Когда придёт Зазирка-2 глава 29

ГЛАВА 29
   
   Не зря говорят: хуже нет, ждать да догонять. День тянулся издевательски медленно. К тому же за Оберегом было ненастье, шёл дождь, а у нас просто пасмурно. И неуютно. Давило на психику.
   
Посёлок жил своей однообразной и размеренной жизнью: одни копошились в Огороде, другие на хоздворе, третьи обрабатывали шерсть - пряли, вязали, красили...
   Я бы не прочь присоединиться к кому-нибудь, но вид женщин... эти бессмысленные глаза, дебильные улыбки... Жутко неуютно.
   Зара с головой ушла в резы: раскладывала "пасьянсы", перечитывала Песни Гамаюна. Для меня это была китайская грамота, поэтому не совалась: только мешать буду.
   Дети разбрелись кто куда. Коты исправно сменялись в дозоре, следуя моему наказу. Патрулировал Оберег Гоша.
   Все при деле, одна я слонялась, как неприкаянная. Все мысли об ушедших, ни о чём другом не думалось. И угнетающее ожидание возвращения посланцев...
   
Впрочем, бездельничала ещё Яга. Правда, она спит в основном. Зарёма сказала, что она, бедняга, так истязала себя укорами в случившемся, плюс известие о сыне, которого именуют Ягин Выродок... Зара испугалась, что Яга лишит себя жизни, и они с Бакуней наслали сонные чары.
   
И вдруг я вспомнила о Крапивничках. За всё время, что я здесь, лишь мельком упомянули о них. Сёстры имели своё помещение здесь, рядом с покоями Матери. Десять лет не покидали его. Им прислуживает специально приставленная женщина: приносит еду, убирает в комнате.
   И вот я переступила их порог. Круглое просторное помещение, явно не природного происхождения. Зарёма выжгла. Стены и потолок покрыты рисунками. "Фрески" настолько живописны, что невольно ощущаешь себя на лесной лужайке. Подсохшие и свежие венки из цветов источали всевозможные ароматы, отчего ощущения лужайки обострялись. В центре вогнутого потолка висит небольшой огненный шар, точно плафон. Освещение напоминает лампу дневного света.
   
Крапивнички сидели на кровати, прижавшись, друг к другу плечами. Отсутствующе смотрели в пространство. В лёгких вязаных платьицах, тоненькие, бледные, жиденькие русые волосы заплетены в косички. На вид им лет по двенадцать. Со стороны они скорее напоминали кукол, чем живых.
   Я невольно поёжилась.
   -Привет, девчушки. Как жизнь?
   С таким же успехом я могла спросить стену или камень у входа в пещеру.
   
Я уже разворачивалась, чтобы уйти, как на груди у меня шелохнулись и завибрировали амулеты - три половинки колеса.
   Стоп! Это же их амулеты. Зазирка брала их, чтобы... не помню, зачем. Ладно, это неважно сейчас.
   Словно подчиняясь кому-то извне, я шагнула к девочкам. Они ни как не отреагировали. Я сняла амулеты и поочерёдно одела на девочек.
   

Они менялись с поразительной скоростью: сначала на меня глянули пустые болотно-зелёные глаза, но уже через секунду они стали бирюзовыми с вполне осмысленным взглядом; отступила бледность, щёки запылали здоровым румянцем. Исчезла скованность тел.
   Посмотрели на меня так, словно я только что вошла.
   -Исполать, Зазирка!
   Они говорили в один голос. Несмотря на разительные изменения, на живость, всё же оставалась какая-то искусственность.
   -И вам привет! Зовите меня Варей.
   -Мы всё знаем про тебя. Ты спасла нас. И матушку нашу похоронила.
   Я опомниться не успела, как они бухнулись мне в ноги, ухватились за руки:
   -Ты должна дать нам имена.
   Вот те раз!
   -Почему я?
   - Так определено.
   -Ладно, раз так... Пусть будет... Ты - Вера, ты - Надежда, а ты - Любовь.
   Честно скажу: ляпнула, что первое на ум пришло.
   Девочки коснулись лбами моих рук, и, отпрянув, вернулись на кровать. Расположились свободно, раскованно.
 
 Удивительно: девочки похожи как три капли воды. Я тут же забыла, кому какое имя дала, но, глянув на них пристальнее, почему-то была уверена: слева - Вера, справа - Надя, а посерёдке - Люба. Явно не обошлось, как здесь говорят, без волшбы.
   С каждой уходящей секундой стиралось в девочках искусственность и однообразность: полученное имя, словно ключ, открыло выход личной индивидуальности. Это выражалась во всём: как сидели, как смотрели, как располагали ноги, руки...
   
