все птицы возвращаются домой

     Валентин наматывал круги. Явно хотел что-то сказать. Якушев покосился на него, попробовал рассол  на крепость, добавил уксуса и соли. «Нормалек » Геннадий отложил нож и, обтерев руки о фартук, выданный им кем-то из приглашенных дам, окликнул измаявшегося Вальку.
   - Чего надо-то?
   - Геннадий Васильевич, -
Якушев поморщился.
   - Валь, кончай, а  Я только месяц как твой начальник, а ты «ваньку» валяешь. Ну, на работе, это на работе. А сейчас-то вроде встреча без галстуков ,- Якушев смешно растопырил короткие шортики на волосатых ногах.
  Валентин сопел и топтался рядом.
    - Слушай, Василич, - он явно нервничал. Это с чего вдруг…, - я женщину пригласил.
    - Да ну?- Якушев хохотнул. – Поздравляю.
    -  Да хорош… издеваться. Нравится она мне. А ты… ты …
    - Ба! Ты никак конкуренции боишься?- Якушев макнул палец в рассол, вытащил, повертел им в воздухе, сосредоточив все свое внимание именно на мокром толстом пальце.
    - Да оставь ты шашлык в покое. Увидит кто, жрать потом не будут.- Валентин поморщился.
    - Да? Мне больше достанется…- Геннадий Васильевич погладил живот. Сложен он был отлично. И даже после сорока не позволил себе распуститься. Седина лишь тронула  виски, и это очень шло ему. Он был из мужчин, которых возраст лишь украшает. Такие долго волнуют женское воображение всех возрастов, терзая их души и тела мечтами и желаниями.
    Валентин, напротив, в тридцать выглядел значительно старше. И животик уже болтался над дорогим кожаным поясом, который он почему – то затягивал донельзя, да и вообще, все его тело было каким-то рыхлым, мягким, невпечатляющим.
    - Якушев! Я тебя прошу как чела, держись от нее подальше…
    - А то  что?- Геннадий в первый раз с интересом взглянул на своего зама.- Морду набьешь?
    - Да иди ты, - Валентин по-детски надул губы.
«Господи, распустил губища.  И что там за бабенка на него клюнула.»
    - Что? Стоящая деваха? – Якушев прищурил голубой глаз.- Как звать?
    - Наталья Владимировна, - со страстным придыханием ответил Валентин.
    - Даже так!- Якушев поднял бровь,- Ты чего ее еще,.. не того?
    - Пошел к черту!- Валентин снова обиделся.- Она… Она… такая…
    - Немазаная, сухая, - хмыкнул Якушев, - да ладно тебе. Понял я. Буду держать дистанцию. Только ты всех остальных предупреди. А то гляди, кто-нибудь умыкнет Наталью свет Владимировну. У тебя на  «аменинах» девиц и так хватает.
    - Во! А я, что говорю.- Валентин затараторил облегченно и даже радостно,- Ленка Антюхина давно на тебя косится. А после того, как ты развелся…
   - Ну, уж ты оставь мне право самому с этим разобраться, - нахмурился Якушев.
   - Ну да, ну да…- Валентин обрадовано сунул палец в кастрюлю с шашлыками. – Хорош! Умеешь ты.
Якушев свел брови на переносице: «Балабол!»
И Валентин опять брякнул.
     -Слушай, Василич, а что там с твоей… этой… «большой любовью». Говорят, она тебя бортонула.
    - Пошел вон!- Рявкнул Якушев. И Валентин, поджав пятую точку, испуганно затрусил прочь.
    Геннадий Васильевич нащупал пачку с сигаретами и, выудив одну, щелкнул зажигалкой. Огонек заметался на ветру, потом выровнялся, превратившись в ровную свечку, Якушев прикурил, затянулся и вдруг закашлялся. Да так, что слезы на глазах выступили.
    Он, действительно, очень ее любил. Ему казалось, что сильнее просто невозможно. И когда она, не опуская глаз, тихо и внятно произнесла: «Нам лучше не видеться больше». Стоял словно громом пораженный. «У тебя что, кто-то появился?» «Да!»- кивнула она. И снова не опустила глаз. А на шее тревожно билась жилка. Она ушла, не оглядываясь.       Якушев бесился почти полгода. Извел всех, себя, родных, жену, внезапно ставшую тихой, податливой и чрезмерно заботливой. Видеть он ее не мог. И подал на развод.  Слава богу ,дети были в спортивном  лагере. Жена рыдала, картинно ломая руки. Умоляла. Ради детей.
   - Девчонок я заберу, - отрезал Якушев.- Прости. Иначе, превращу тебя в истеричку. Окончательно. Так будет лучше.
Жена орала вслед ему что-то непотребное. Что-то о девках, и суке, которая так и не оставила его в покое. «Думаешь. Ей будут нужны твои дети. Урод!» Она не сказала –наши. Она сказала - твои. Якушев так глянул на супругу, что она присела, в испуге прикрывшись руками. А он никогда не позволял себе даже повышать голос … раньше.  Когда она в своей ревности заходила очень далеко. И только последний год  справедливо. Якушев всегда был отменным семьянином. Легкие увлечения никогда не перерастали в нечто угрожающее. Женщины ему нравились, он  мог очень красиво ухаживать.  Скорее, чтобы подтвердить свою  репутацию ловеласа и сердцееда, отчего-то закрепившуюся за ним. Близости с ними он не жаждал. Хотя  супруга его  давно из милой кудрявой девчонки превратилась в истеричную вечно недовольную  тетку неопределенного возраста, изводившую его сценами ревности. Но она родила ему  близняшек – Альку да Гальку,   и жизнь сразу обрела смысл… 
    Но год назад он встретил ее. Птаху! И так влюбился, что голову снесло …Готов был все бросить, начать сначала, все искал повода, даже деньги копил, чтобы жена ни в чем не нуждалась…Но все пошло прахом. Птичка упорхнула, лишь захоладало…Птичка-невеличка…Наташка-пташка…
      
