Два из трех

Написано в рамках литературной дуэли с М. Витовтовой




Рассвет в городе. Это прекрасное зрелище, отвлекающее от городской суеты и безобразности. Можно подумать, что это отвлекающий маневр города, пытающегося ублажить своих жителей. Дивное сочетание красок. Дома, которые затенены присутствием светила, и оттого выглядят лучше, чем на самом деле. Прохожие, похожие на удивительных, сказочных существ из-за играющих на лицах переливов красок…

В любом городе есть неблагополучное место.

В некоторых городах оно принимает размеры района, в некоторых — ограничивается улицей. Даже в одиноко стоящей избушке посреди леса, найдется угол, в который хозяин сбрасывает мусор. Точнее то, чему не может найти применение сейчас, но надеется найти его попозже.

То же самое произошло с жителями района Фур. Они не были нужны, но их решили не убивать. Возможно, им найдут применение. Но не сейчас, нет.

Для жителей Фура рассвет имеет особое значение. Дело в том, что Фур находиться в западной части города, а на востоке, на холмах, высятся огромные и заманчивые дома богатеев. Если вы хоть раз наблюдали за встающим из-за какого-либо препятствия солнцем, то должны знать, что объект, из-за которого солнце встает, перестает быть видимым. Так и жители Фура, фурийцы (если можно так сказать), переставали видеть высившиеся над ними особняки, служившие молчаливым напоминанием об их бедности и удаче других. Причем, в большинстве случаев, удача была лишь в том, что им повезло родиться сыновьями и дочерьми своих родителей.

Сами фурийцы тоже делятся на два вида: те, кто работает в других частях города, и остальные. Навыки и умения остальных были не нужны работодателям, либо, были бы нужны, если бы работодатели не нашли людей, имеющих те же навыки раньше. В самом Фуре работы не было. Многие фурийцы жили в обыкновенных палатках, хотя некоторые жили не просто в обыкновенных, а в самодельных. Такие палатки обычно делали из тряпья и защиту от непогоды они давали весьма посредственную.

Тодди взирал на рассвет с обычным равнодушием. Ему давно было плевать на все. Это был его способ выжить. Обитатели Фура готовы были прирезать даже своих близких ради нескольких медяков. Но, как и в любом обществе, здесь существовали свои лидеры. Особенностью этих лидеров было их полное нежелание властвовать. Других просто не выбирали на такую должность, если можно это так назвать. Их называли клошарами. Один особо смелый ученый, считавший себя лингвистом, попытался отследить, как французское название рядового нищего превратилось в название судей Фура, но потерпел сокрушительную неудачу. Вследствие того, что ему перерезали горло ради пары башмаков.

Даже полицейские не спускались в Фур меньше, чем по трое.

Фурийцы объединялись в банды, сообщества, революционные советы так же легко, как ходили в туалет. То есть, прямо посреди улицы — не проблема! И все эти сообщества распадались еще проще. Вместе их держала исключительно жажда наживы. Это в том смысле, что наживы ни одно из этих обществ ни разу не увидело.

Тодди был одним из клошаров. Он узнал, о том, что его назначили клошаром, только когда к нему, с полагающимся уважением, обратились несколько спорщиков, не знавших, кто из них украл половую тряпку. Это случилось через два месяца после того, как его избрали.

В клошары обычно избирали стариков. Главным, что требовалось от клошара, являлась мудрость. Все остальное было лишь дополнением. Но Тодди, помимо мудрости, обладал острым и резким умом и талантом докапываться до истины. Что не могло не пойти ему на пользу, учитывая то, что главной задачей клошаров было решение споров.

Некоторых клошаров смещали с должности. По разным причинам, но самой частой из них была та, что они ошибались при вынесении приговора. Тодди еще ни разу не ошибся.

Клошарам не давалось никаких привилегий кроме той, что по первому их крику, все выходили из домов и слушали их речи. Но это не являлось обязанностью, лишь традиция. Кроме того, спорщики часто оставляли чаевые, такие же, как и все в этом месте — скудные.

