

        Звонок. Большая перемена. Пулей вон из класса - ни на кого не глядя, анкета под мышкой. Куда-нибудь, куда угодно, лишь бы никто её не видел, лишь бы побыть наедине с собой!
        Что ж, - думала Джамиля, быстро шагая по коридору, -  подведём итог: одноклассники-остряки в этих анкетах истерично и глупо стебаются, одноклассницы-острицы ковыряются в чужих испражнённых мнениях - своих бабушек, мам и медийных дам... И в меня влюбился Кирдаков. А я...

        В вестибюле развлекался с брызгалкой имбецил из параллельного класса - Юрка Зверев, Зверёк. Джамиля не обратила на него внимания. Ну, брызгается, и шут с ним. Тут такие дела, не до...
        В лицо - мерзкая, тёплая струя. Джамиля ахнула от неожиданности, вытянулась в струну, рванулась, взмыла на мысочках вверх - всем телом, закрыв лицо руками. Анкета упала на пол. А Зверев скользнул мимо неё и понёсся дальше.
        Но далеко не убежал.
        - Эй, Зверёк! - услышала она резкий окрик, - Сюда пойди.
        "Кирдаков!" - Джамиля обернулась и увидела, что Артём держит Зверева за лацканы пиджака.
        - А ну, извинился, быстро!
        - Кир, ты чё?
        - Со слухом плохо?
        - Да пошёл ты! - Зверев вырвался и отскочил, - Втюрился что ли? В Чингисханшу?
        Артём приблизился к Зверьку вплотную:
        - После уроков - на пустыре за дуркой. Один на один - ты и я. Понял?
        - Да ты чё, Кирдаков! Из-за неё?
        - Зассал, чмошник?
        В глазах у Зверька мелькнула подленькая искорка:
        - Ещё посмотрим, кто тут чмошник!

        Традиционно кулачные дуэли парни устраивали на пятаке перед дурдомом, располагавшимся рядом со школой. Жутковатое соседство - Джамиля как-то видела, как пожилой дядька в псих-пижаме мастурбировал, глядя на девочек из кустов. Потом парни из старших классов поймали его и избили.

        "Ну вот, - затосковала окончательно Джамиля, - теперь Кирдаков будет из-за меня драться со Зверевым. Как теперь от него отбояришься?"

        При мысли о предстоящей драке у дурдома в голове у неё мелькнул образ психа-задрота, заклокотало отвращение вперемешку с азартом. Джамиля вновь ощутила, как тёплая струя из брызгалки Зверька ударяет ей в лицо - нахлынули ярость и стыд: "Животное! Эх, лучше бы рядом Шмальнов оказался! Ну, почему не он, а Кирдаков!"

        Шмальнова с утра в школе не было - опять забил на уроки. А ведь ни для кого, кроме самой Джамили, не было секретом, что Лёшка влюблён в неё до одури!
        Отчего этот умный парень, которому учёба раньше давалась без малейших напрягов и проблем, докатился до полной неуспеваемости - тоже не бином Ньютона: его родители разводились, делили квартиру, отец пил без просыху, скандалил. А с некоторых пор Лёшка наловчился подворовывать у матери антидепрессанты и, похоже, подсел на них. Какая уж тут к чёрту учёба! По окончании этого учебного года Шмальнова должны были выпереть в вечёрку.

        Выйдя из школы, Джамиля отправилась в пиццерию - та совсем недавно открылась рядом со школой - на месте бывшей "Кулинарии". Днём там сумрачно и пусто, можно минут десять посидеть - подумать, прихлёбывая паршивый кофе и терзая кровожадным ртом чёрствый корж с колбасой и помидором. Можно предаться воспоминаниям, сомнениям - нежности и боли - своей первой любви с её метастазами, поразившими воображение.

        Это случилось прошедшей зимой. Был урок физкультуры. Лыжный кросс, потом - для желающих - простенький слалом.
        Они с Лёшкой стояли на горке, на самой вершине обледеневшего холма. В ожидании своей очереди расшаркивались лыжами на снегу, и Джамиля вдруг поскользнулась. Мысленно она уже кувыркалась по ледяному спуску, ломая лыжи, палки, руки, ноги... Но Шмальнов подхватил её под локоть. Вроде бы, пустяк - короткое движение, простое и естественное... Они переглянулись - Лёшкин взгляд был таким спокойным, мягким и уверенным, что Джамиля на миг замерла от восторга.  "Какие сильные у него руки! - мечтательно и сладко вспоминала она потом, - И какие глаза! Он уже не мальчишка, он настоящий мужчина!"

        Он стал ловить её во всех кошмарных снах, в которых она падала то с крыши, то со скалы, то с визгучей пожарной лестницы - ловил её своими сильными руками, такими уже мужскими, такими...

        "Я напишу всё, что думаю, - уже в каком-то болезненном ожесточении твердила себе Джамиля, - чтобы всё, от первого до последнего слова - от сердца -  кровью, с красными кляксами! Попрошу у Артёма перо, у Шмальнова - нож. У него есть, я знаю... Только бы он пришёл! Но прежде, чем писать - расскажу Кирдакову всё - всё! - откровенно. И в глаза буду глядеть. Да, я такая, и он это знает. И будь что будет."

        Школа гудела в ожидании зрелища - Кирдаков сразу же растрепался о предстоящей дуэли со Зверевым, распустил перья и токовал до самого конца уроков.

        С последним звонком, оживлённо тараторя и галдя, толпа мальчишек и девчонок - человек, наверное, двести, реально толпа! - устремилась к дурке.

