Царь Российский Симеон -Бекбулатович

 
Национальность – здесь нечем гордиться и нечего стыдиться

Даже не все историки сейчас помнят о российском самодержце по имени Симеон Бек-булатович, а если имя это где-то и проскальзывает, то только как странный эпизод тиранического правления Ивана Грозного, возведшего татарского царевича на московский престол в очередном припадке умопомешательства и в точно таком же припадке с этого престола убравшего. Однако, как это ни стран¬но, современники чрезвычайно серьезно от-неслись к царскому достоинству Симеона. Всего лишь одиннадцать месяцев он занимал тронное место в Кремле, но затем все оставшиеся сорок лет до смерти титул не давал покоя московским преемникам забыть царя Симеона. Жизнь "одарила" его тяжкими испытаниями, но история "наградила" ещё суровее — забвением, словно человека этого звали Герострат или он был виновен в неисчислимых бедствиях. Но в истории России такое случается сплошь и рядом: князь Владимир Киевский, умудрившийся нарушить все заповеди Иисуса Христа, был объявлен святым, а Симеона, за всю жизнь мухи не обидевшего, церковь замолчала, хотя своим иноческим терпением он должен был по всем законам совести принять хотя бы венец мученика. За что же такая немилость даже в советские времена, когда история с религией шли в разные стороны?
Некогда Пушкин сказал о Борисе Годунове: "Лукавый раб, татарин, зять Малюты". Сказал, может быть, ради рифмы и размера строки, но Годунов навеки остался отрицатель-ным персонажем. Ну, что лукавый раб — ещё понятно: лебезил перед Грозным, чтобы вы-жить в лихую годину опричнины, и крутил интриги при дворе. С зятем Малюты Скурато¬ва — тоже как будто всё ясно: Малюта — записной палач и истязатель, Годунов пошёл по стопам тестя и убил царевича Дмитрия. Но при чём тут татарин? Это же не преступление! Тем паче, что последний чистокровный тата¬рин, от которого пошёл род Годуновых, умер лет за двести до рождения Бориса. Царь Симеон же Бекбулатович был настоящим татарином. Неужели этого ему не простили московские бояре? Точнее будет даже сказать: неужели московские бояре не простили ему того, что своим присутствием на троне он напоминал им об их же татарских корнях?
До крещения второго московского царя звали Саин-Булат. Его отец, Бек-Булат, был чингизидом — прямым потомком ханов Золотой Орды, — внуком последнего золото-ордынского хана Ахмата. Того самого, что в 1480 году стоял на Угре против Ивана III и вынужден был отступить, когда московский князь послал дружину, чтобы разграбить ос-тавшуюся без защиты Орду Ахмата. В 1558 году Иван Грозный пригласил родителя Саин-Булата к себе на службу. Но отец прослужил московскому царю недолго: хан Бек-Булат вскоре "голову положил на государевой службе". После его смерти служить продол¬жал сын. В официальных документах Саин-Булат именовался астраханским царевичем. В конце 60-х годов Иван Грозный сделал его* сначала ханом в Касимове, а затем и первым касимовским царём. Букет пожалований дополнило почетное звание слуги государева, которое давалось только приближенным к са¬модержцу лицам и его родственникам, про¬чие же скромно именовали себя холопами и людишками.
До Саин-Булата касимовские владетели, несмотря на столь внушительный титул, были скорее московскими служилыми людьми выс¬шего государственного разряда, а ханство было их своеобразным поместным окладом. Правда, в память о ханском происхождении их всегда сажали перед троном на одну сту¬пеньку выше бояр и удельных князей. В от¬личие от своих предшественников, которых в официальных бумагах именовали лишь ца¬ревичами, Саин-Булат получил титул царя Касимовского. Зачем Ивану Грозному пона¬добился ещё один царь в собственном царстве? Дальнейшие поступки Ивана этот вопрос прояснят...
И вот уже в качестве Касимовского царя Саин-Булат принимает участие в Ливонской войне, в походах 1571-1573 годов. Но как воевода победами он себя не обессмертил, скорее даже был неудачлив. Из первого похода Иван Саин-Булата вернул, пожалев мо¬лодого и неопытного человека, но на следующий год под его же неопытном руководством русское войско было наголову разбито при замке Лоде (Коловери). Царской опалы, которой ждали конкуренты за ступеньку под троном, не последовало.