В это, как и во все другие, утро, Тодди наблюдал рассвет. В этот раз его клонило в сон, но это не имело значения. Рассвет он смотрел каждый день. Просто в эту ночь у Тодди отчаянно разболелась поясница. Своего жилища он не имел и потому ютился под мостом. Этой ночью были заморозки, и спину приморозило от камней, на которых он спал. Кроме того, заснуть в такой холод, как обрушившийся этой ночью, было сложно. Кое-как выпрямившись (или, скорее, считая, что выпрямился), Тодди вылез из-под моста, чтобы смотреть рассвет. С искренне равнодушным взглядом. С натренированным равнодушием души.

Прямо между Тодди и солнцем находился какой-то собор. Тодди не интересовался, что это за собор, в честь кого построен, и кому платит отступные за право обирать людей. Собор просто был. И, частично отражаясь от его купола, солнце становилось еще красивей. Помимо обычного желто-белого, присутствовали зеленый, голубой, немного сиреневого, капля красного, и несть им числа, сколько еще, и непонятно каких, цветов.

Тодди стоял, глядя на собор и не видя его из-за солнца. И из этой феерии красок выступили два человека, которых он видеть не хотел. Просто из-за их одежды. Они были одеты в темно-зеленые, с отдельными синими полосами, мундиры. Форма полицейских. И направлялись они именно к Тодди.

Один из них, мрачный мужик, но с нашивками лейтенанта, был ему знаком. Это был Симон — единственный полицейский, имевший возможность и желание ступать на территорию Фура без сослуживцев. Вся хитрость была в том, что Симон был выходцем из Фура, но, в отличие от большинства, выбравшись, не задрал нос, а наоборот, стал всячески помогать бывшим «соотечественникам». (На самом деле кавычки здесь абсолютно неуместны — фурийцы и являются гражданами другой страны, просто страна эта условна до безобразия). Именно из-за того, что он заминал перед начальством множество преступлений, произошедших в Фуре, он, несмотря на возраст, приближающийся к сорока, так и оставался лейтенантом. Его всегда выделяли по бровям. Коротко подстриженные волосы Симона имели темно-русый цвет, а кустистые, словно с другого человека взятые, брови, были цвета воронова крыла.

С Симоном шествовал угрюмый и, видимо, слегка запуганный майор. Квадратная челюсть, длинный прямой нос и испанская бородка выдавали в нем аристократа, хотя по возрасту, он был примерно равен с лейтенантом. Аристократы в сорок обычно уже генералы. Или полковники если уж совсем бестолковые.

Когда они подошли поближе, Тодди заметил, что лейтенант немного смущен, а майор вот-вот наложит в свои дорогие казенные штаны.

— Тодди, приветствую. Нам нужна Ваша помощь.

Симон, как и положено, замер, ожидая реакции. Майор высокомерно воздержался от приветствия.

Тодди лишь слегка кивнул лейтенанту, не обратив на майора ни капли внимания. Майор, видимо, все же не был аристократом. Аристократы терпеть не могут, если их не замечают. Вся их жизнь — сплошная показуха.

— Чем могу быть полезен, лейтенант? — спросил Тодди, выждав четверть минуты. Предполагалось, что это время требуется клошару на размышление. Только после ответа Тодди, лейтенант позволил себе слегка улыбнуться.

— Произошло похищение. Записка с требованиями была жутко грязной, а в тексте присутствовали множественные грамматические ошибки.

— И поэтому вы решили, что похитители — выходцы из Фура?

— Нет. Выкуп надо доставить на границу Фура и Купона. А обитатели Купеческого Района все же умеет писать без ошибок. Нам нужно Ваше сотрудничество в переговорах.

— Хм. — Тодди погрузился в размышления. Ему не хотелось связываться с этим делом, но полиция хорошо платила, а если заморозки продолжаться, то он может отморозить себе более чем поясницу. — Сколько?

На этот раз с речью выступил майор:

— Пятьдесят серебряных.

Краткость — сестра таланта? Или просто страшно слово молвить?

— Сто.

— Семьдесят пять. — Вполовину? Да он издевается!

— Сто, и ни монетой меньше. Мне тоже надо на что-то жить, а вам выплатят приличные премиальные за раскрытие дела. Помимо вознаграждения от семьи пострадавшего. — Майор в ответ хитро прищурился.