      К вечеру на даче у Валентина было тесновато. Он не поскупился. И вот теперь человек двадцать месили чернозем на его плантации, вытаптывая посевы зелени и ягод. Валентин все поглядывал на часы. Якушев понимающе подмигивал ему, ловко орудуя шампурами. Часов в девять у калитки затормозило такси. И Валентин тут же, просияв, ринулся навстречу. Якушев вытянул шею и ... отвернулся. «Надо же, как баба» Но любопытство  пожирало его.  Он отчего-то с волнением ожидал появления этой неведомой Наталии Владимировны. Может быть потому, что ее тоже звали Наташкой. Пташкой. Вот черт! Растравил душу этот Валентин…
 
     Якушев отошел к мангалу, повернувшись к галдящей толпе спиной. Кто-то пьяно завопил: «Штрафную!». Потом звонко чокались хрусталем, который притащил Валентин, отвергнув однозначно всякую пластиковую посуду. Хохотали. И снова звенели посудой.
Менеджер Антюхин, притащившись за новой порцией шашлыков, толкнул локтем Якушева: « Ну,  Валюха дал жизни. Королева. Не ожидал». И Якушев не выдержал, захватив из машины  ящик водки для конспирации, зашагал к месту всеобщего оживления.

     Она стояла к нему спиной. Короткие шортики, розовые пятки, тонкая шея. А на плече родинка птичкой. Якушева качнуло. Кто-то заржал. «О, начальник, ты в одиночестве нашашлычился.» Она оглянулась. Улыбнулась и протянула первой руку, незанятую бокалом.
   -Добрый вечер, Геннадий Васильевич.
Толпа  как-то притихла. Затаила дыхание. Вся разом. Пахло жареным, и явно не шашлыками. У Валентина дебиловато вытянулось упитанное личико.
   -Вы что? Знакомы? - Промямлил он.
   -Да!- Ответила Наташа. – И давно. Не так ли?
Она плутовато прищурилась, словно бросая вызов побледневшему Якушеву.
   -Да,- буркнул он и, брякнув ящик о землю, пожал ее тонкие пальчики. – Шапошно. Весьма.
Наташа слегка наклонила голову, пряча усмешку. Русые пряди скрыли ее лицо. Якушеву послышалось: «Эх ты…шляпник»
   « А что, эх ты, - думал он спустя час, куря одну за одной, спрятавшись в доме. – Бросила меня.Сбежала. И к кому, к Вальке. А я должен перед ней расшаркиваться».   Ему хотелось злиться на нее, ему хотелось ее ненавидеть. И пальцы тряслись, роняя пепел с сигарет на голые колени, и он тянулся за новой, чувствуя во рту противный горький привкус…
    На воздух он вышел, притворившись мертвецки пьяным. Что-то бормотал про детей, оставленных на мать-старушку, извинялся, ударяя себя в грудь кулаком, кривлялся и не держал голову, словно младенец. «Васильевич, ты озверел? Куда ты поедешь таким…» Но Якушев отбрыкивался, пьяно ухмыляясь. И только отъехав на приличное расстояние, наконец, остановился, вперившись взглядом в темнеющее небо. И все мерещелись ему насмешливые ее глаза… Она осталась там.  На ночь…

   Он потерял счет времени Еще не стемнело окончательно. Но луна уже заняла положенное место. Огромная, лупатая, насмешливая. Якушев тряхнул головой, заметив что-то в зеркале. Даже глаза протер… Чудится что ли…

