Когда придёт Зазирка-2 глава 17

ГЛАВА 17

Вышли, когда солнце перевалило зенит. Поддувал лёгкий тёплый ветерок.
Бакуня снабдила нас местной одёжкой: домотканые штаны со шнурками вместо пуговиц, сапоги из тонкой и прочной кожи. Ярику и деду рубахи шерстяные тонкой вязки, нам с Зоей и Леночке нечто вроде кофточек, тоже вязаные из тончайших нитей.

Зоя, похоже, выразила общее недоумение: теплынь, а мы навздевали шерсть, взопреем. Бакуня уверила, что жарко не будет. И сочла нужным предупредить, что четверть пути идти по берегу реки, остальное - по горам. Если не будем делать долгих привалов, то к заходу солнца доберёмся до места.
Фёдор Макарович недовольный забубнил что-то в полголоса. Зоя тяжело вздохнула, бросив быстрый взгляд на меня.
Я-то при чём?
Заплечный мешок с провизией, к удивлению Бакуни, вызвался нести Фёдор Макарович.

Берег был бугристый, поросший травой и мелким кустарником. Траву, видимо, недавно косили: низкая, сочно-зелёная, как по весне. Ближе к воде тянулась высокая пёстрая стена камышей: желтовато-коричневые метёлки, все оттенки зелёного в широких и длинных, как мечи, листьях. И толстые, похожие на батоны колбасы, бурые "шишки".

Порой ветерок менял направление и сонное бормотание реки, шелест камыша терялись в мощном шуме и запахе селища: мычание коров, блеянье овец, меканье коз, лай собак-всё это густо сдобрено терпким запахом навоза, печёного хлеба и ещё пара дюжин составляющих. Поначалу это амбре определялось одним словом "вонь". Зоя шумно дышала, брезгливо морщилась и плевалась. Леночка одёргивала её: мол, прекрати плеваться, как верблюд, не очень то и воняет. Действительно, по мере привыкания, запахи воспринимались иначе: много приятнее, нежели "аромат"подъездов и помоек в питерских  дворах.

Я ждала недовольства, истерических вспышек от Фёдора Макаровича, но он молча вышагивал следом за Бакуней, посматривал по сторонам. Весь его вид говорил как раз не о недовольстве, а... не знаю, как сказать... Короче: он вёл себя так, словно это его идея отправиться в поход, он давно жаждал его, мысленно набросав рисунок маршрута, и вот, оказавшись здесь, с удовлетворённым любопытством сопоставлял свой рисунок с действительностью. Ну, и ладно, пусть, только бы не ныл...

Мальчишки замыкали цепочку, чуть поотстав, о чём-то неспешно беседовали.
Где-то в траве бесшумно следовали за нами коты.

В голове у меня полнейший сумбур. Мучительно пыталась навести хоть какой-то порядок, но тщётно: свалка из обрывков, осколков была слишком велика, всё слежалось, прикипело друг к другу, образовав рваные гигантские комья. Даже осознав тщётность, я  настырно ворошила комья, силилась их разбить, вернуть в исходное положение, дабы рассортировать осколки и сложить цельную картину.

На исходе третьего часа пути, луг стал сужаться: всё меньше травы, больше кустов, и подступали горы. Шум и запахи селища остались далеко позади. Здесь господствовала натуральная природная "парфюмерия":ароматы цветов, разогретой травы. Несмотря на пекущее солнце, почти безоблачное небо, нам не было жарко: слева влажность реки, справа прохлада надвигавшихся гор.

Внезапно луг оборвался, и мы вошли в орешник. Лещина, сказала Бакуня. На первый взгляд, здесь не ступала нога человека, но вскоре я обнаружила, что это не так: едва заметная тропинка, на сухом дереве следы топора. Бакуня, как бы, между прочим, сказала: сюда селяне ходят по орешье в конце лета, когда орехи созреют. Кроме того, в лещине много ягод - земляника и черника. Чуть поменьше, у ручьёв, малина.