— А с чего Вы взяли, что похищенный именно «он», а не «она»? И почему Вы думаете, что он не в состоянии сам за себя заплатить?

Тодди улыбнулся. Немного чересчур мечтательно. А майор, если и шит, то не лыком.

— То, что я живу в Фуре, майор, отнюдь не значит, что я не знаю, что происходит в других частях города. Даже аристократки с холмов не ходят поодиночке, для девушек нет безопасных мест. А вот аристократы — вполне. Поэтому «он». Что до второго вопроса… есть две причины: во-первых, если бы он не был сам, то вопрос о том, кто совершил похищение вообще не стоял бы, а во-вторых, только молодые безусые щенки смеют шляться, где ни попадя без охраны. Сколько ему лет? Десять? Девять?

— Двадцать один. Хотя по умственному развитию… сто, так сто. Я Вам верю. — Майор выложил двадцать серебряных из объемистого кошеля, развернулся и ушел. Дурак. Его шансы выбраться из Фура — пятьдесят на пятьдесят. И эта половина появилась только из-за того, что большая часть фурийцев все еще наблюдала рассвет. Полицейских, за исключением лейтенанта, здесь не любили.

— Давай подробности. — Тодди знал, что лейтенант не начнет говорить без его разрешения. Он впитал это, проведя детство и юность в Фуре.

— Похищенного, — здесь он позволил себе улыбнуться, вспоминая, как клошар отбрил майора (клошар отбрил майора), — зовут Герберт Джованни. Единственный сын Пятого Дома. Ушел на свидание с девушкой из Девятого Дома, Элизой. Она рассказала, что они гуляли у пристани, а потом прибежал курьер со срочным донесением, и сер Джованни ушел вместе с ним. По словам Элизы, Герберт выглядел обеспокоенным.

— Курьер — мальчишка?

— Именно так. — Симон уже давно не удивлялся логике Тодди. Она вела себя, как девчушка, собирающая цветы для букета любимому — не понятно, почему так, а не иначе, но всегда правильно. Хотя обычно детей не набирали в курьеры.

— Мне нужна записка. Кроме того, мне надо пообщаться с родителями юноши и этой Элизой. Я схожу на рынок, потом вернусь сюда.

— Какой рынок, — лейтенант спросил, потом немного подумал, анализируя, и поспешно добавил: — сер?

Тодди вновь улыбнулся. На этот раз — про себя.

— Южный, — ответил он, после некоторого размышления. Лейтенант поспешил откланяться и уйти. Лейтенант начал улыбаться до того, как отвернулся, хотя Тодди и так знал, что тот не дурак. В Фуре рынков нет, но они находятся по его границам — на севере и юго-западе. Южный рынок разделяет Фур и Купон, Купеческий Район. Симон догадался, что Тодди хочет посмотреть на предполагаемые места обмена. И заглянуть кое к кому.

Проводив лейтенанта взглядом, Тодди встал с годами не ремонтированной брусчатки и посмотрел на восток. Солнце успело вползти на небо и вместо переливов красок и очертания собора, было видно лишь гнев светила. Солнце всегда жарче над Фуром. Возможно, ему просто больно видеть такую жизнь и оно пытается спалить фурийцев. Чтобы не мучились.

Тодди пошел к рынку, надеясь купить немного крупы.

По пути он размышлял над проблемой классов. Он давно не думал об этом, и не жалел. Фурийцы принадлежали к низшему сословию — нищие. Тут все понятно. На холмах жили аристократы, соревнуясь в политических интригах и номере дома. А что между? Как распределить духовенство, купцов и ремесленников? Духовенство беднее и торговцев и мастеров, но имеет больше влияния. Торговцы, в большинстве своем, богаче ремесленников, но приносят больше пользы. Когда-то Тодди слышал «спор» мастера-сапожника и торговца. Купец орал, что мастер не продал бы ни одной пары обуви без его, торговца, помощи, а значит, торговые операции важнее, чем создание продукции. Тодди сильно в этом сомневался. Не смотря на то, что сапожник тогда не ответил купцу ни единым взглядом, всех, кто видел эту сцену, интересовал один вопрос. А чем бы купец торговал, не производи ремесленники продукцию? Воздухом? Они, конечно, хитры, но не настолько.