В июле 1573 года, по всей видимости, по личному настоянию Ивана Грозного, Саин-Булат крестился и стал именоваться Симеоном Бекбулатовичем. Зачем ещё и это пона-добилось хозяину Кремля? До Саин-Булата он ничего не имел против того, чтобы каси-мовцы исповедовали ислам. Однако московский царь имел на касимовского царя дру¬гие виды.
Тогда же Иван Грозный, доводя до конца только понятное ему дело, женил новообращенного. Суженой стала Анастасия Мстиславская, дочь влиятельнейшего боя¬рина князя Ивана Федоровича Мстиславского, бывшего главы земщины. Он тоже вёл свой род от чингизида, царевича Худайкула. Анастасии предстояло разделить странную и нелегкую участь своего мужа.
Осенью 1575 года произошло событие, которое определило всю последующую судьбу Симеона Бекбулатовича. Иван Грозный отрекся от Московского царства в пользу касимовского царя, а сам стал просто князем Иваном Московским, скромно покинул Кремль и переехал то ли на Арбат за Неглинную, где поселился в бывшем опричном дворе, то ли на Петровку.
Современники растерянно разводили руками, наблюдая столь странные поступки и перемещения. При этом большинство бояр считало, что вся эта "комедия" задумана ис-ключительно для новой войны с ними, которую и поведёт царь Симеон, а Иван останет¬ся как бы ни при чём. Царские игры в отречение были уже известны. Память еще хранила ужасные воспоминания, что опричнина началась с того же: царь притворно ре¬шил отречься от престола. Многие историки считают, что Иван Грозный в порыве само¬дурства хотел унизить родовитое боярство, поставив над ними татарского царя, однако, надо признать, что в "татарстве" Симеона ничего обидного для московской знати и быть не могло. Наоборот, она — эта знать — ря¬дом с -ним была просто худородной. Саин-Булат вел свой род от Чингисхана, а значит, был "от честнаго царского корени". И, вплоть до Петра, официально считалось, что татар¬ские царевичи "честию всех бояр выше". Только начиная с Петровских времён, места у трона и в правительстве стали занимать немецкие ремесленники, отставшиеся не у дел на родине. К тому же надо вспомнить, что ещё при деде Ивана единственным ца¬рем на Руси назывался хан Золотой Орды, а московские государи получали ярлык' на ве¬ликое княжение из его рук. Симеон же (Саин-Булат) был законным наследником Золотой Орды, как внук Ахмата. Иван Грозный, конечно, мог и любил "божиими людишками играть", однако, с великокняжеским местом предков шутить бы не стал, посадив на него человека, который своим происхождением мог бы оскорбить царские регалии. Замысел Ивана был куда как хитрее: он хотел показать всему миру, что столица Золотой Орды теперь Москва.
И московские люди не обижались на своего государя, а только со страхом следили за его лицедейством: ведь следующего хода никто предугадать не мог. Но Иван Грозный дей-ствовать не торопился: "ездил просто, что бояре, зимою возница в оглоблех; а бояр взял себе немного, а то все у Симеона; а то, как приедет к Симеону и сядет далеко, как и бояре, а Симеон сядет в царьском месте". Своему преемнику он подавал униженные челобитные. "Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом, да с Федорцом, челом бьёт, просит пожаловать да милость свою показать". Грозный царь, сделав государственный ход, занялся излюбленной игрой — самоуничижением. Его нарочитое юродство вызывало ужас, поскольку обычно служило прелюдией к грядущим казням и падением в немилость. Несмотря на подчеркнуто подо¬бострастное отношение Ивана к Симеону, все прекрасно понимали, что власть осталась в тех же руках. Под именем и гербом Симеона Бекбулатовича выходили государственные указы и пожалования, но на его грамоты дья^я предпочитали не отписываться, а отвеча¬ли только князю Иванцу Московскому. Си¬меону не доверили управление Казанским царством и не дали ему распоряжаться даже государственной казной.