Я присела на стул, покрытый шкурой. Девочки ласкали меня взглядами, улыбками, от чего я чувствовала себя не в своей тарелке. Я не намного старше их, но под их взглядами, невольно, ощущала себя заматеревшей уставшей от жизни женщиной. В их глазах я была героической личностью, живой легендой. Весьма неприятные ощущения: тебе приписывают чужие подвиги и вынуждают им соответствовать. Для кого-то это, может, и кайф, меня же такая ситуация выбивала из колеи.
   Вот и сейчас: растерявшись, сижу дура-дурой, и не знаю - не ведаю, что говорить, как себя вести.
 
 А девчонки тем временем налюбовавшись мной, засыпали вопросами. Поражала их осведомлённость: им ведома едва ли не каждая минута жизни Зазирки, здесь в Тридевятом, а спрашивали, дабы уточнить некоторые туманные фрагменты. Откуда они всё знают? Мне говорили, что Зазирка нашла их малютками, потом пропала, а девчушки впали в полубессознательное состояние. И так провели десять лет, не произнеся ни слова... И вдруг такие знания, точно всё это время находились рядом с Зазиркой. Как наблюдатели. По-всему, у девчонок особый Дар. Хотя чему я удивляюсь: девчонки-Хранительницы Ключа, Избранные Богами.
 
 -Откуда вы всё знаете?- всё же не утерпела и спросила, когда роль закомплексованной кретинки стала угнетать.
   -Мы видели,- живо сказала Вера.- Ты тоже можешь увидеть,- вскочив, она отбросила косу за спину, приблизилась ко мне, в следующую секунду её тёплые ладошки легли на мои виски, а лоб коснулся моего лба.
   И... я, словно, оказалась перед широкоформатным экраном. Шёл знакомый уже "фильм" "Подвиги Зазирки", правда, и здесь аппаратура не подчинялась киномеханику: мелькали кадры, рвалась плёнка...
   -Ты видела? Видела? - Вера отняла руки, смотрела на меня восторженно.
   Мне хотелось солгать, но с губ сорвались не те слова:
   - Ничего я не увидела: всё мелькает...
   Вера с недоумением оглянулась на сестёр. Они тотчас присоединились к ней, и уже шесть ладошек обхватили мою голову...
 
 Увы, увы! "Аппарат" упорно не желал работать, как следует: на этот раз кадры не мельтешили, напротив, тягуче передвигались, наползали друг на друга, размывались как рисунки гуашью от пролитой на них жидкости, так что рассмотреть что-либо невозможно.
   -А теперь видела?- спросили сёстры в один голос.
   Я отрицательно помотала головой. Девочки растерянно смотрели на свои руки. От восторженности не осталось и следа.
   -Не огорчайтесь. Это не ваша слабость. У меня, как говорят, разорвалась Сувойна Берегини.
   Девочки переглянулись, сурово нахмурили брови.
   -Кто это сделал?- спросила Люба.
   -Ты же видела,- жёстко сказала Вера.- Выродок, Кавардак, Морок... Каждый внёс свою чёрную лепту.
   -Кара грядёт,- сухо обронила Надя.
   
Со стороны "площади" ворвался шум, крики. Мы кинулись на выход. В коридоре столкнулись с девочками Зары, Варей и Лизой.
   - Там... Там тьма упала! - выпалили и осеклись, отступив. Широко распахнутые глаза смотрели в упор на Крапивничек. И трепыхались в детских глазёнках, точно полосатые тряпицы на ветру, страх и великое удивление.
   -Какая тьма? Скажите толком.
   -Там... - начали девочки отвечать, не спуская глаз с Крапивничек,- стало темно-темно... Все испугались и побежали...
  - Гость,- не то, спрашивая, не то, утверждая, произнесла Люба.
   -Оберег не пустит его,- в тон сестре обронила Надя.
   Вера напряглась, полуприкрыв глаза, и промолвила всего одно слово:
   -Вонюка...
   
И тотчас, будто прозвучала команда, заворочалась  Спица, тревожно замигал малиновый глазок. Одновременно охватило теплом левую руку, в ладони родился неприятный зуд, а на запястье мелко завибрировал невидимый браслет. Опасность? Опять нападение? Я же не готова! У меня разорвана эта... как её... спираль...
 