Купив мешочек пшенки, Тодди отправился к Матушке Бо.

Ей было около шестидесяти, но она выглядела на порядочные сорок. Она жила в одном из пограничных домов. За свою жизнь, большая часть которой прошла в этом доме, она научилась делать хорошо три вещи: шить платья, готовить и ублажать мужчин в постели. Раньше Матушка была обыкновенной шлюхой, но, использовав все свои таланты в области обучения, быстро стала лучшей девочкой за деньги. Упорно работая, она сумела выбраться из Фура, но далеко уезжать не стала. В этом доме она открыла швейную мастерскую, где стала заниматься «не таким приятным, но куда более безопасным делом». Уровень смертности и количество увечий среди шлюх Фура был колоссален.

Тодди постучал в массивную дверь. Она распахнулась почти сразу.

— Тодди, старый увалень! Рада тебя видеть. Почему так давно не заглядывал? — Тодди усмехнулся про себя. «Старый»! Он почти на двадцать лет моложе ее. Клошар помахал мешочком с крупой:

— Решил, что ты сможешь сделать из этого нечто замечательное.

Матушка улыбнулась ему, как любимому внуку. Уже через пару минут она гремела кастрюлями на кухне. Тодди не любил бывать в доме Матушки Бо. Это никак не было связано с самой Матушкой, просто в доме было слишком уютно. Через пол часа Матушка поставила перед Тодди тарелку с кашей, источающей запахи множества специй. Пусть и самых дешевых — это все равно было дорогим подарком для фурийца. Когда Тодди доел, как по команде, раздался стук в дверь.

Матушка удалилась и вернулась через минуту вместе с Симоном. Он молча передал Тодди засаленную записку. Тодди пробежался по ней глазами.

— Угу. Сегодня на закате. Деньги принес? — Лейтенант выложил на стол два мешочка, по тысяче золотых в каждом. Тодди тоскливо подбросил один мешочек на руке. — Как бы пояс не оборвался под такой тяжестью. Что с людьми?

— Они отказались прийти. Как и допустить Вас на холмы.

Тодди кивнул.

— Ничего. После обмена они посмотрят на это иначе. Я в этом уверен.

На закате Тодди вышел на площадь Побед и встал у давно не работающего фонтана. Площадь была зажата между низкими покосившимися домами с плоскими крышами и кривыми ставнями. Через пару минут появился один из похитителей. Он был одет в ужасающие даже по фурийским меркам тряпки и хромал на правую ногу. Он подошел вплотную.

— Гиде деньги? — Фрикативное «г» и шамканье. Приятная личность.

— Вот тысяча. — Тодди бросил ему один мешочек. — Вторая после того, как вы отдадите Джованни.

Похититель что-то неодобрительно прошамкал, но развернулся и свистнул. Со стороны одной из улочек появился второй субъект, похожий на первого всем, кроме хромоты. Этот хромал на левую ногу. С ним шел человек в грязном парадном платье и с мешком на голове. Тодди чуть не схватился за голову. Неужели они действительно такие идиоты? Похититель и жертва подошли, и первый снял мешок со второго. Джованни выглядел немного помятым, но целым. Тодди бросил вторую тысячу похитителям и, взяв юношу за рукав, повел к другому краю площади. Там их ждали майор и отец Герберта.

Через три дня Тодди сидел на том же самом мосту и наблюдал восход. Он кутался в теплое, хоть и потасканное одеяло, а за спиной у него была довольно уютная палатка. Больше ему ничего не требовалось. И снова двое полицейских шли к нему по улице.

— Нам снова нужна Ваша помощь, — начал, было, майор, но клошар перебил его.

— Надеюсь, вас ко мне привела не смерть молодого Герберта Джованни?

Майор досадливо крякнул и кивнул.

— Пятьдесят авансом. Еще пятьдесят за указание, где найти убийцу и еще сто за самого убийцу, если до этого дойдет. Торг — не уместен.

Майор покосился на лейтенанта и отсчитал пятьдесят серебряных монет.

