Книга длиною в жизнь. Притяжение

К 130-летию со дня рождения Александра Грина

               – Ты знакома с творчеством Грина? – Сергей начал разговор издалека, чуть задумчиво.
               – Конечно, и довольно неплохо.
               – «Бегущую по волнам» хорошо помнишь?
               – У меня даже своя история, связанная с ней, есть…

                Из телефонного разговора с С. Декопольцевым
               
               
НАТКИНА РЕЧКА

Сестрички Ната и Надя очень любили ходить в гости к бабушке. Бабушка жила далеко, на Заречной улице и идти к ней нужно было через весь посёлок, но сколько удивительного вокруг! Тихая улочка Лесная, звонкие деревянные мосточки, целлюлозно-бумажный завод с огромными подъёмными кранами, железная дорога, куда ребятишки прибегали смотреть на поезда, депо и, конечно же, самое интересное – речка Пукса и мост через неё. На высоком берегу росли ромашки и земляника, а вода… Жутковатый красно-коричневый поток задорно журчал в извилистом каменистом  русле.
Ничего таинственного в необычном цвете не замерзающей даже в самые сильные морозы воды не было: с завода в речку сливали отходы производства. За их неприятный запах, иногда проникавший в самые дальние уголки поселка, речку прозвали Газкой. Но раза два за лето, когда на заводе велись профилактические работы, вода светлела и слегка убывала. 
В один из таких дней сёстры в очередной раз отправились навестить бабушку. Они вприпрыжку сбежали с горки и собирались, не сбавляя скорости, промчаться по мосту, как вдруг одна из них резко остановилась: «Зачем по нему идти, если Газка обмелела? На другой берег можно и по камушкам перебраться!» Сказано – сделано. Не раздумывая ни минуты, девчонки спустились вниз, и, как были, в летних сарафанчиках, носочках и босоножках, запрыгали по выступившим из воды, согретым солнышком валунам.
Надюшка бежала впереди. Она ловко преодолела препятствие и с нескрываемым восторгом дожидалась сестру. А той повезло меньше. На середине реки очередной валун, на который едва успела ступить Натка, неожиданно зашатался. Удержать равновесие оказалось невозможным, каменная тропинка осталась в стороне и тогда… девочка побежала. Прямо по воде, думая о том, что белые носочки придётся отстирывать, что предстоит оправдываться перед бабушкой… А что скажет мама, и что бы такого придумать, чтоб меньше ругали?
Сколько мыслей пронеслось в голове за несколько коротких секунд!..
Но самое невероятное случилось потом. Берег, не такой уж далекий на самом деле, встретил девочку мягкой зелёной травой, а Надюшка…Она широко раскрытыми глазами смотрела не куда-нибудь, а на Наткины ноги.
Натка тоже посмотрела на них…Зажмурилась и посмотрела ещё раз… Носочки остались белоснежными. А босоножки выглядели так, будто и не было никакой воды. Даже их подошвы остались совсем сухими…

«БЕГУЩАЯ…» ОТКРЫТИЯ.

