5. Так и было

            Ещё одним развлечением для меня были походы в баню. Об этом нельзя не рассказать, это был почти  ритуал!   Каждую субботу, зимой и летом  мы с мамой шли на улицу Сенную, довольно далеко от нашего дома.
Баня  тоже была  выстроена    очень давно, но основательно – двухэтажное каменное здание с буфетом, парикмахерской и большой прихожей на первом этаже, заставленной кадками с фикусами .  Длинная очередь  женщин с детьми начиналась снизу лестницы, ведущей на второй этаж и медленно   двигалась к заветной двери , куда мы все хотели побыстрее попасть. Наконец, дождавшись своей очереди,   входили в раздевалку.

Ряды высоких , очень узких , блекло-голубых шкафчиков, с пристроенными к ним скамьями и  деревянными,  решётчатыми настилами на полу, были расположены торцом  к   окнам, поднятым  высоко над  полом.  Мы медленно шли  у противоположной стены  вдоль рядов, высматривая открытую дверцу шкафчика. Это означало, что он свободен. Потом раздевались , вешали и укладывали вещи и кричали банщицу, чтобы она подошла и закрыла его. Женщина-банщица вставляла ключ, похожий на маленькую кочергу, в проделанную в шкафчике дырку, энергично шевелила этой железкой  и он, как ни странно, оказывался запертым.

Мама брала  два тазика , а мыло и мочалку из мелкой рогожи  приносила с собой. Мы   открывали разбухшую от сырости дверь, и осторожно входили в узкий  скользкий предбанник.  Из него  проходили   в  зал, иначе и не назовешь это большое , высокое помещение, заполненное паром , шумом льющейся на пол воды, звоном  тазов  и  гомоном людей . 
 Мама крепко держала меня за руку и искала свободную скамейку.  Они тоже были расположены рядами : каменные, на изогнутых ножках, шершавые ,с выщербленными по поверхности  камушками .  Каждый ряд упирался в стену, с высоко расположенными,  окнами. Противоположный  конец  ряда заканчивался  скамейкой, с подведенными к ней трубами горячей и холодной воды. Женщины по очереди наполняли тазики, открывая большие, сердито шипящие краны  с деревянными ручками , и расходились по своим местам.

Пока мама мылась, я сидела , болтая ногами,  глядя по сторонам. Женщины молодые и старые, девчонки всех возрастов, маленькие мальчишки:   все были голы, равны и солидарны в одном желании – стать   чистыми  до следующей субботы.  Женщины хлюпались сами, намыливали и отмывали орущих  детей. Самых маленьких усаживали в таз с водой и давали в руки резиновую игрушку. Малыши колотили ею по воде, брызги летели во все стороны, но никто не ворчал. Всем хотелось  расслабиться , никуда не торопясь, посидеть в жарком тумане с тазиком прохладной воды…

Но, внизу ждала очередь,  все это понимали, да и банщицы, изредка пробегая в парную, кричали напоминая : «Свободных мест нет!»  Наконец  мама принималась за меня. Намыливала голову, глаза щипало, если я не успевала их закрыть, тёрла   «деручей» мочалкой и смывала чистой водой,  поливая сверху, при этом приговаривая:  «Как  с гуся – вода,  так с Леночки – худоба!». ( Не помогло…))
Потом  мы осторожно выходили в тихую и прохладную раздевалку. Мама зорко следила, чтобы я ни к чему не прикасалась, всё  вокруг считалось  грязным, а мы-то уже чистые! Снова надо было кричать банщицу, называя номер  шкафчика, чтобы его открыли. Потом   вытирались, одевались и спускались вниз.   

Обязательно шли в буфет, эта часть ритуала была самой приятной. Мама брала себе кружку пива, наполовину с пеной, а мне – стакан  «морса»  -    газированного напитка с малиновым сиропом и немного конфет «Рококо», так они назывались. Я не знаю, из чего они были сделаны, светло-коричневые, рассыпающиеся во рту,  с привкусом топлёного молока,   формой напоминали  розочки, плоские с одной стороны.  Может,  это и был варёный сахар с молоком ,  с тех пор я  ничего подобного не пробовала.

Умиротворённые и  счастливые мы отправлялись домой . Тихо шли по улицам, разговаривая и разглядывая прохожих.                Да,  в те  годы  люди умели  ценить,  даже   такие маленькие радости…  Видимо оттого, что не так уж много их было.