— Мне нужно поговорить с Элизой. Срочно. А также с родителями Герберта. Но сначала один вопрос. Как именно он умер? Толкнули под карету?

— Нет. — Майор выглядел очень удивленным. — Толкнули в реку. Среди бела дня. Какой-то грузчик, который очень скоро скрылся.

— Отлично. Приведите Элизу и принесите мне расписание судоходного движения на тот час, когда его столкнули.

Оба полицейских удалились. Видимо, лейтенант хорошо поработал и объяснил майору, что приставать с расспросами — бессмысленно. Уже через пол часа к палатке клошара подъехал целый отряд. Несколько дюжин драгун на лошадях, при полном вооружении, дорогая карета, небольшая кучка полицейских. Драгуны встали кругом вокруг кареты и опустили копья. Это был интуитивно понятный знак: «тот, кто приблизиться — умрет». Из кареты вышла молодая девушка в простеньком голубом платье. Только вот ткань стоила целое состояние. С облучки кареты соскочил Симон и подал руку барышне. Она с благодарностью приняла помощь и направилась к клошару. Давешний майор материализовался словно из ниоткуда.

— Леди Элиза Мор. Это человек, который расследует убийство сера Джованни, клошар Тодди.

— Рад встрече, госпожа. — Тодди не потрудился встать, но Элиза не среагировала на такое проявление непочтения. — Я должен задать Вам несколько вопросов и должен попросить Вас отвечать на них со всей откровенностью.

— Я понимаю. — Приятный голос. Под стать ангельской внешности. Ей было где-то девятнадцать, печаль лежала на лице серым саваном.

— Майор, лейтенант, я должен попросить вас удалиться.

Майор начал, было, спорить, но Элиза положило руку ему на предплечье, и он покорно отошел. Лейтенант вообще отошел сразу.

— У Вас с сером Джованни были отношения?

Она смутилась, но ответила почти сразу.

— Да. Мы хотели пожениться.

— Семья Джованни была против?

— Конечно. Я же всего лишь из Девятого Дома.

— Ясно. Он рассказывал что-то про похищение?

— Да. Но очень неохотно. Он говорил, что в послании было написано, что стряслась беда с его матушкой, а через несколько кварталов, ему набросили на голову мешок и утащили в какую-то лачугу. А… разве это имеет значение?

— Все имеет значение. Как он узнал, что это была именно лачуга?

— Он сказал, что его усадили на какую-то груду досок.

— Больше он ничего не упоминал в связи с лачугой?

— Нет.

— Что он мог делать у реки? — Тодди напрягся в ожидании решающего ответа.

— Он должен был встретиться со мной, но меня не выпустили из дому. Как думаете, если бы я смогла прийти, его бы не… он бы… — еще бы чуть-чуть, и она расплакалась.

— Я думаю, что тогда все было бы по-другому. Но его тело все равно попало бы в реку. Спасибо за Ваш рассказ. Попросите, пожалуйста, майора привести родителей сера Герберта.

Девушка слегка присела, как бы делая книксен, но не до конца уверенная, что это стоит делать, и отошла к майору. Через минуту девушка поменялась местами с благородной парой, вылезшей из кареты. Ему было под пятьдесят, она лет на десять младше. Он был в военно-морской форме, с адмиральскими погонами, она — в легком розовом платье и шали. Они выглядели расстроенными, но он к тому же, выглядел возмущенным. Еще бы! Его, главу Пятого Дома, притащили в этот клоповник, Фур!

— Сер Джованни, счастлив приветствовать Вас и Вашу супругу. — Они не отреагировали на приветствие. Просто стояли и ждали вопросов, как неизбежной и неприятной, но необходимой медицинской процедуры. Сами они до приветствия естественно не опустились. — Вы знали о намерении сера Герберта жениться на леди Элизе Мор?

— Да. — После некоторого замешательства, они, по-видимому, решили, что отвечать будет бравый адмирал.

— Каково было Ваше отношение к этому намерению Вашего сына?

— Она просто хотела выкачать из моего сына побольше денег, эта нищенка! — Ну, еще бы! Какой-то Девятый Дом. Любопытно, что сын его, а не их.

— У него были собственные деньги?

— Зачем они ему? Он получал все необходимое.