        Дуэлянты вышли в центр дурдомовского двора и приняли причудливые киношные стойки. Сошлись. Кирдаков весь подался корпусом назад, а руки выставил далеко вперёд, будто держал в них невидимый щит - было видно, что он панически боится удара в лицо. Зверев тоже заметно боялся Кирдакова: он размахивал руками и взбрыкивал ногами издалека - так, что даже и задеть Артёма не мог, но зато и тот не мог его достать своими крюкообразными конечностями. Они прыгали и рычали, злобно матерились и плевались минуты две.

        "Да уж, - подумала Джамиля, с отвращением глядя на этот цирк, - дёшево покупаются теперь сердца прекрасных дам..."

        За всё время этой жестокой бойни парни только и сумели, что несколько раз пнуть друг друга, причём моральная победа явна была за Кирдаковым: он испачкал Звереву его чёрные брюки своими штиблетами, а сам-то был в джинсах, и пинки злобного, кривоногого идиота на них остались почти незаметны. Это, кажется, обозлило Зверька, и в порыве секундной отчаянной храбрости он кинулся на кумира девчонок  восьмого-А, растопырив свои пятерни и целя ему пальцами в глаза. В результате он оцарапал Кирдакову щёку почти до самого глаза. Тот рассвирипел и, зажмурившись, метнулся к отпрыгнувшему Звереву, норовя забодать его или ухватить за одежду хотя бы, но Зверёк, похоже, был ужасно доволен уже тем, что оцарапал своего противника, и временно уклонился от ближнего боя.

        Джамиля услышала над ухом громкие, раздельные хлопки. Обернулась - Шмальнов!

        "Вот идиот! - возмутилась Джамиля, - У него девчонку из-под носа уводят, а он рукоплещет тут! Может, он ничего не знает?"

        - Привет, - сказала она.

        - Привет, - ответил Шмальнов. В глазах у него читалась непонятная, спокойная решимость, выжидание минуты.

        "О чём таком он думает, интересно?"

        Тем временем на ристалище страсти накалялись - Кирдаков сумел-таки пнуть Зверька достаточно сильно, и тот почти упал. Красавчик-отличник-спортсмен выдержал благородную паузу, но до конца распрямиться Зверьку не дал - ударил его кулаком в лоб, и тот красиво опрокинулся  навзничь.

        Джамиля опять услышала раздельные хлопки.

        Зверев, кряхтя,  поднялся. Дышал он тяжело. Кирдаков тоже.

        Шмальнов вышел в круг и встал между выдохшимися петушками.

        - Слышь ты, клоун, - обратился он к Кирдакову, - Сам всё расскажешь, или сначала Зверька заставить признаться?

        - Ты чё, Шмаль, опять колёс обожрался? - отдуваясь, дерзко бросил ему в ответ сегодняшний герой восьмого-А.

        Неуловимое движение, шлепок ладонью-лодочкой по уху - Кирдаков, ватно мотнув головой, падает, тут же рывком привстаёт.

        - Лежать! Зверёк... Давай, колись - не дразни.

        Зверев метнулся в сторону, но Шмальнов, бесцеремонно-кратко пнув сидящего в пыли Кирдакова носком ботинка в челюсть, в два прыжка настиг беглеца, надавал ему оплеух - Зверёк, ошеломлённый и здорово струсивший, неожиданно по-детски наделал лужу, захныкал, как маленький:

        - Это Кирдаков всё придумал! Он по Чингисханше сохнет... Он мне денег обещал... Джамиля! Шмаль, я не виноват! Я бы сам никогда... Я ж знаю, что ты по ней без ума...

        В третий раз за этот жуткий день шарахнули колокола у Джамили в голове: "Шмальнов? Без ума?! От меня?!!" Её уже во время драки сильно лихорадило, и что-то угольно-чёрное плавало в сознании, а тут...

        Современные девушки удивляются: как это нежные барышни прошлых веков чуть что, сразу падали в обморок? Не бывали, видно, в таких переплётах.

        Шмальнов обернулся к Джамиле.

        "Что это у него лицо такое испуганное?" - мелькнуло в мутнеющем сознании.

        В следующий миг она уже летела вверх тормашками с высоченной ледяной горы - и так же, как в кошмарно-сладких снах своих, почувствовала, что её ловят крепкие, сильные руки Шмальнова.

        Так она и очнулась - у него на руках. Лёшка нёс её к школе. Он шагал как по небу, как на параде ангелов, и из всех из них был самый прекрасный.

        - Лёшка... Откуда ты узнал? - спросила Джамиля.

        - Да я утром сегодня со старшим братом Зверька пиво пил, - ответил Шмальнов, ещё не зная, что шагает сейчас в одном строю со светлыми херувимами и огненными серафимами, - Зверёк старшОму проболтался, а тот - мне.

        - Слушай, Лёш... Я тебе правда нравлюсь?

        Шаг. Ещё шаг. Ни облачка под ногами. Небо ясно, небо - надёжно, небо - всё-таки твердь. И Лёшкин шаг так же твёрд, и взор так же ясен - ни тени смущения.

        - Да что там нравишься... Джамиля, выходи за меня замуж!

        - Вот это разворот! Прямо сейчас? - удивилась Джамиля.

        - Да нет, когда можно будет - года через четыре...

        - Ну... Джамиля Шмальнова - неплохо звучит, я подумаю!

        Лёшка улыбнулся.

        - Уже подумала - согласна! - засмеялась Джамиля и прильнула головой к Лёшкиной груди. И всю дорогу до школы она слушала, как гулко и сильно бьётся его сердце.