Стоит ли акцентировать внимание, что приведенный выше отрывок – один из тех ярких эпизодов, которые случаются с каждым из нас? Их не один и не два, этих эпизодов. Взбудоражив на краткий промежуток времени спокойную и размеренную жизнь, они постепенно забываются, вернее, прячутся нашей памятью в самые укромные уголки, чтобы снова дать о себе знать – в самый неожиданный момент… Для чего? Чтобы их герой получил ответ на тот или иной вопрос? Чтобы помочь в поиске ниточки, от тайного ведущей к явному? Явному, открыв которое, задаешься новыми вопросами.
Я намеренно не использовала миниатюру «Наткина речка», написанную несколько сумбурно пять лет назад и изначально задуманную как детская, целиком. Потому что окончание ее не могло, и не будет содержать того, о чем хочется сказать сейчас – глубинной, назову ее подсознательной, философии, без которой не обходится ни одно приключение. Вот только осознаем мы это не сразу, а намного позднее. Потому что многослойность одного и того же произведения (эпизода жизни) открывается постепенно, по мере взросления читателя (героя), по прошествии длинных ли, коротких промежутков времени снова и снова перелистывающего страницы знакомой, казалось бы, истории.
Итак… Как нельзя лучше подходившее к приключению, но непонятно откуда возникшее в голове маленькой моей героини (меня самой в прошлом) в момент воссоединения с берегом, словосочетание «бегущая по волнам», наверное, так и осталось бы незамеченным,  если бы… По невероятному стечению обстоятельств в тот памятный день  в одной из радиопередач не заговорили о Грине. О его «Бегущей по волнам». Я не вспомню подробностей передачи сейчас, потому что не запомнила их и тогда, в десятилетнем возрасте. Но память прочно удержала подсказанное чуть раньше (случайно ли?) кем-то неведомым название и ставшее еще более близким имя автора, с «Алыми парусами» которого уже скоротала на тот момент не один вечер. Именно поэтому, забыв о самолюбии (я же на год старше, значит, умнее должна быть!), подошла на следующий день к подружке – девочке начитанной – гораздо больше меня, практически не расстающейся с книгами и сегодня.
– Оль, у тебя «Бегущая по волнам» есть? О чем она?
– Есть. Но ты же «Алые паруса» читала. Так вот: это одна и та же книга.
Сказано было очень авторитетно. Но… Я удивилась и перевела разговор на другую тему, потому что… не поверила. И оказалась права. Прочитанная осенью того же года «Бегущая по волнам» на долгие годы затмила «Алые паруса». Затмевает и сейчас. Чем? Почему? Трудно объяснить.
Возможно тем, что «Алые паруса» – самая настоящая сказка. Красивая, добрая, невероятно романтичная, с достаточной долей фантастики, но сказка (впрочем, так ли далеки друг от друга жанры сказки и фантастики?)
Именно с «Алыми парусами» накрепко сплелось то ли услышанное от кого-то, то ли  вычитанное все у того же Грина в далекий теперь период детства «они жили долго и счастливо и умерли в один день». Фраза, которая никогда и ни коим образом не ассоциировалась у меня с «Бегущей…». Фраза, ставшая счастливым звеном, чудесным романтическим штрихом многих произведений Грина. Но не коснулся этот штрих ни Гарвея, ни Фрези.
Не этим ли и выделяется «Бегущая…» из ряда других произведений Александра Степановича?
Помните эпизод, последние слова, которыми заканчиваются «Алые паруса»?
«Он (виолончелист Циммер – Прим. автора) сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…»
А «Бегущая по волнам»?
«– Добрый вечер! – услышали мы с моря. – Добрый вечер, друзья! Не скучно ли вам на темной дороге? Я тороплюсь, я бегу…»
Да, романтика. И там, и там. Но в первом случае – спокойная, созерцательная. Возвышенно-космическая, если хотите. И беспокойная (за близких духовно – беспокойство), чуть мятежная: земная – во втором. Но не менее притягательная от этого. И снова: «почему?»
Если заглянуть глубже, герои повести «Алые паруса» и романа «Бегущая по волнам», которых принято считать главными, не такие уж и главные на самом деле. Главный герой их не имеет имени. Хотя, нет, я не права. Имя его звучит слишком часто, чтобы завладеть нашим вниманием на более высоком уровне. Зовут его… Море – именно так, с большой буквы. Море – главный герой лучших романтических произведений Грина.
Крым, не существующий для нас, людей, без шелеста волн, кажущейся бесконечной соленой глади, не просто стал второй родиной писателя, притягивающей сильнее Вятки – родины настоящей. С первого знакомства он наложил на юного Сашу Гриневского особенный отпечаток, на прочность которого не смогли повлиять никакие перипетии. Потому, наверное, буду недалека от истины, если назову Крым местом рождения нового Александра – писателя Грина. А могло ли случиться иначе? 
Самые яркие романтические впечатления мы получаем в юности – все без исключения. Юность – тот период, когда чаще всего смотрим на звезды, зачарованно наблюдаем за движением воды, игрой огня и почти не замечаем случайно или намеренно нанесенных обид. Взрослея документально, одни из нас остаются романтиками, другие…
 
«Ты, земля, стала твердью пустой:
Рана в сердце… Седею… Прости!» –

это строчки стихотворения Грина из рассказа «Корабли в Лиссе». Грина, который, несмотря ни на что, остался романтиком.

МАЯЧКИ МАЛОЙ РОДИНЫ

Домик писателя в Феодосии. Его я запомнила очень смутно. Вернее, даже не сам домик – небольшой тесный двор с высоким сплошным забором, шелковицу, множество черных ягод на голой, растрескавшейся земле… Зашли туда по настоянию крымской знакомой, сразу после посещения дома-музея Айвазовского: «Быть в Феодосии и не погостить у Грина?» Мне –15-ть. Я пребываю под впечатлением «Девятого вала»… Настоящее море всего в километре-двух. Его соленое дыхание настойчиво зовет на берег.
Год назад на мои риторические рассуждения и вопрос «Почему притягивает малая родина?» пожилая, немало повидавшая собеседница дала неожиданный ответ: «Притягивает не место рождения, а вода – водоем, который расположен рядом с этим местом». Правота ее не подлежит сомнению. Речка и озеро малой родины, к которым неизменно возвращаюсь в своих строчках, для меня – то же самое, что море – для Александра Грина. Хотя… оно и моё – гриновское море, бережно сохраненное карандашными рисунками школьной поры. Они особенные, те минуты, когда рука чуть отрешенно вычерчивала на бумаге… нет, не силуэты отважных мужчин и прекрасных девушек, а бригантины, шхуны, галиоты, легко скользящие в беспокойных водах…   
И все же, еще раз вернусь к тем главным героям «Алых парусов» и «Бегущей по волнам», чьи имена – перед глазами читателя. Чем руководствовался автор, выбирая их? Слуховым осязанием? Желанием выделить из массы других своих героев? Не буду искать истинные причины, только напомню: Артур Грей («Алые паруса»), Гарвей (его имя встречается в романе так редко, что не играет для меня какой-то особой роли), Фрези Грант («Бегущая по волнам»). Поставьте их в один ряд с псевдонимом самого автора во главе: Грин – Грей – Гарвей – Грант. Слышите? Скрипуче-такелажное «г-р», от которого веет солеными просторами.
«Я вижу, вы любите море. Море! Когда произнесешь это слово, кажется, что вышел гулять, посматривая на горизонт. Море…»