— Скажите, Ваш сын перед похищением был простужен? — Они в замешательстве уставились друг на друга. В конце концов, леди Джованни решила ответить.

— Нет, он вообще никогда не болел. А какое отношение это имеет к расследованию убийства?

— Никакого. Я вас больше не задерживаю.

Они отупело направились к карете. Люди, для которых аристократы из Девятого из Двадцати Домов были нищими. Ничего не замечающие и жалкие в своем высокомерии.

Тодди жестом подозвал лейтенанта. Майор тоже подошел.

— Давай расписание.

Тодди отсеял несколько барж перевозивших товары из одной части города в другую, и еще три, которые возвращались в город, выделив две, которые в это время должны были проходить под мостом, следуя из города.

— Ваш сер Джованни уплыл из города на одном из этих судов. Вероятно, он скоро вернется за девушкой.

— Что? Но я не понимаю! Как? Ведь множество людей подтвердило, что он был сброшен в реку, тело сразу засосало под воду! — Майор был огорошен.

— Вы когда-нибудь видели грузовые баржи, майор? С них свисает множество канатов, которыми крепятся грузы. Кроме того, обычно у них очень низкий борт. Сер Джованни просто подкупил капитана и грузчика, а потом ухватился за один из канатов, через несколько миль взобрался на борт и благополучно сбежал из дому!

— Но ведь у него не было денег!

— О! Еще как были. Две тысячи золотых, минус то, что он заплатил «похитителям».

— Он подстроил свое похищение?! Какие у Вас есть доказательства?

— Доказательств нет, но я уверен, что Вы их найдете. Во-первых, эти псевдо похитители пытались притвориться фурийцами, что у них получилось не очень хорошо. Они одели такие тряпки, какие ни один фуриец не оденет, пытались скрыть свой голос за намеренным искажением речи, а походку за искусственной хромотой. Кроме того, они не выказали мне никакого почтения, как клошару.

— Мне казалось, что такое почтение и не показывается повсеместно…

Лейтенант покачал головой.

— Такие знаки почтения всегда выказываются при непосредственном общении. Если у фурийца нет дела к клошару, он пройдет мимо, как ни в чем, ни бывало, но если он говорит с клошаром, то он будет выказывать уважение.

— Может, они просто не узнали в нем клошара!

Лейтенант рассмеялся.

— Это Фур, майор. Здешние жители могут не знать, какой сегодня день недели или где находиться север, но они всегда знают своих клошаров.

Майор выглядел немного смущенным. Его смущение усилилось, когда он посмотрел на Тодди. Последний продолжил свой спич, словно его и не перебивали.

— Но главный аргумент в пользу версии о подстроенном похищении — юноша не упомянул о запахе. Его выводили со стороны Фура, а он ни словом не упомянул о той вони, в которой ему пришлось бы провести приличное время, если бы он был похищен. Он просто ушел с пристани и пошел к нанятым людям. Не знаю, где именно он провел время, но на границу Фура его доставили только перед самым обменом. А его родители сообщили, что он никогда не болеет — следовательно, он не был простужен, не подхватил насморк, должен был чувствовать все запахи.

Майор выглядел задумчивым. Вся эта информация не укладывалась у него в голове, но он уже прикидывал, как ее можно проверить. Лейтенант просто стоял. Он давно привык к клошарской мудрости, она его не сильно удивляла, но он также знал, что все это окажется правдой.

— Мальчишка допустил одну ошибку, — продолжал Тодди. — Он выбрал слишком явный способ «самоубийства». Я предполагал, что он будет имитировать смерть от несчастного случая, который обезобразил бы его лицо. Точнее лицо жертвы. Но, видимо, он оказался мягкотел и не захотел уродовать труп. А ведь тогда бы его нельзя было обнаружить так просто.

— Погодите. Но зачем ему это вообще надо?

— Из-за девушки. Сер Герберт хотел жениться на Элизе Мор, но не мог добиться разрешения от родителей. Поэтому он сначала инсценировал свое похищение, чтобы добыть денег, а потом и смерть, чтобы убежать из города, оставив тыл прикрытым. Если бы я не заподозрил инсценировку, вся полиция города сейчас искала бы грузчика, вместо парня. Но, собственно его и искать то не надо.

