Сказка про сто тыщ мильонов поэтов сразу

Шли как-то сплочёнными  густыми непроходимыми рядами строевым маршевым шагом поэты. Сто тыщ мильонов поэтов в секунду. Вот  как! Не хухры-мухры! Целыми пачками сборников. Все сразу.  Прямо в страну Поэзию шли. Со знамёнами, по-батальонно. И каждый мнил себя и только себя ЕДИНСТВЕННОГО(НУЮ) настоящим непревзойдённым гением-королем(вой) всей страны Поэзии и тотально - всех тамошних времён и народов. Все остальные – ничто, козявки, пигмеи несчастные,  а вот именно  он ( она) – всё для мира сего: хлеб и вино, вода и спирт, мать и одновременно святой отец. Вот так вот. А вы что хотели? Нет уж. Дудки вам. Шутки, как говорится, в сторону, подайте гамбургский счёт!
Шли они, шли пока не проголодались. А идти ещё ой как далеко. В общем, шабаш. Привал. А есть-то и нечего, кроме стихов никто ведь ничего не припас. Ума-то нет, они ж поэты. Это они сами так  сказали - с досады. Попробовали грызть стихи. А те что-то не разгрызаются совсем, сухие, несвежие, в обед им сто лет уже, наверное. Решил народ стихи размочить. Речки рядом нет, одна пыль кругом, из влаги только слёзы в запасе. Нарыдали на свои сонеты-оды-сухарики уйму влаги. По слезам поэты непревзойдённые мастера. Размякло сверху маленько. Получились из стихов вроде как старые солёные галеты.
Ну, что поделаешь? Чем богаты – тем и рады. Набили поэты круглые мягкие животики – кого в сон потянуло, а кого ещё куда. Разброд с шатанием потасовку затеяли: одним разброда не хватает, у других милей шатания ничего нет…
Где-то гитара над кастаньетами надрывается, а где-то гармонь с зурной стенка на стенку сошлись.
- Я – гармонь, я лучше всех душу расширяю. Никто меня не понимает и не поймёт кроме балалайки.
- Ха! Зурна тебе, а не балалайка! Эй, люди, только меня слушайте! Уведите эту гармонь отсюда, не позорься, несчастная! Люди! Слушай зурну!
А людям – по барабану. Причем у каждого свой барабан. Зачем им зурна? Зачем гармонь?! У них и так всё чётко.
Набегались, надрались, наорались и наземь, как спелые груши попадали. Сон пришёл. Куда пришел, там и застал поэтов. Проспали поэты и первых петухов, и третьих, и зарю-матушку, и день-батюшку. Опять вечер настал. Луна взошла. Лень наступила.
И повернули они вспять. И вернулись они обратно откуда шли, потому как вся ихняя поэзия выдохлась, ушла, как говорится, в гудок.
- А, ну её, - махнули они руками. И так много было этих рук, что ветер от них полетел в разные стороны. Облака с места сдвинулись, в степях смерчи заиграли, в морях бури разбушевались. Так много рук было - свободных от поэзии, простых и близких, теплых, человеческих.
И огляделись люди. И увидели, что их много. И стали радоваться – каждый каждому. А что им делить-то? Пусть не они первые – зато не они и последние. И слава Богу!