-А нам можно собирать?- спросила Леночка.
-Конечно, можно,- улыбнулась Бакуня.- Скоро выйдем к студенцу (роднику), сделаем привал. Там и пособираете.
-Привал-это хорошо,- оживился Фёдор Макарович.- Что-то я подустал. С непривычки...
Зоя поддакнула, болезненно морщась.

Минут через пять, тропинка вывела нас на просторную поляну. Аккуратно выкошена, точно газон. Высохшая трава сложена в два стожка. Между ними огромной рыжей тыквой лежал валун. Тропинка прямиком шла к нему.
От валуна порхнула стайка разнокалиберных птичек, шумно возмущаясь, расселись на ближайших кустах. Из-под валуна бил родник - студенец. Кто-то любовно обложил его камушками - образовалась глубокая зернистая чаша. С весёлым журчанием вода перекатывалась через край и пряталась в траве. На уровне пояса в валуне выемка, в ней стояла глиняная кружка.

Вода была жутко холодная, даже зубы заломило. И поразительно вкусная. Впрочем, не исключено, что это с устатку так показалось.
Фёдор Макарович скинул обувь, блаженно раскинулся на траве, протяжно вымолвил:
- Лепота!
Мальчишки и Леночка отправились на поиски ягод. Зоя, разувшись, смешно ойкая, стала бродить по траве, где скрывался убегающий родник.
Бакуня деловито накрыла "стол"- на белое с геометрической вышивкой полотенце-рушник выложила снедь, но почему-то никому не хотелось есть.
Коты, с сытыми довольными мордочками взобрались на валун, и, буквально, растеклись по его поверхности.

Я была в расхлябанном состоянии: ничего не хотелось, к окружающему нездоровое равнодушие, граничащее с полной апатией. Где-то далеко-далеко, краешком сознания, рождалось беспокойство моим состоянием. Ненормально как-то... Совершенно не похоже на Варьку. Заболеваю?

-Если это параллельный мир,- неожиданно громко и ясно заговорил Фёдор Макарович,- тогда непонятно, почему такие глобальные различия? Логика где? У нас равнина, здесь натуральные горы,- Фёдор Макарович приподнял голову, вопросительно уставился на Бакуню.
Бакуня посмотрела на меня так, словно спрашивала: ты ответишь или мне? Мой вид, очевидно, был красноречивее слов: Бакуня кивнула, и с прилежностью отличницы, стала рассказывать о седой древности.

До Последней Битвы здесь тоже была равнина. Дремучие леса, болота, полноводные реки, а на их берегах прекрасные грады и веси. В мире и согласии жили люди разных племён и родов, полканы и лесной народец. Когда сошлись Боги в Великой Сече, каждый использовал в поединке Силу, дарованную самим Родом. И сотрясалась земля, лопалась, вставала на дыбы, и горела, и плавилась... Так образовались Изумрудные горы. Шум битвы достиг небесных чертогов Рода. Первый Бог уже не одно столетие почивал праведным сном. Это для нас смертных век долог, для Богов мгновение. Пробудился Род, глянул на Тридевятую и ужаснулся содеянному его детьми и внуками. Сильно огорчился Верховный, но вмешиваться не стал. Решил навсегда покинуть созданный им Мир, посчитав его крупной своей ошибкой. Одни считают, что Род распылил себя по Вселенной, другие- что принял облик безмозглого и слепого существа, не то крота, не то червя земляного.
Перед своим исчезновением, Род совершил последнее действо: обратил тела безвинно погибших в Последней Битве в камни самоцветные. Горы стали их погостом, и получили прозвище Изумрудные.

- Вот значит, как,- задумчиво протянул Фёдор Макарович, когда Бакуня закончила рассказ. - После всего случившегося... увиденного, уже и не знаешь, как быть... Без оглядки верить или сомневаться.
-Да уж...- вырвалось у меня.
-А я... меня не покидает ощущение, что всё это сон...- сказала Зоя.- Ещё немного и я проснусь... у себя дома...
-Хотелось бы... - вздохнул Фёдор Макарович. - С другой стороны... любопытство раздирает...
-Чего-чего, а любопытство будет удовлетворено. С лихвой.