Здесь стоит, наконец, сказать, что формально Симеон не был царем, хотя все современники и потомки именовали его именно так. Осторожный Грозный не стал передавать ему титул царя, ведь и сам Иван только лишь тридцать лет назад первым среди Рюриковичей получил этот титул. На царский престол Симеон сел с титулом "великого князя всея Руси", но с которым, кстати, занимали это место предки Ивана 4. А так как место это уже было царское, то на Симеона и перенесли соответствующий титул. И в то же время царя Симеона не желали показывать иностранным послам. Их принимал только князь Иван Московский. На недоуменные вопросы английских послов он отвечал, что "дело еще не окончательное, и мы не настолько отказались от царства, чтобы нам нельзя было, когда будет угодно, вновь принять сан", а Симеон Бекбулатович, объяснял Иван, "поставлен лишь по нашему соизволению". Фарисейский этот ответ даже трактовать не требуется: Грозный откровенно заявлял, что Зо¬лотая Орда по-прежнему существует, только главный улус в ней теперь — Московский. Действительно, как Иван поставил Симе¬она "по своему соизволению", так по тому же соизволению и свел его. В августе 1576 года Симеон Бекбулатович в одночасье перестал занимать престол московских госуда¬рей. Царь вновь на удивление милостиво обошелся со своим "протеже".  Ему был пожалован титул великого князя Тверского, опять же единственного, кроме Ивана Гроз¬ного, великого князя в России (остальных великих князей к тому времени ликвидиро¬вали). Хоть "великое княжество Тверское" и было совсем небольшим (оно состояло из разоренной Твери, Торжка и Микулинского уезда), но Симеон был в нём хозяином, имел свой великокняжеский двор, приказы, бояр, дворец, распоряжался землями, судил и жа¬ловал "людишек своих". Но вместе с этим он вновь вернулся к роли служилого человека, хотя его по-прежнему именовали царем. Казалось бы, так и жить Симеону Бекбу-латовичу и по мере сил служить московско-му государю, управлять в обширных владениях, растить многочисленных детей, да вспоминать о перипетиях своей судьбы. Однако в 1584 году со смертью Ивана Грозного для Симеона наступили новые испытания.
На престол сел слабоумный Федор Иоан-нович (при чём слабоумным его считали за исключительную доброту и мягкость). Сразу же при дворе начались распри между настав-никами, которым вверил своего сына Иван (одним из них был И.Ф. Мстиславский, тесть Симеона.) Как известно, всё окончилось тем, что власть прибрал к рукам ловкий царский шурин Борис Годунов. С этого момента на¬чалась черная полоса в жизни царя Симео¬на. Сначала его тесть оказался в опале и был пострижен в Кирилло-Белозерский монас¬тырь под именем Ионы, а Борис Годунов избавился от могущественного соперника. Вслед за этим и сам Симеон Бекбулатович, который вообще не собирался участвовать в придворных интригах, был лишен титулов и имений и сослан на житье в свое тверское село Кушалино. Жил он там небогато: "дво¬ра же его людей в те поры не много было и живяше в скудости..."
