Пирог с палтусом

               

  Рыбина вынырнула поверх льющейся из трала волны трески. Треска трепетала, хлопала хвостами, каждая норовила вывернуться из общей  тяжелой, скользкой кучи, расползающейся по палубе.  А эта громадина проплыла по ворошащимся телам рыб и застыла у комингса люка, пару раз лениво ударив хвостом.

 Черное, матовое, ромбовидное её тело казалось инородным на палубе среди искрящихся, трепещущих, светло-коричневых с зеленцом, рябых тел трески. Капитан, стоявший на крыле мостика, зашел в рубку и горделиво, как будто он сам лично вытащил эту рыбину на борт, заявил:

-   Красавец. 
   И, не удовлетворившись произведенным эффектом, продолжил рассуждения:
-   Синекорый палтус. Метр с лишним будет. А? Как думаете? – спросил, ни к кому лично не обращаясь, и продолжая рассматривать рыбину.

   На мостике, кроме него, был молоденький штурман Костик и пожилой матрос рулевой Палыч. Костик молча, заворожено, прижав нос к иллюминатору смотрел на рыбину. Ему нечего было сказать, он первый раз видел палтуса. А Палыч, на время отойдя от штурвала, глянул в иллюминатор и, вернувшись на место, уважительно пробурчал:

-    Да, хороший экземпляр.

   Капитан вернулся на крыло мостика и начал отдавать распоряжения обычные при подъеме трала и подготовке его к новому спуску. В какой-то момент он, увидев, что палтус собираются смайнать в трюм следом за остальной рыбой, крикнул:

-    Федька, - остановил он цепляющего крюком рыбу матроса, - не трогай палтуса. Позовите сюда Алешку, он знает, что с ним делать.

     Алешкой звали судового кока. Это был здоровый рыжий мужик, с виду ленивый и неопрятный. Но пользующийся каким-то своим, им только понятным, уважением у капитана. Хотя что тут не понятного – оба архангельские. Поморы.
 
     Пришел Алешка, подцепил пальцами под жабры палтуса, легко поднял его почти на уровень своего плеча и глянув на мостик, сказал:

-    Ай, молодец Иваныч! Мой дядька таких на яруса брал. Ладно. Сделаю, как положено.
   И унес рыбину на шлюпочную палубу. Костик, когда уже поставили трал, вышли на курс траления, а капитан ушел к себе, проверил, как держится на курсе рулевой и выскочил на шлюпочную палубу. Любопытство разбирало его. Что там делает с палтусом кок?
 
   Увидел он, конечно, не то, что думал увидеть. Он ожидал увидеть импровизированный разделочный стол, на котором Алексей будет пластовать – разделывать рыбину. Все оказалось просто и не интересно. К леерному ограждению была крепко принайтована селедочная бочка на треть заполненная крупной солью для засолки рыбы.

 А Алешка уже заталкивал в эту бочку палтуса. Заталкивал, безжалостно утрамбовывая его, заламывая хвост и всем своим весом придавливая рыбину. Затем он присыпал рыбу сверху солью и стал убирать за собой палубу.

-    И это все? – спросил Костик.
-    Чё, все? - не глядя на него, отозвался кок.
-    Это и все приготовление рыбы? Это засол такой?

-    Ты о чем, паря?
-    Вы же испортите ценную рыбу! Вы даже внутренности не вытащили! Она протухнет!

   Алешка собирал с палубы рассыпанную соль и стоял, наклонившись, боком к Костику. Не распрямляясь, глянув через плечо, он какое-то время рассматривал молодого штурмана, а потом, ухмыльнувшись, сказал:
-    Паря, тебя учили курс держать? Вот иди…, и держи…

     Подмел за собой и ушел. А Костик вернулся на вахту. Расстроился он очень. И от непочтительности кока. Что не говори, но ведь кок разговаривал с вахтенным помощником капитана. А разговаривал, как бичи у пивнушки лаются.

  И от того, что такую красивую рыбу так испортили. Вот, доверили её неряхе и лентяю Алешке, и теперь команда лишится вкусной еды.

     Уже через пару дней у Костика появилась возможность убедиться в своей правоте. Выйдя на крыло мостика и глянув в сторону шлюпочной палубы, он увидел палтуса, висящем на шлюпбалке. Рыбина была вся искорежена, после лежания в бочке, вся облеплена солью, и с неё капала сукровица. Одним словом вид у неё был ужасный. «Хотя бы сейчас удалил из неё внутренности и помыл рыбу» с негодованием подумал Костик.