 А ноги уже сами несли меня по площади. Следом бежали Крапивнички. Площадь заполнялась поселянами, гвалт стоял невообразимый. Но перед нами расступались, образуя свободный коридор.
   
"На улице" была кромешная тьма. О такой обычно говорят: " как в могиле", или "хоть глаз коли - не видать не зги".
   Тревожная, пугающая тьма. Поселяне, похоже, в ужасе. Я ещё не успела испугаться, ибо не ведала в чём опасность.
   За моей спиной сопели Крапивнички. Надо же: впервые вышли на белый свет, а его... нет. Ну, и что теперь должна делать легендарная Зазирка?
   
Внезапно в небо кометами взлетели два огненных шара, размером с футбольный мяч, зависли в воздухе на высоте, примерно,20-этажного дома. Тьма отпрянула: огромный кусок Долины осветился точно двумя прожекторами.
   Я обернулась: чуть в стороне от нас стояли Зара и Ярик.
   Зара приблизилась, внимательно оглядела Крапивничек, которые, в свою очередь, глазели на неё с восторгом.
   -Вернулись! - Зара с чувством обняла сестёр.
   Подошёл и Ярик, поздоровался. Крапивнички окружили его, всматривались в его смущённое лицо, многозначительно переглядывались.
   -Дитя любви,- сказала Люба, словно объявляла вердикт.
   -Наследник полканов,- добавила Вера.
   -Погубитель Морока,- поставила точку Надя со странной интонацией: не то утверждала, не то предполагала.
 
 -Это опасно для нас?- осторожно спросила я, вставшую рядом Зару.
   Зара не спешила с ответом. Запрокинув голову, смотрела в небо. Я тоже глянула. Кроме сплошного мрака ничегошеньки не увидела. Неужели Зара что-то видит?
   Сверху посыпались шорохи, похожие на возню за дверью: кто-то топтался, слепо торкался в дверь, пытался засунуть в скважину неродной ключ...
   -Если Оберег выдержит, нам нечего бояться,- наконец, устало, сказала Зара.
   Это и ежу понятно. А если нет?
   
И вдруг мне нестерпимо захотелось оказаться... на вершине Шлема Перуна. Точно шептали в уши: "Иди", и подталкивали в спину.
   -Я с тобой,- вскрикнул Ярик, цепко ухватив меня за руку.
   И вот мы на Шлеме. Ярик немедля повесил "прожектор".
   Шорохи и возня усилились, они были как раз над головой. Несколько раз в темноте сверкнули слабые огоньки, точно зажигалкой щёлкали.
   -Эй, ты? - неожиданно закричал Ярик.- Убирайся по добру, по здорову!
   
Возня прекратилась. Остался лишь звук, напоминавший учащённое дыхание. Небо над головой стремительно посветлело, но не всё, а лишь участок размером с две простыни. Вскоре над нами образовалось некое подобие окна, закрашенного белилами. Затем за "окном" мелькнула тень и больше половины "окна" занял смолянисто-чёрный блин. В центре блина проклюнулась ядовито-жёлтая точка и тотчас принялась расти, пожирая черноту. Меньше чем через минуту от чёрного блина осталась только тонкая кромка, всё остальное - зловещая пульсирующая желтизна.
 
 -Мам, что это?
   -Спецэффекты. Дядя пугает нас, а нам не страшно. Правда?
   - Правда.
   В центре жёлтого появилось белое пятно, размером с обычную тарелку. Через четверть секунды пятно вытянулось в овал, диаметром более метра, затем от него побежали волны. Ощущение такое, словно в кастрюлю с молоком, в котором растворили кусок масла, бросили камушек. Когда "молоко" успокоилось, оно стало светлеть, светлеть... и, внезапно, во весь круг возникло лицо... моего папки...
   От неожиданности меня передёрнуло так, что заныло в шее, колени предательски подломились, и я стала оседать, готовая, как в розовом детстве, плаксиво заныть: "Папочка, почему ты долго не приходил?"
 
 Ярик поддержал меня, дёрнул за руку:
   - Мам, это дедушка? Да?
   Сверху, точно в дыру в потолке, прозвучал голос:
   -Лепо глянешься девонька. Наслышан о твоих злоключениях. Сильна! Надо же: моё заклятье стряхнула, как пылинку.
   -Нет, сынуля, это не дедушка. Просто похож. Это Морок Вонюка. Виновник всех здешних бед.- Я окончательно взяла себя в руки.
   
