Школьные годы чу...

Вот и наступил сентябрь.

Дверь лифта с натужным скрежетом открылась – так и есть, дальше поеду не одна. В кабину прошаркала щупленькая ссутулившаяся фигурка. Унылый взгляд из под больших очков. На боку пузатая сумка в наклейках. Коричневый мешочек на тонкой веревочке почти достает до пола – я сменку в таком же носила. Да уж, годы идут, а этот атрибут школьника не меняется. Парнишка, живущий этажом ниже, пошел в седьмой, кажется, класс.

В седьмой класс той же самой школы, которую много лет назад окончила я. С тех пор школа поменяла не только номер, но и статус – превратилась в гимназию. Очень-очень престижную. Туда на красивых машинах привозят детишек со всего города  обеспеченные родители.

Чтобы поступить в гимназию, надо пройти строжайший отбор – шестилеток экзаменует серьезная комиссия. Претенденты должны хорошо писать, читать и считать. И много всего знать. Да еще и уметь все это продемонстрировать перед строгими дядями и тетями.

Судя по отдельным слухам, строго экзаменуются также кошельки родителей.

Несмотря на все препоны, желающих пристроить в гимназию своих отпрысков не убавляется. Как же – сложившийся профессиональный коллектив учителей, директор, который работает в гимназии с ее основания, то есть уже больше тридцати лет, высокий уровень преподавания. И как результат - блестящие перспективы для выпускников, которые слёту поступают в самые престижные московские вузы.

Не зря соседка была такая гордая, что удалось пристроить туда сынулю. С откровенной жалостью взглянула на меня, когда узнала, что я отдала свою дочь в другую школу. Обычную, совсем не престижную и дальше от дома.

- А чего не в нашу гимназию? – спросила тогда соседка елейным голосом. А у самой глаза блестят, плечи расправила. Я выше ее на голову, но, тем не менее, она смотрит на меня сверху вниз. 

Что ответить? Соврать, что денег не хватило? Что ребенок не тянет? Пусть человеку будет приятно. Или сказать правду – что когда-то я сама окончила эту школу и до сих пор не могу вспоминать о ней без отвращения? Хотя, что правда, то правда, с поступлением в институт у меня проблем не было. Карьера тоже в порядке. И все-таки…

Раньше, в моем детстве, это была просто свежепостроенная районная школа, с линолеумом на полу и бюстом Ленина в холле, в которую брали по прописке.

Перед глазами возникает бородатое лицо физика. Он чем-то похож на Чехова. Только без очков. Физик любил нестандартно порассуждать о жизни. Прикладная философия, так сказать.

- Вы думаете, почему я стал учителем? – говорил, например, физик, - потому что с вами, придурками, возиться захотел? Щаз. Разбежались.

Класс затаив дыхание ожидал откровения. Физик держал театральную паузу, потом, понизив голос, доверительным тоном сообщал.

- Я стал учителем, потому что в пединститут было легко поступить, там конкурс маленький. Да и девчонок полно. Поэтому парней всех подряд брали.

Так я узнала в тринадцать лет, почему люди идут в учителя. Понятно, что о любви к профессии вообще и к детям, в частности, речи не шло. Физик нас не любил. Мягко говоря. Мы его тоже. Не любили и боялись. На его уроки каждый раз шли с учащенным сердцебиением и вспотевшими от страха ладошками.

Он часто орал на нас и бил линейкой. Бил, правда, только мальчишек. Девочки в это время сидели в оцепенении, тихие, как мыши, боясь привлечь внимание.

- Я вот с вами тут нянчусь, - это была вторая любимая физиком тема, - а, может, вас надо было уничтожать в зародыше. Может, из вас новые Гитлеры вырастут.

С урока мы выходили придавленные грузом вины за своё позорное будущее.

Нет, конечно, не все учителя называли нас гитлерами и били линейкой.

Была, например, математичка. Сухонькая такая старушечка со взглядом инквизитора. Ее считали замечательным преподавателем. Да, методика у нее была на высоте. Но тех, кто не понимал или не любил математику, она перед всем классом унижала так, что бедолаги еще долго чувствовали себя раздавленными.

Имелись среди моих учителей и откровенные пофигисты – прийти, оттрындеть своё, не глядя на класс, и свалить домой побыстрее.

Но была и совершенно замечательная учительница литературы – Галина Александровна – она обожала свой предмет и нас. Мы ставили с ней спектакли, читали много интересных книг сверх программы, обсуждали их. Она преподавала у нас два года, а потом ушла. Коллеги «сожрали». За непохожесть на них.

Преподавал в нашем классе и директор школы. Тот, который с самого основания и по сей день. Строгий был мужчина. Даже суровый. Проявлял благосклонность только к тем детям, чьи родители могли принести ему конкретную пользу – ну, например, в магазине работали. Время-то было советское, дефицитное.

Впрочем, в этом практичном подходе к ученикам со своего босса брали пример и другие учителя. Поэтому в нашем классе лучше всего жилось детям врачей и снабженцев.
А мне не повезло. Мои родители были научными сотрудниками.

В последние три месяца десятого класса я придумала себе замечательное занятие – считала, сколько до окончания школы мне осталось провести в ней дней, часов, минут и секунд. Подсчеты секунд мне особенно нравились. Каждый урок – это 45 минут и 2700 секунд соответственно. Значит, отсидев урок, я становилась ближе к свободе на 2700 секунд.

Излишне говорить, что ни на одну встречу бывших одноклассников в школу я не пришла. Слышала, что мало кто туда наведывался. 

- Так чего ж вы дочку тоже не в гимназию? – тогда, несколько лет назад, гордой своим сыном соседке не терпелось услышать мой ответ. – Там такие учителя хорошие, опытные, многие с самого основания работают.

- Вот потому и не в гимназию… Я, знаете ли, как-то больше молодежи доверяю.

Так себе ответ, конечно. Но лучше чем ничего.

А сегодня в лифте я увидела унылые глаза ее сына и мне опять вспомнился физик. Когда я училась ему было около тридцати. Значит, до пенсии еще не доработал. Все еще преподает, наверное.

- Держись, парень, когда-нибудь это закончится, - говорю я соседу. – А будет совсем хреново – считай секунды. Помогает.