 Сдерживаться он больше не мог и поделился своим негодованием с Палычем. Но что удивительно, когда Костик спросил его, видел ли он, что сделали с синекорым палтусом, тот равнодушно кивнул головой. Как будто, так и надо.

 Дальше – больше. Костик возмутился, мол, рыба завоняется! А Палыч опять кивнул и сказал странное «А как же». «Идиоты», про себя подумал Костик и больше на эту тему разговаривать ни с кем не стал.

     Несколько дней пролетели как один. А на промысле так и есть. Рыбалка хорошая, погода хорошая – время летит незаметно. Костик уже давно смирился с потерей палтуса и стал забывать о нем. Но последние день – два рыба начала издавать очень специфический запах. Ну очень специфический. Как установил Костик – рыба стала разлагаться.

 И в какой-то момент он не выдержал и спросил капитана. Как бы небрежно спросил. Ну, что мол, угробил палтуса Алешка? Капитан сделал вид, что не расслышал, поговорил о промысловых делах и, уже уходя с мостика, сказал Палычу:
 
-     Ну, что Палыч, на днях пирога поедим?
-   Да уж, - подобострастно закивал Палыч, - давненько мы…  однако, на югах таких пирогов печь не умеют.

   Капитан ушел, а Костик до конца вахты с Палычем словом не перебросился. Что же он, не понял, что-ли, что этот их разговор ответом был ему на вопрос.  «Тоже мне, заговорщики! Было бы из-за чего щеки надувать!

 Рыбу угробили, и делают вид, что это что-то особенное». Дальнейшие манипуляции Алешки с рыбой Костика уже не волновали. Он краем глаза видел, что тот заливал водой рыбу, опущенную в уже, якобы, чистую бочку. А когда тот её забрал на кухню и что с ней потом делал, он уже не интересовался.

     Утром, собираясь на вахту, Костик даже через открытую дверь услышал необычный аромат, доносящийся из столовой. Она была рядом с его каютой, в нескольких шагах. Забыв об интригах с рыбой, он поспешил на завтрак. На столах, накрытых чистыми белыми скатертями стояли чайники, алюминиевые кружки и в больших чистых противнях нарезанный кусками пирог.

 Противней было три, куски пирога лежали на них горками, но аккуратно. Куски были громадными, каждый с небольшую тарелку. И толщиной они были в четыре, а то и больше, пальца. От этих кусков шел пар. Ясно было, что они только что из печи.
 
   Костик сел на свое обычное место лицом к раздаточному окну. В окне в чистом белом переднике стоял Алексей. Он равнодушным жестом показал Костику, что мол, все на столе. Что еще нужно? Костик налил себе чаю и нерешительно взял кусок пирога.

   Запах уже давно заполнил все ведомство кока – и камбуз, и столовую, и проникал уже по коридорам траулера. От куска, который держал в руках Костик, шел необычный аромат. Это был пряный привычный запах хорошей сдобы, но к нему примешивался не просто запах рыбы – это был смешанный запах моря с множеством тонких ароматов и свежей рыбы и водорослей и морского соленого ветерка.

 Костик забыл, какой он видел эту рыбу, и откусил большой кусок. Первое, что он почувствовал, это то, что и тесто и начинка были равными по ощущениям. Они были пропитаны друг другом. Это было своеобразное пирожное. Его не надо было жевать. Оно таяло во рту.

 Первый кусок Костик съел, не заметив, как это произошло. Он улыбнулся смотревшему на него из раздаточного окна Алешке и взял второй кусок. Второй кусок он уже съел, запивая чаем. Выходя из столовой, он поблагодарил Алексея и показал ему большой палец.
 
   На обед пирога уже не было. Съели. А в конце вечерней вахты на мостик заглянул Алексей и в темноте ткнул в бок Костику теплый пакет.
 
-    Что это? – удивился Костик.
-    Да вот, начинка осталась, я капитану… и тебе, Константин Николаевич, немного испек. Покушайте, а то холодно.

-    Правильно, Леша, - похлопал по спине уходящего кока Палыч, - а то Константин Николаевич выскакивает на крыло, а там уже холодно. Молодой, горячий.