Как и говорили мне, Морок действительно был копией моего папки и Фёдора Макаровича. Лишь небольшие отличия. У Морока такое же худощавое лицо, как у папки, белая борода, чуть тёмные усы, такая же пышная копна курчавых волос настоящего блондина. Такие же чёрные густые сросшиеся на переносице брови. Только у папки "профессорские" очки, а Вонюка без очков. Фёдор Макарович отличался от Вонюки тем, что не имел бороды и волосы прямые, коротко стриженые. И ещё отличался голосом: у Фёдора Макаровича он жёсткий, холодноватый, а у Вонюки, как и у папки, мягкий, тёплый, ласково-добродушный. Вот и сейчас он говорил так, словно беседовал с обожаемой дочкой или внучкой:
   - Бедняжечка, сколько ж выпало на твою долюшку. И сколь ещё выпадет... Ведаю о твоих недугах, болезная. Ты всегда можешь получить у меня поддержку, заботу и ласку. Только норов свой укроти...
   -Что тебе надо?
   -Запамятовала? Напомню, девонька, мне не в тягость. Стань дочкой названой...
   -Мы уже говорили об этом? - перебила я.- И что я ответила?
   - Нагрубила. Оно и понятно: не в себе была...
   -Я и сейчас не в себе. Ответ тот же: нет!
   -Не торопись с ответом, девонька. Охолонь, обдумай не сердечком, а головкой. Коли не по нраву я тебе, что ж, обиды не стану держать, да злом поминать. Тогда по иному разойдёмся, как ратники...
   -Это как же?
   - Вернёшь, что в Хранилище взяла. Заключим мир на все времена. И поступай, как знаешь. Пожелаешь уйти - скатертью дорога. Пожелаешь остаться- владей сей землёй, в придачу возьмёшь земли полканов. Избавлю тебя, девонька, от назойливых женихов. И боле никто не станет тебе докучать. Не стану и дань требовать...
   
-Мы все земли освободим от тебя!- выкрикнул Ярик.
   Вонюка изобразил на лице лёгкое удивление, снисходительно усмехнулся:
   - Потявкай, потявкай щенок, пока зубки молочные.
   - Послушай, козёл! Мой сын не щенок!
   Вонюка добродушно засмеялся:
   - Опять грубишь. Слыхал, слыхал байки о твоём чаде, что изведёт меня... Чувствительная сказка: когда слушал - прослезился...
   -Вот и умоешься напоследок кровавыми слезами!- опять выкрикнул Ярик.
   Вонюка, похоже, пропустил его слова мимо ушей:
   -Даю тебе, девонька, на раздумья три дня и три ночи. И не забывай, что ныне ты слабее котёнка супротив меня. А ещё женишки жаждут твоего белого тела. Через три дня явлюсь за ответом.
   "Экран" моргнул и стал вновь чёрным блином. В мгновение ока он съёжился до размеров куриного яйца, кинулся вниз... и исчез. В следующие пару минут произошло, в ускоренном темпе, обычное природное явление: ночь отступила перед натиском утренних сумерек, а уже их живо прогнал настоящий солнечный день.
   
Ярик, наконец, оторвал взгляд от неба, пристально посмотрел на меня:
   - Мы, правда, не можем дать отпор?
   - Не думаю. Слишком добренький, сладенько лепетал... Ядом несёт от той сладости. Плюнь и забудь! Он хотел отравить наш дух. А мы сплюнем и разотрём!
   Ярик энергично повторил за мной: сплюнул несколько раз и с омерзением растёр ногами.
   
Честно скажу: слова мои были пустые, ибо за ними ничего не было - ни веры, ни убеждённости... ничего! Да, добродушие Вонюки фальшиво, за ним просматривалась неуверенность в своих силах... Это ни о чём не говорит? Допустим, он бросит в атаку весь свой магический арсенал, а Оберег устоит... Но ведь "женишки"- Кавардак и Выродок - не будут стоять в стороне... Неудача на плато дала им понять, что грызясь меж собой, им не получить желанного. То есть Зазирку. Или то, что она забрала в Хранилище. Вывод: ударить вместе, а уж потом поделить трофеи. Нет никакой гарантии, что Оберег выдержит тройной удар... И тогда нас возьмут, действительно, как котят...
   Три дня и три ночи на раздумье... Надеяться на возвращение посланцев... очень крохотная надежда. Что остаётся?
   Стоп! Что такого ценного взяла Зазирка в Хранилище? Явно не безделушки, если сам Вонюка жаждет их заполучить. Грозился даже устранить "женишков". Супероружие?