После гибели в Угличе царевича Дмитрия всем стало понятно, что законная династия Доживает последние дни. Смерть бездетного Царя Федора поставила Россию перед не обходимостью выбирать нового самодержца. Естественно, первым кандидатом на осиро-тевший престол был Борис Годунов, однако таким однозначным положение вещей пред-ставлялось не всем. С новой силой разгоре¬лись в Москве интриги. И тут всплыло имя царя Симеона, однажды уже законно сидев¬шего на царском месте. Как оказалось, прочно укрепившийся за ним титул царя все ещё производил чарующее действие на современ¬ников. Идея божественности царской власти не могла предполагать приставки экс- в от¬ношении самодержца. Однажды посидев за¬конно на троне, Симеон в представлении той эпохи навсегда оставался царем. И как ни относительно было его царствование, в гла¬зах современников он все же обладал большими правами на престол, чем кто бы то ни был, в том числе и худородный (разу¬меется, по меркам московских бояр) Борис Годунов. Хоть он и зять предпоследнего царя, но в государстве жили сотни представителей княжеских родов. Сами они своих прав на ] трон не вьщвигали, понимая невозможность благополучного исхода: ведь если бы их созвали на собор и заставили голосовать, то каждый проголосовал бы сам за себя. В апреле-мае 1598 года в пользу отошедшего ото всех дел царя Симеона начали настойчиво высказываться Романовы и Бель-ские. Претендовавшие на власть знатные роды решили консолидироваться против могущественного Бориса вокруг фигуры царя Симеона. Расчёт был прост: если Симеон станет царём, то Россия на законном основании будет требовать себе земли до Монголии и Китая. Однако Годунову удалось быстро пресечь эту интригу, и царем стал он. Присягая ему, подданные в обязательном порядке обещали не хотеть на царство Симео¬на, не ссылаться с ним, не дружить и не родниться, а заодно и докладывать обо всех, кто собирался это делать. (Кстати, те же обеща¬ния они вынуждены были давать на присяге и сыну Годунова Федору.) В это время царь Симеон ослеп. По убеждению современни¬ков, его ослепили по тайному приказу Бори¬са. Из воспоминаний французского телохра¬нителя Годунова и ЛжеДмитрия, лично встречавшегося с Симеоном, известно, что Борис в день своего рождения послал Си¬меону милостивое письмо и просил выпить за его здоровье, для чего отправил испанс¬кого вина. Выпив этого редкого и дорогого тогда "лакомства", Симеон Бекбулатович ослеп.
Всеми избегаемый слепой царь Симеон уединенно жил в своем селе. Видимо, уже не надеясь на благополучие и "не искаша земнаго ничего", он решил, что пришло время позаботиться о душе и предвосхитить весьма вероятную опалу в скором будущем. Свои накопления он стал расточать на строительство храмов и на вклады в монастыри. Словно предвидя свою судьбу, особенно щедрые вклады отправил на Соловки.
Пока царь Симеон "душу строил", дела в государстве шли своим чередом. Страна  пережила страшный трехлетний голод и успела возненавидеть "законного царя" Бориса. Призрак убиенного царевича Дмитрия облекся в тело самозванца и даже не в одного, как потом выяснилось. Накануне его пер¬вого вступления в Москву Борис умер; поговаривали, что он отравился, мучимый страхом и совестью, что вполне возможно, если учесть, как тяжела для него оказалась шапка Мономаха. В конце концов, на престоле воссел Лжедмитрий (Григорий Отрепьев). Новый царь, достоинство которого могло быть под-вергнуто сомнению, не мог не вспомнить о старом царе, мирно проживающем в своих деревнях. Симеон Бекбулатович был пригла¬шен в Москву и обласкан. Но ласки самозванца оказались недолгими, потому что были притворными. В марте 1606 года Отре¬пьев решил одним махом, но при этом бес¬кровно, избавиться от возможного конкурента. (Хотя стоит сказать, что к этому времени у слепого и сломленного царя Симеона ни¬каких самодержавных амбиций уже и быть не могло. Не водились они за ним и ранее.) Дмитрий решил постричь его в монастырь, откуда путь в государи уже был заказан. Си¬меона постригли в тот же Кирилло-Белозер-ский монастырь, где за десять лет до этого окончил свои дни его тесть Мстиславский. 3 апреля царь Симеон стал старцем Стефаном. Но и Отрепьев недолго продержался на пре¬столе. После пострижения Симеона Бекбула-товича прошло полтора месяца, и Лжедмит¬рий I был убит. Однако свято место пусто не бывает, и в цари выкликнули боярина Василия Шуйского. Популярностью в народе он не пользовался, прав на престол у него со¬всем не было (современники говорили, что он "самочинно в цари нам поставился"), и потому он сразу вспомнил о несчастном царе Симеоне, теперь старце Стефане. Казалось бы, слепой монах не мог вызывать никаких тре¬вог и опасений, но уже через девять дней после своего прихода к власти Шуйский послал в -Белозерский монастырь пристава с грамотой, в которой приказал перевезти старца Стефана ещё дальше, на Соловки, под стро¬гий надзор. При этом царь Василий проявил необычайную поспешность и строго потре¬бовал, чтобы ему срочно отписали, "какого числа тот из монастыря выедет, что бы нам про то ведомо было вскоре".