Фёдор Макарович посмотрел на меня долгим взглядом, словно ему только что представилась возможность повнимательней рассмотреть меня.
-Я всё думаю: почему наша Варюшка? У нас с женой... у наших родителей ничего такого...
- Вот и я ломаю голову: за какие заслуги мне ТАКАЯ честь? Дома я вообще была... белая ворона. Что вы так смотрите? Это иносказательно. Выражение такое.
-Фу,- встряхнулась Зоя. - Я решила, что правда... вороной...

-Ты не помнишь?- осторожно спросила Бакуня, вяло, пощипывая кусок пирога.
- Что? Напомни.
-У вас одно лицо с Ладушкой. Ты же видела Образ. Там, за Оберегом.
-Увы, ничего не помню.
-Тогда понятно, почему на вас пал выбор,- Фёдор Макарович резко встал и, не обуваясь, неуклюже заковылял к роднику.
-Образ-это икона?- спросила я.- То есть картина?

Образ- это скульптура в полный рост. Иные, по старинке, именуют Идолом. Ладанея в боевом снаряжении. Говорят, такой она была в дни Битвы. Бакуня не единожды стояла рядом, сопоставляла черты Светозарной и Зазирки, то бишь меня, и не находила ни малейших различий: одно тело, одно лицо. Порой Бакуне казалось,- когда смотрела на Ва-рю,- что это оживший Образ. Проще говоря, живая Богиня явилась... Так думали все там, за Оберегом.

Ох, Варька, влипла же ты в историю. Обидно, что моей вины в этом ни грамулечки...

-Надо идти,- сказала Бакуня, посмотрев в небо.
-Значит, идём.
Вскочила Зоя, закричала:
- Пап, надо идти. Ребята, где вы там?
Шустро вскочили коты, лихорадочно принялись умываться.
-Алё! Гостей намоете.
Коты замерли, недоумённо уставились на меня.
-Примета у нас такая есть,- сказала я в ответ на немой вопрос Зои и Бакуни.
-Если недобрые гости - не надо,- сказал, подходя, Фёдор Макарович. - Честно сказать... нехорошо как-то у меня внутри... Будто шепчет кто-то, а слов не разобрать.
Зоя глянула на меня так, словно ожидала слов, вроде: " Возвращаемся".

Ах, если бы от меня зависело, с превеликим удовольствием выкрикнула бы: пусть всё вернётся на свои места! Но, увы, увы, увы...
Коты спокойны, ни тени беспокойства. "Безмолвствуют" ладонь и запястье. Опасности нет.
Кому верить? Им или предчувствию Фёдора Макаровича? Возвращаться, это... как бегство. Благодатная почва для паники и истерик. Нет! только не это. Лучше идти дальше, авось, обойдётся.

-Мы идём, куда шли,- сказала я, как можно твёрже.
Зоя поникла, Фёдор Макарович протяжно вздохнул. Бакуня, взглянув на меня, ободряюще кивнула.

На зов Зои прибежали ребята с чёрными от черники губами. Довольные и счастливые, точно в мире не существует тревог и опасностей. И мир создан лишь для удовольствий.

О, как же мне захотелось быть такой же беспечной, довольной и счастливой! Чем я хуже их? Ведь я тоже ещё ребёнок! Зачем мне все эти взрослые заморочки?!
Я готова была разреветься от обиды и несправедливости, но... Странно: прежняя Варька не ждала бы разрешения, а ЭТА молчит, стиснув зубы, сопит в две дырочки... Неужели, правда, что во мне Дух этой мифической Ладанеи, и он начинает управлять (или подавлять?) Варькой? Так ведь может случиться, что я, Варька... просто исчезну? Дух Ладанеи придушит моё Я и выбросит, как мусор... И вольготно разместится в оболочке... Исчезнет МОЙ мир... и всё-всё, что с ним связано...

-Ва-ря?- беспокойно окликнула Бакуня.
Остальные с напряжением взирали на меня.
-Ты что-то слышишь?
-Нет, успокойтесь. Мне что, и задуматься нельзя?
-Отчего же, можно,- глухо сказал Фёдор Макарович.- Только у тебя такое лицо... в дрожь бросает...
-Ну, извините. Всё, пошли?