— Я совсем ничего не понимаю. — Майор был печален. Еще бы! Майор полиции, который оказался глупее клошара!

— Девушка. Все упирается в девушку. Она должна была быть с ним на мосту, но не смогла прийти. Менять план Джованни не мог, подкупленная баржа вернулась бы только через неделю. А за это время много чего могло произойти. Я думаю, что все деньги он оставлял у своих пособников по похищению, а они могли решить, что две тысячи намного лучше, чем то, что предложил им молодой Джованни. Он ведь не мог принести деньги домой. Но он вернется за девушкой. Тогда вы его и схватите, если посчитаете нужным.

— Что значит «если посчитаю нужным»? — Майор сильно возмутился.

— Вы собираетесь разрушить счастье двух молодых людей. Если Вы его схватите, то передадите родителям, а суровый адмирал запросто пристроит сыночка на флот, чтобы «выбить дурь» из головы отпрыска. И тогда его мечта разрушиться. И мечта девушки тоже. Если совесть Вам позволяет — ловите его.

Майор надолго замолчал. Тодди было проще — он привык судить. А майор лишь ловил преступников не вникая, кто прав, кто нет. Сейчас же ему одному предстояло принять решение.

— Лейтенант, Вы не могли бы оставить нас с Тодди на минутку?

Лейтенант пожал плечами, поклонился Тодди и отошел. Майор же обратился к клошару.

— Сер Вильям, Вы считаете, что мне стоит позволить парню украсть девушку?

Тодди вздрогнул.

— Как Вы догадались?

— Матушка Бо. Я расспросил ее о времени Вашего появления в Фуре. И оно совпало со временем бегства из-под суда сера Вильяма Херши, обвиненного в убийстве жены.

— Вы ведь понимаете, что я не совершал этого? Я любил ее.

— Все знали, что Вы ее не убивали. Но все доказательства были не в Вашу пользу.

— Да. Я сбежал, зная, что это единственный выход. Но я уже не мог жить, как раньше и поселился здесь. Мало кто в состоянии узнать в грязном клошаре бывшего графа Херши. Вы собираетесь доложить?

— Нет. Что было, было давно. Я не собираюсь ворошить прошлое.

— Спасибо, майор.

— Но что насчет моего вопроса?

— Я считаю, что надо дать им шанс попробовать. Но я не буду скрывать, что Вы можете лишиться должности, прикрывая парня. От Вас ведь будут требовать найти убийцу, а Пятый Дом достаточно влиятелен, чтобы примерно наказать Вас за отсутствие результатов.

— Это меня мало страшит. У меня есть небольшая ферма, на жизнь хватит. Но я сомневаюсь, что парень справиться со своими обязательствами. Он не знает жизни, она вся протекала в родительском доме.

— Да, возможно он не справится, но ему надо попробовать. В конце концов, если дела пойдут хуже некуда, он сможет вернуться домой. Его родителям не разорвать священные узы брака.

— Пожалуй. — Майор замолчал, раздумывая о предстоящих трудностях молодой семьи. Он знал, что клошар прав. Но как сложно взять на себя всю ответственность за этих людей! Ведь все, что с ними произойдет, ляжет на его совесть. Мир полон опасностей, о которых юноша даже не подозревает. — Хорошо. Я отпущу их.

Майор слегка поклонился и направился в сторону лейтенанта, но, вспомнив что-то, вернулся.

— Сто пятьдесят монет, как и договаривались. — Он бросил Тодди мешочек, но клошар, словив его, сразу бросил обратно.

— Оставьте, майор. Я не помог Вам словить убийцу, я лишь указал, что его нет.

— Как Вам будет угодно. — Он замялся на несколько секунд. — Могу я что-то еще сделать для Вас?

— Нет. У меня есть все, что мне надо.

Майор развернулся, чтобы уйти, но Тодди окликнул его.

— Да, и, майор! — Клошар подождал, пока тот обернется. — Вы хороший человек. Помните об этом.

Майор, наконец, ушел, а Тодди стал вынимать из бороды, забившийся туда мусор. Ему еще надо было сделать массу дел. Например, выспаться.