На далеких Соловецких островах старец Стефан прожил шесть лет в нужде и под стро¬гим надзором. Не облегчили его положения и прежние богатые вклады, их пересилила серьёзность царского указа. Все это время он посылал в столицу грамоты с просьбой вер-нуть его в Кирилло-Белозерский монастырь. И только 25 июля 1612 года, когда на рос-сийском престоле законного царя вообще не было, над старцем смилостивились. "По со¬вету всея земли" его вернули в Кириллов. (Видимо, не малую роль сыграло в этой ми¬лости и то, что далеко не последним челове¬ком в этом "совете всея земли" был шурин старца Стефана Ф.И. Мстиславский.)
Новой династии Романовых, прочно ук¬репившейся на царском месте, дряхлый слепой старец Стефан был не страшен, и потому его (наконец-то!) оставили в покое. Последние годы своей жизни он провел в Москве. Старец Стефан доживал свой век в забвении и одиночестве. Ему выпала тяжкая участь — он пережил всех своих мно¬гочисленных детей — Евдокию, Марию, Анастасию, Федора, Дмитрия и Ивана. Не дождалась его возвращения и жена Анас¬тасия, которая вослед мужу приняла пост¬риг и стала старицей Александрой. Она скончалась 7 июня 1607 года, когда старец Стефан находился на Соловках, и была похоронена в московском Симоновом мо¬настыре. Сам же Стефан преставился 5 января 1616 года и был погребен рядом с супругой. Власти в последний раз доказа¬ли, что они не забыли о родовом досто¬инстве старца. Распорядившись похоронить его в Симоновой обители, они воздали ему тем самым последние княжеские почести. Бывшего "царя Симеона" новые "предер-жатели земли российской" не захотели хоронить в царской усыпальнице в кремлев-ском Успенском соборе. Симонов же монастырь одно время служил местом упокоения великих русских князей и царей, там и решено было, соблюдя соответствующие приличия, устроить погребение старца Стефана. На его надгробном камне было написано:
"Лета 7124 году генваря в 5 день преставился раб Божий царь Симеон Бекбулатович во иноцех схимник Стефан".
Сейчас уже не найти этой могилы, на месте Симонова монастыря возвышается дворец культуры ЗИЛа.
С погребением память о царе Симеоне ушла быстро.
Бывшему татарскому царевичу выпала причудливая и тяжкая судьба, полная парадоксов и контрастов. Побыв ханом, царем и великим князем, он пережил шесть царей и закончил жизнь монахом. Будучи татарским царевичем, прямым наследником Золотой Орды, Саин-Булат стал русским царем. Из правоверного мусульманина его заставили превратиться в православного схимника. Трижды он менял имя. Не желая власти и не делая ничего, чтобы приблизиться к ней, был постоянно ею настигаем и преследуем. Имел большой почет, но знал, что за спиной многие посмеиваются над ним. Не был виновен, но страдал только за то, что ему выпало несчастье не по собственной воле посидеть какое-то время на московском престоле. Злополучный царский титул поглотил жизнь человека, в жизни своей желавший людям только добра.
В глазах преемников вина Симеона Бекбулатовича была лишь в том, что он занимал московский престол и остался после этого жив. Сами недостаточно прочно восседая на троне, они не хотели мириться с еще одним законным царем в своей державе (двум мед-ведям, как известно, в одной берлоге тесно, даже если один из них уже "на пенсии"). Поскольку до других многочисленных "законных" искателей престола им было трудно добраться, то свою суровость и непреклонность в вопросах государственного порядка они изливали на того, кто и не со¬бирался сопротивляться, а именно на безро¬потного царя Симеона, который, может быть, всю свою жизнь хотел лишь одного, — чтобы московская власть оставила его, наконец, в покое. Но власть, особенно в России, это дверь, которая открывается только в одну сторону, однажды поимев с ней дело, отделать¬ся от нее почти невозможно. Она, в лице своих служителей, ничего не забывает и ни¬кому не прощает. У нее нет снисходительности, она всё воспринимает всерьез и буквально (уж если ненавидит, то и дышит негодованием вместо воздуха), и особенно суровой и серьезной она становится, когда речь вдет о ; местах под троном. И именно потому Симе¬он Бекбулатович на всю свою жизнь так и остался несчастным заложником царского титула...