     Наташка стояла рядом с машиной.  Босая, держа сандалии в руках. Грызла  длинную соломинку, насмешливо глядя на Якушева зелеными своими раскосыми глазами. Якушев неуклюже полез из машины, больно стукнулся головой, боясь, что она сейчас исчезнет, растает, сбежит на ту самую луну, откуда она скорее всего и спустилась.
   - Ты? -Он растерянно топтался, потирая ушибленное место.
   - Я!- Кивнула она. Выплюнула соломинку и обулась. – Ты же был абсолютно трезвым, Якушев. Врать ты никогда не умел.
    Обида вдруг захлестнула его. Да она совсем обнаглела.
   - Тс-с, - Наташа выставила руку.- Не надо.Ты наговоришь сейчас всякие глупости и обидности. Можно мне …,- и она подняла руку, как школьница.
« С какой стати, я должен тебя слушать, - хотелось заорать ему. Заорать, чтобы она убиралась на свою луну, к своему Валентину, в свой скворечник, к черту, к дьяволу, орать, не останавливаясь, и трясти ее за тонкие плечики, чтобы  запросила пощады, а его оставила в покое. - Чего ей надо.» Наверное, все это было написано у него на лбу. Потому что женщина рассмеялась тихонько.
   - Ты можешь уехать, Якушев. Но потом будешь мучаться до конца дней своих от любопытства, чего это я приперлась сюда босиком и торчала почти час у машины, ожидая, пока ты вернешься из мира грез и воспоминаний…
Геннадий молчал. Набычившись. Сердце ныло, обида еще ворочалась в нем, но уже тише, легче, словно скручивалась клубком, засыпая. Наташа  облокотилась о капот, спросив разрешения взглядом. Якушев моргнул, отвернувшись. Полез за сигаретами. Умышленно медленно шаря по карманам.
   - Все очень просто, Якушев. Как во всех женских сериалах, которыми вы, о лучшая половина человечества, брезгуете. Если бы я тогда стала объясняться, ты бы не смог оставить меня. Может быть я слишком самоуверенна. Но мне казалось, ты любил меня…,- она подняла глаза, словно ожидая подтверждения. Судорога свела шею Якушеву. Безумно хотелось кивнуть.- Хорошо,… я любила тебя. Слишком. Если это слово уместно. Но сильнее просто невозможно. Почему именно ты…Почему именно я..Как я любила искать ответы на все вопросы. Дура…
Якушев передернул плечами…удовлетворенно и насмешливо. «Ну вот, философия поперла.» Наташа снова засмеялась, прочитав его мысли, протянула руку, чтобы погладить его напряженную спину, но не решилась…Луна свесилась над ними, словно подслушивая… Лупатая, наглая, огромная.
   - Да не буду философствовать… Ко мне приходила твоя жена.
Якушев вздрогнул. Недоверчиво глянул исподлобья.
   - Тогда приходила… На работу… Долго плакала, скрючившись в кресле. Говорила, что не может без тебя жить. Что больна. И что ваш разрыв ускорит ее кончину. Я видела, что она  лгала.  Знаешь,  некоторые лгут и их жалко. А она лгала нагло, уверенно, с ненавистью…,и было противно. Я долго думала тогда… Ты же никогда мне ничего не предлагал.Да и не надо мне было… Только видеть тебя.. Впрочем…  Жил же ты без меня. А она была всегда. И ваши дети.. И она.. такая жалкая в своей самоуверенности. Короче, если уж все открылось, надо было выбирать. И я выбрала… Если бы я рассказала тебе тогда…
    Якушев даже застонал..  Ему снова захотелось наорать на нее. На дуру такую. Она была так близко. Сводила с ума.  Дурманила. Кожа ее светилась в лунном свете… Глаза сияли… И луна, эта чертова луна, все подмигивала сверху… " Давай, Якушев, давай. Улетит. Сбежит. Догоняй потом». И он схватил девушку, и стал целовать везде, куда попадал, вспоминая ее запах, тыкаясь, как слепой котенок, урча от удовольствия.
  - Дурная ты…,  глупая маленькая птичка.
И она вздохнула с облегчением, прижимаясь доверчиво. И все шептала
  -Дура , конечно, дура. А если бы ты выбрал не меня… А? Якушев. Ты же никогда не говорил мне… А если бы тогда ты выбрал не меня… И твои девчонки… ты никогда не говорил… разве я могла заменить им мать? Я ведь этого боялась...решила первой...Чтоб не так больно...
  - А Валентин?- ревниво буркнул Якушев, даже отстранившись на мгновение .
  - Господи, какой Валентин. Я год маялась. Просто не жила. Все к тебе на работу бегала… Спрячусь за угол и стою, жду, когда ты появишься… А ты … ничего бодренький… А об Валентина я однажды споткнулась. Или он об меня.  Потом на работу ко мне заявился, зубы лечить. Уж не знаю, по какому поводу, но как только услышала твою фамилию, чуть с ума не сошла. Он мне все сам рассказал. Все болтал, болтал. И про твою большую любовь, и про то, что ты, забрав детей, оставил жену… Он еще про кого-то рассказывал, в провожатые навязался…А я… все хотела спросить… о тебе.И этот день рождения. Сама напросилась. И ехала я к тебе… К тебе…
   Якушев вдохнул запах ее волос. Запах ночи и сияющей луны.  Запах любимой женщины.
   - Дурочка ты у меня, - нежно сказал он. - Птичка - невеличка. Не улетай.. больше. Никогда. Никуда…
И закашлялся вдруг, поперхнувшись. До слез….